Екатерина Риз - Круговорот чужих страстей

— Напугал меня.

Пёс никак не отреагировал, пробежал мимо неё, принялся обнюхивать мешки с цементом и коробки с плиткой. Хвостом завилял. А если хвостом завилял, значит, рядом хозяин.

— Осматриваешься?

Алёна не повернула головы, на Кострова не посмотрела.

— Чем ещё мне заниматься?

— Правильно. В комнате не высидишь всё равно.

Она спустилась по двум цементированным ступеням, просто для того, чтобы быть подальше от Кострова, чтобы тот не стоял за спиной и не дышал ей в затылок. А ведь он дышал, и Алёна была уверена, что делает это намеренно.

— Что здесь будет? — спросила она, оглядываясь.

— Бассейн.

Она ещё посмотрела по сторонам, потом на стеклянную крышу над головой, оценила масштаб и усмехнулась. Павел заметил.

— Что ты смеёшься?

— Вы собираетесь здесь обосноваться, Павел Андреевич?

Он тоже спустился, потрепал Роско по голове, а Алёне сказал:

— Мне здесь нравится. Если хочешь, меня сюда тянет.

— Зов крови?

— А почему нет? Как бы там ни было, мои предки отсюда. И совсем неважно, кем они были.

Алёна кинула на него заинтересованный взгляд.

— А кем они были?

Он равнодушно пожал плечами.

— Отец говорил, что из дворян. Я могу думать по-другому. Времена были смутные, кто поручится за достоверность?

— Если бы вы хотели, вы бы всё узнали. С вашими-то деньгами.

Павел, не скрываясь, хохотнул.

— Как это пренебрежительно прозвучало. Но если ты хочешь знать, меня это особо никогда не волновало. Мне это безразлично. Главное, что я вовремя родился. Роско, не грызи коробку! Нельзя. — Он взял пса за ошейник и направил к открытой двери на улицу. — Гулять.

Алёна тоже туда прошла, перешагивая через песок и цемент, а когда оказалась на улице, даже ногами потопала.

— Вы не жили здесь много лет. Я имею в виду область. И город. А теперь решили перебраться сюда из Москвы?

— Я не люблю Москву, — сказал он. — Там деньги хорошо зарабатывать. Жить там — не фонтан.

— И вы готовы оставить бизнес…

Павел остановился рядом с ней, всмотрелся в лицо Алёны, она под его взглядом занервничала и отвернулась.

— Ты меня на интервью раскручиваешь?

— Нет. Но должны же мы о чём-то говорить!

— А, нейтральная тема.

— Вроде того.

— Тогда совет: не спрашивай о бизнесе.

Она сделала осторожный вдох, надеясь заглушить в себе возмущение.

— Хорошо. О чём мне можно спрашивать?

— Нащупывай почву, — усмехнулся он. Прошёл вперёд, поднял с земли палку и кинул, она полетела далеко и на приличной высоте, а Роско, заскулив от восторга, стрелой метнулся в ту сторону. Павел приложил ладонь ко лбу, козырьком, защищаясь от солнца и наблюдая за собакой. Потом на Алёну обернулся. — А ты говоришь. Роско здесь приволье. В Москве, даже в доме, он изнывает.

Алёна присматривалась к нему.

— А вы не хромаете. Почти.

Павел не посмотрел на неё, лишь плечом дёрнул.

— Тогда ты застала меня не в самой лучшей форме.

Она окинула быстрым взглядом его фигуру.

— Вы в аварию попали?

Костров помолчал, было заметно, что раздумывает, но затем он коротко усмехнулся.

— Когда-то я попал в тюрьму. — Всё же обернулся, на Алёну глянул и даже подмигнул. — Страшная-страшная история.

— А лицо?

На его губах расцвела улыбка.

— А что лицо? Не такая благообразная физиономия, какая полагается дворянам?

Алёна отвернулась от него.

— Я просто спросила. Извините.

Он разглядывал её, после чего сказал:

— Ты много извиняешься. Мне почему-то это нравится.

Роско принёс палку, отдал Павлу прямо в руки и преданно на него уставился, крутя хвостом, даже подпрыгнул. Костров его похвалил и снова кинул. Палка полетела в сторону леса, задела ветку на сосне, а Роско вновь умчался, довольный и счастливый.

— Алёна, а тебе здесь нравится?

