— Трусишь?
— Просто понимаю, что может начаться. Дело ведь не в усадьбе.
— Не в усадьбе, — согласился Артюхов.
— Всё только больше закручивается.
— А разве нам не это нужно? Мы с тобой журналисты, золотце. Это наш хлеб. Закручивать, а потом раскручивать.
Алёна помолчала, потом откинула козырёк от солнца, посмотрела в прикреплённое к нему зеркало, облизала накрашенные губы. Вдруг вспомнила:
— Моя машина осталась у редакции.
— Я потом тебя отвезу. Всё равно надо будет с Рыбниковым переговорить.
— А он будет на пресс-конференции?
— Ещё бы. Там народа будет тьма. Кто такое пропустит?
Странно. Дело серьёзное, за ним стоит смерть человека, и не важно, хорошим он был или плохим, за всем этим стоит уголовное и политическое расследование, а все ожидают представления, спектакля, едва ли не циркового. И она в том числе. Надеется получить свою выгоду, урвать хоть маленькую, но частичку удачи, на чужом несчастье построить что-то своё, и успокаивает себя только тем, что лично не знает никого из главных участников, и их одобрения или неодобрения не боится. Как Тарас говорит себе, что это работа. Лишь работа, которую она любит и которую выбрала.
Перед Домом журналистов даже припарковаться не удалось. Довольно просторная парковка была забита, в переулках машины, на соседних улицах машины, повсюду снуют журналисты, с камерами и фото-аппаратурой. Кто-то уже записывает сюжеты и выбирает лучший ракурс. Алёна оглядывалась, наблюдая за происходящим, пока дожидалась, что Тарас её догонит.
— Москвичи, — сказала она ему, когда Артюхов подошёл. Даже кивком указала на логотип федерального канала на боку одного из микроавтобусов.
— Вижу. — Едва ощутимо подтолкнул её вперёд. — Сядешь здесь, — сказал он, когда они оказались в жужжащем, как улей, зале. Указал рукой на один из последних рядов.
— А ты?
Тарас улыбнулся ей.
— А я во втором, с Рыбниковым.
Алёне оставалось лишь кивнуть.
— Хорошо.
Тарас повернулся к ней лицом, на минуту отгораживая её от людей своей спиной. Поймал взгляд Алёны и негромко и наставительно заговорил:
— Следи за ходом вопросов. Вперёд не лезь, дождись подходящего момента. Когда почувствуешь, что ажиотаж на убыль пошёл, тогда наступит твоё время.
Алёна слегка хмурилась, потом даже лоб потёрла, а Тарас, видимо, решив, что она сомневается, коснулся пальцем её подбородка. Чуть приподнял, Алёне пришлось посмотреть ему в лицо, а Артюхов сказал:
— Смотри на меня, — решил он, — я подам тебе знак.
Она оттолкнула его руку.
— Это всего лишь усадьба, — вырвалось у неё. — Кого это волнует, кроме нас с тобой?
Алёна направилась мимо него к проходу между рядами, а Тарас сказал ей в спину, с явным смешком:
— Это национальное достояние, детка.
Что ж, в этом он прав. Национальное достояние, разбазаривать которое так запросто не стоит.
Кому-то нужно встать на страже этих самых интересов. Кажется, это легло на её плечи. Не зря же она ездила в Марьяново и скиталась под дождём?
Появления Кострова пришлось подождать. В зале собралось человек двести, все с нетерпением ждали обещанного шоу, полиция стояла в дверях. И это была не охрана Дома журналистов, это была именно полиция, в первом ряду сидели люди при погонах, и явно приехавшие из столицы. А московские телевизионщики были особенно преисполнены важности и солидности, они переговаривались между собой, больше ни на кого не обращая внимания. На сцене впереди был установлен стол с микрофонами, несколько стульев, Алёне даже интересно стало, кто там ещё кроме Кострова-младшего сидеть будет. Неужели вместе с ним приедет Регина Ковалец, решит вступиться за пасынка?
— Задерживаются, — сказал кто-то рядом. Алёна голову повернула, посмотрела в ту сторону. Через два кресла от неё сидел полный мужчина хмурого вида и без конца протирал лоб носовым платком.
— Никогда вовремя не начинают, — равнодушно ответила ему девушка из соседнего ряда, не поднимая глаз от экрана своего планшета. — Кто же спешит каяться прилюдно?
— Может, он не будет каяться?
— Думаете, нас позвали, чтобы коллективно послать всех в одно интересное место? — посмеялся молодой мужчина прямо за спиной Алёны.
