— Это музей?
— Нет. Это частная собственность. Ты нарушитель.
Алёна перестала дуть на чай. На мужчину покосилась.
— Правда?
— А ты когда за забор лезла, не поняла этого?
— Да где он был-то, этот забор? Я от него ещё сколько прошагала.
— Вот там и начинается частная собственность.
— Серьёзно? Сколько же здесь земли?
Этот вопрос он проигнорировал, и вместо этого спросил:
— Как ты через забор перелезла?
— А там дырка была, небольшая.
— Зараза.
Алёна глаза на него вытаращила.
— Я?
Он губами пожевал, кивнул на чашку с чаем.
— Пей, давай. Заболеешь.
Он снова поднялся, вернулся уже с пачкой печенья и тарелкой с бутербродами. Поставил всё это на стол.
— Больше порадовать нечем.
— Ой, спасибо, больше и не нужно ничего! Я такая голодная. Я вчера два бургера купила, так их по дороге съела.
— По дороге куда?
Она моргнула, после чего решила улыбнуться.
— Меня зовут Алёна.
Мужчина стоял перед ней, зацепившись пальцами за карманы на джинсах, и молчал. Снова её разглядывал. После чего сдержанно кивнул.
— Я запомню.
Мгновение набиралась смелости, потом спросила:
— А вас как?
Он тоже помедлил.
— Фёдор.
— Очень приятно. А можно я вашей собачке колбасы дам? Она так на меня смотрит… — и добавила чуть тише: — Может, меня есть передумает.
— Нельзя. Роско ест только полезные продукты.
— А-а. Что ж, а я могу и вредные.
— Так куда ты ехала? Ты так и не ответила.
— Если честно… — Нужно было срочно решить, что у неё в данный момент относится к честности. — Наверное, я сюда и ехала. Просто не понимала, что именно ищу.
— Очень интересно.
— Я искала дом Костровых. Но я думала, это просто дом.
— Зачем тебе дом Костровых?
— Ну как, сейчас о них все говорят.
— А-а. Ну, это да.
Алёна откусила от бутерброда с колбасой и запила чаем. Вкусно было невероятно, а ещё очень приятно, особенно то, что чай ещё не успел остынуть, и внутри всё потихоньку отогревалось и дрожь и озноб затихали.
— Так это их дом?
— Нет.
Она немного расстроилась.
— Вы уверены?
Мужчина вроде как усмехнулся, снова напротив неё присел и осторожно вытянул левую ногу. Ладонью её погладил.
— Вроде как.
— Надо же. А я кружила по деревне, кружила, так и не нашла. А вы сам местный? Вы знаете, где дом Костровых?
— Второй от выезда в город.
Алёна попыталась припомнить что-то выдающееся на деревенской улице и не смогла.
— Но там ничего нет.
— Как это? Дом стоит. По крайней мере, вчера ещё стоял.
— Обычный?
— А тебе какой надо?
— Ну… Говорили, что Костров-старший его перестроил.
— Ах, это. Ну, перестроил. Вот этот. А потом его продал. Кажется, он здесь даже не был никогда.
— А вы откуда всё это знаете?
— Сама же сказала, что я местный.
Вообще-то, Алёна этого не говорила, лишь предположила, но уличать Фёдора не стала, это показалось неудобным.
— И вы здесь живёте?
— Я здесь работаю. Сторожу, до приезда новых хозяев.
— Вот оно что. — После чая и бутерброда потянуло спать. Вспомнилось, что сейчас лишь шесть утра, Алёна не удержалась и зевнула.
Фёдор её разглядывал.
— Ты действительно всю ночь под дождём мыкалась? Дом искала?
— Искала, — согласилась она.
— Тебе за это хорошо заплатили?
— Пока нет…
— Ясно. Журналистка?
— Редактор говорит, что толка от меня никакого. Как от журналиста, в смысле.
Фёдор, уже не скрываясь, усмехнулся. А Алёна снова зевнула, правда, попыталась собраться с силами, поморгала, сбрасывая сонливость.
— Так вы можете вызвать мне такси?
— Откуда? Из деревни?
— А тут нет такси? Или города какого?
Он губами пожевал, раздумывая. И, в конце концов, сказал:
— Можно вызвать из Зареченска, но не думаю, что в такой дождь они сюда поедут с большим желанием. Хотя, если у тебя есть деньги…
Денег было немного, на такси до дома, за сто тридцать километров, вряд ли хватит. Да и бросать за незнакомым забором, в лесу, Дусину машину, было безумно жалко. Как она её обратно забирать будет?
— А эвакуатор вызвать можно?
Фёдор головой качнул в сердцах.