Она несколько странно отреагировала на своё имя из его уст, отчего-то покраснела, щёки защипало, и Алёна поторопилась отвернуться в сторону, сделала вид, что осматривается.

— Здесь очень красиво. Говорят, лет пятнадцать назад здесь была помойка, и жили бомжи.

— И такое было.

— Я была в архиве, — зачем-то призналась она, — разговаривала с профессором.

— Меня вычисляла?

— Вообще-то, ваших предков.

— Разумно.

— Павел Андреевич, а вы не думали допустить сюда историков или музейщиков? Думаю, им было бы очень интересно узнать, какой усадьба стала.

Он с прищуром смотрел на неё.

— Я пошлю им фотографии, — в конце концов, сообщил он, и в его голосе была слышна насмешка. Это Алёну обидело.

— Вообще-то, это национальное достояние.

— Теперь это моё достояние. Нация его просрала.

Она лишь головой качнула.

— С вами невозможно разговаривать.

— Да ладно. Я весьма общительный человек. Вот, например, готов поговорить о тебе.

Алёна поневоле насторожилась.

— А что со мной? — Она нашла взглядом Роско. Тот, кажется, забыл про палку и что-то сосредоточенно рыл на полянке, с настойчивостью экскаватора.

— Ты странная, солнце.

— Странная? — повторила она и тут же недовольно поджала губы. — Спасибо за комплимент.

Костров рассмеялся. Он к этому моменту от Алёны отошёл, привалился спиной к берёзе, а после и вовсе на корточки присел. И теперь с весьма удобной позиции Алёну разглядывал. А вот она на него смотреть, в открытую, не спешила, осторожничала. То на Роско смотрела, то на дом, а то и вовсе на рабочих, которые недалеко от дома возводили какое-то строение — не то сарай, не то амбар. Что-то, что должно было быть покрыто крышей.

— Это не комплимент. Говорю, как есть.

— И почему же я странная?

— Ты живёшь одна.

Алёна вскинула брови.

— Это всё? Я живу одна?

— Ну, девушка в твоём возрасте, при твоих внешних данных, да и работе, оставшись без присмотра, не должна была бы надолго одна остаться. А ты так сколько живёшь? Год? И мало того, у тебя даже парня нет.

Алёна очень внимательно следила за своим дыханием. Надеялась, что приступ негодования на её лице не отражается, и говорить постаралась, как можно спокойнее.

— Вы считаете, Павел Андреевич, что рассказывая мне о том, что вы конкретно покопались в моей жизни, показываете себя с правильной стороны?

Он рассмеялся.

— Когда ты злишься, ты становишься безупречно вежлива. Это любопытно. Но я серьёзно.

— По-вашему, у женщины всегда должен быть мужчина?

Он призадумался над её словами, но достаточно быстро кивнул. И уверенно.

— Да.

Алёна сложила руки на груди.

— Потому что вы не встречали других женщин?

— Что значит — других?

— Самодостаточных.

Костров засмеялся, поднялся, осторожно потёр бедро ладонью.

— Будешь рассказывать мне про феминизм?

Алёна покачала головой.

— Нет. Мне на самом деле интересно. Вам попадались только зависимые?

Он странно глянул на неё, прищурился. Вдруг похвалил:

— А ты молодец. Ловко мяч перекинула. Наверное, я в тебе что-то не рассмотрел.

— Вы не ответили.

Он щёлкнул её по носу, Алёна отшатнулась, но Костров сделал вид, что не заметил, пошёл от неё прочь. Только посоветовал:

— Не напирай.

— Я видела фотографию в вашем телефоне! — крикнула она ему в спину, и тут же мысленно посоветовала себе прикусить язык, но было поздно. Павел уже остановился, обернулся, а на неё взглянул с опасным интересом.

— Это какую?

Решила идти до конца.

— Женщину. Брюнетка на шезлонге.

Павел едва заметно нахмурился, наверное, вспоминал снимки, что хранились в памяти его телефона, после чего ухмыльнулся.

— И что?

Алёна осторожно обошла его на узкой тропинке, чтобы пойти к дому вперёд него. И через плечо сказала:

— Вот такие никогда не бывают одни. Они беспомощные, или притворяются беспомощными. Поэтому, ничего удивительного, что вы равняете всех под одну.

— А ты не такая.

Обернулась на ходу, руками развела.

— Сами же сказали: я — странная.