Девушка усмехнулась.
— Я готова была приехать сюда только ради того, чтобы на него посмотреть.
— Мы все сюда за этим приехали.
— Алёна! — Бурдовский помахал ей рукой с лестницы. Алёна тоже ему рукой махнула, про себя удивившись тому, что Серёжка просто сияет от непонятного счастья.
Бурдовскому места уже не досталось, и он остался стоять в проходе, привалившись плечом к стене. Он не собирался ничего снимать или записывать, он пришёл просто посмотреть, чтобы не пропустить событие года. Как и половина присутствующих, кстати. Алёна в этом не сомневалась.
А потом в зале вдруг стало тише. Ещё секунду назад люди говорили, общались, обсуждали предстоящее, казалось, что от их разговоров даже воздух вибрировал, а потом стало тихо. Замолчали первые ряды, увидев появившихся на сцене людей, и эта тишина потекла наверх, к последним рядам, люди замолкали, оборачивались и начали садиться на свои места. Алёна тоже дыхание затаила. Во все глаза смотрела на сцену, хотя ничего особо интересного там и не происходило. Появился мужчина в возрасте, в первый момент остановился, глядя на людей в зале, и смотрел он как-то неодобрительно. За ним появилась женщина в светлом деловом костюме, прошла к столу, стуча каблуками по деревянному полу сцены, ей до журналистов, кажется, никакого дела не было. Она за стол села и принялась раскладывать какие-то бумаги. Потом микрофоны проверила, стукнув по каждому пальцем. А затем неожиданно поздоровалась со всеми.
— Всем добрый день. Извините за задержку. Павел Андреевич вот-вот появится.
К ней подошёл мужчина, тоже сел, а после закрыл свой микрофон ладонью и что-то принялся говорить женщине. Всё это походило на подготовку к ежегодной пресс-конференции президента.
А потом он появился. Алёна всё это время не сводила глаз с кулис, и поэтому сразу заметила вновь прибывших. Двое мужчин в костюмах, для начала она видела только их спины, они, кажется, о чём-то разговаривали, а потом один всё же вышел на всеобщее обозрение. В зал не взглянул, твёрдым шагом направился к столу, только нетерпеливым жестом расстегнул пиджак дорогого костюма, а когда садился, откинул назад полы. И в кожаное кресло, единственное у стола, сел с царским видом, откинулся на спинку и распрямил под столом левую ногу. Наверное, никто, кроме Алёны, этого не заметил, это было осторожное, не привлекающее внимания движение, а вот она смотрела во все глаза. Потом сглотнула. Признаться, она не сразу его узнала. Да и как его было узнать? Он избавился от своей небритости, был тщательно причёсан, одет в дорогой костюм, а когда шёл по сцене, даже не хромал. Но это был Фёдор, никакого сомнения. Когда он сел, откинулся на кресле, перевёл взгляд в зал и у него пренебрежительно скривились губы, Алёне захотелось зажмуриться. И она зажмурилась. На секунду, ничего не могла с собой поделать. Это был серьёзный удар, под дых, у неё на самом деле пропало дыхание. Нужно было найти точку опоры, чтобы взять себя в руки.
А пока она приходила в себя и пыталась осмыслить случившееся, в зале с бешеным стрекотом защёлкали затворы фотоаппаратов. Все снимали Кострова, наверное, впервые. Сколько людей до этого момента знали, как он выглядит?
— Как вас много, оказывается, любопытных, — послышался хрипловатый голос, не удивлённый, скорее усталый.
Женщина рядом с ним наклонилась, чтобы что-то ему сказать. Наверное, пожурила, потому что Павел поморщился, но кивнул.
— Господа, прошу всех садиться, — сказал мужчина за столом. — Давайте не будем сами себя задерживать. У Павла Андреевича есть официальное заявление для прессы, также мы предоставим вам время для вопросов. Но для начала хочу представиться: меня зовут Сутулов Николай Георгиевич, я адвокат, буду представлять интересы семьи Костровых в этом городе. Это Элла Валерьевна Ветрова, пресс-представитель господина Кострова. Ну и… Павел Андреевич, собственной персоной.
В этом месте Павел, не скрываясь, усмехнулся, правда, после этого сразу потянулся за стаканом воды. Отпил. Его взгляд при этом гулял по лицам людей в первых рядах. Судя по тому, что он помрачнел, заметил кого-то неугодного. Алёна почему-то подумала, что этим неугодным был Тарас.