— Свалилась же ты на мою голову.
— Я не могу бросить машину.
Роско на своей подстилке тоже зевнул, клацнул зубами и уронил тяжёлую голову на лапы. Фёдор на него посмотрел, потом на девушку перед ним. Та трястись перестала, но выглядела жалкой и уставшей.
— Ладно, я дам тебе одеяло, можешь поспать в соседней комнате. Может, дождь к обеду кончится, и тогда подумаем.
Ей нельзя было спать. Но одна мысль о тёплом одеяле и постели, хотя бы некотором подобии оной, Алёну сломали. Она с сомнением смотрела на гостеприимного сторожа, тот её взгляд игнорировал, а может, попросту притворялся, глядел на свою собаку. А Алёна пыталась решить, насколько можно ему доверять. Остаться с ним наедине в этом огромном доме, лечь спать, чего вообще от него ждать можно. Типом он был хмурым, и явно непростым. Наверное, невесело быть сторожем.
— Поспишь здесь. — Фёдор проводил её до комнаты. Хотя, сказать «проводил» было не слишком правильно. Они вышли из кухни в коридор, прошли метров пять, и он уже толкнул дверь. Алёна даже не успела ничего толком рассмотреть. Интересно было очень, всё-таки настоящая усадьба, Алёна не отказалась бы прогуляться по дому и как следует осмотреться, но этой возможности ей не предложили и вряд ли предложат. Фёдор толкнул дверь, и Алёне ничего не оставалось, как войти. Тёмная комнатка, совсем маленькая, с плотно занавешенным окном. Наверное, когда-то здесь селили прислугу. Сейчас же здесь стояла тахта, узкий шкаф и… антикварный столик в углу. Он дико смотрелся в скупой обстановке на фоне банальных обоев в голубой цветочек.
Фёдор достал из шкафа подушку и плед, определил всё это на тахту, а на Алёну взглянул с ожиданием. Но на какую-то секунду, или две, в его глазах проявился интерес, определённого характера, он внимательно оглядел Алёну, будто прицениваясь, та занервничала, осторожно отступила, а лицо Фёдора, как и его взгляд, тут же стали нейтральными. Полностью безразличными и даже чуть пренебрежительными. Он приценился, и вынес свою цену. Вот о чём говорило его видимое безразличие.
— Ложись спать. А мне надо работать.
Работать? И в чём заключается работа сторожа, если не в том, чтобы сторожить?
Оставшись одна, Алёна легла на тахту, укрылась одеялом, а взгляд сам собой остановился на двери. Замочной скважины на ней не было. И шпингалета не было. Не запирается. Алёна вздохнула и приказала себе закрыть глаза. Не думать ни о чём плохом. Она поспит час или два, дождь за это время обязан кончиться, и к вечеру она будет дома. Конечно, придётся оправдываться перед Рыбниковым, что-то придумывать, а, возможно, даже признаваться в своей неудаче, наверное, писать объяснительную за прогул (не уволят же её, правда?), но всё это уже будет после того, как она вернётся. А пока очень странно засыпать, зная, что ты в старинном доме, а рядом какой-то сторож.
За дверью послышалось цоканье когтей по паркету, потом короткое тявканье и негромкий голос:
— Тише, Роско.
И шаги. Осторожные, неспешные, Алёне даже представилось, как Фёдор идёт по коридору, чуть прихрамывая. Под эти мысли она и заснула.
Была надежда, что когда она проснётся, за окном будет светить солнце. Но вместо этого, первый звук, который услышала, ещё не открыв глаза, это стук дождя по карнизу. Чтоб тебя… Что случилось с погодой? Или Бог именно на неё разгневался, за её проснувшиеся карьерные амбиции?
Поднялась тут же, как только открыла глаза. Раздёрнула шторы, убедилась, что за окном мрак и беспросветный дождь, переступила ногами в чужих носках, и тогда уже посмотрела на часы. Половина двенадцатого. Долго проспала, непростительно долго.
В доме было тихо. Очень тихо. Ни собаки не слышно, ни работающего телевизора (чем-то сторож должен заниматься, правильно?), ни каких-либо других звуков. Алёна прошла по коридору обратно к кухне, по пути осторожно проведя ладонью по дубовым панелям, которыми были обшиты стены коридора. Заглянула, но никого не увидела. Фёдора не было, подстилка пуста, да и на вешалке плащ-палатки не обнаружилось. Алёна помялась в дверях кухни, борясь с желанием плюнуть на воспитание и манеры, и уступить своему любопытству. Это, без сомнения, невежливо и недопустимо. Для кого угодно, но не для журналиста.