На ночь решили остаться. Родители Алёны не предлагали, не приглашали, но Костров понял, что это само собой разумелось. Просто забрать их дочь и своего ребёнка, сказать «спасибо» и уехать, казалось, неудобным. Поэтому без всяких слов и рассуждений Павел осматривал хозяйство, надо сказать, что немаленькое, и экскурсию ему проводил воодушевлённый до нельзя Николай. Показывал хлев, показывал мастерскую, в которой старший брат занимался столярным делом и даже пытался научиться резке по дереву. Дмитрий Сергеевич предпочитал заниматься техникой, Коля похвастал, что они даже свой старый трактор, можно сказать, что сами собрали. А потом, посреди разговора о технике, он взял и спросил:
— Вы на Алёнке женитесь?
Павел как раз присел на корточки, чтобы погладить дворовую собаку, а услышав вопрос, откровенно хмыкнул.
— А что, думаешь, согласится?
— Да она-то точно согласится, — протянул Коля. — Она две недели слёзы лила по ночам.
— Серьёзно?
— Ага. Даже отец заметил.
Павел разглядывал чёрно-белую дворняжку, которая мела по земле хвостом и сама лезла под его ладонь. Улыбнулся украдкой.
— Значит, точно надо жениться.
— А вы хотите?
Костров поднялся, руки отряхнул. На парня посмотрел и честно признался:
— Мне эта мысль лет пятнадцать в голову не приходила. Но таких, как твоя сестра, больше нет. А я обожаю то, чего больше ни у кого нет. Так как я могу упустить такую удачу?
Николай смотрел на него во все глаза, потом до него дошёл тонкий намёк, и он несмело усмехнулся. Потом шире.
После ужина Павлу этот вопрос задали ещё раз. Уже без всяких обиняков, в лоб. И, признаться, Павел его ждал. Большую часть дня ждал, с того самого момента, как он протянул руку Дмитрию Сергеевичу для знакомства и встретил его прямой взгляд. Странно, что он ещё тогда не спросил:
— Когда у моей дочери штамп в паспорте появится? После всего-то…
И это было справедливо, и даже если бы Дмитрий Сергеевич его задал в первую же минуту знакомства, Костров бы не впал в ступор, не удивился и не поразился чужой прямолинейности. Потому что на самом деле: «после всего-то». А после шумного ужина в достаточно тесной для такой большой семьи кухне, где за столом, по меркам Павла, собралось неимоверное количество людей, причём родственников, они с Дмитрием Сергеевичем вышли на улицу. Максим ещё до ужина уехал домой, в соседнюю деревню, Коля с Роско играл, бросал ему палку, а пёс без всякой устали носился взад-вперёд, а дети затеяли игру в футбол неподалёку. Ванька тоже с ними бегал и даже пару раз до мяча смог дотянуться. Павел же с отцом Алёны сидел на скамейке, за всем этим наблюдал, и, если честно, жалел, что не вовремя бросил курить. Знал бы, повременил вот до этого разговора.
— Она меня не слушает никогда, — сказал Дмитрий Сергеевич, не глядя на Павла. — И говорить я ей ничего не буду. А ты мужик, взрослый. Вот и думай.
О чём именно «думай» было очевидно. Павел назад подался, привалился спиной к краю стола, локоть на нём пристроил. С сына глаз не сводил.
— А вас не пугает… то, что я взрослый? Для неё.
— Почему меня это должно пугать? Ей с тобой жить.
— И это, я вам скажу, Дмитрий Сергеевич, не сахар.
— Ты не прибедняйся, — обвинили его. — Вы и так живёте. Вот и будь последовательным. До конца.
Павел всё-таки посмотрел на него, постарался заверить:
— Да я не отказываюсь. Я даже очень «за». Просто вашим мнением интересуюсь.
— Я тебе своё мнение высказал: моя дочь — не наложница.
— Дмитрий Сергеевич!..
— Ты понял?
Под напором будущего тестя гонор пришлось смирить и просто ответить:
— Да.
Алёна как раз на крыльцо вышла, посмотрела вокруг из-под руки, заходящее солнце её ослепило, и Павел поневоле засмотрелся. А когда она по ступенькам легко спустилась и направилась к нему, улыбающаяся, в лёгком сарафане, явно позаимствованном у сестры, сама бы Алёна себе такой не купила, Костров как-то успокоился, и его «да», повторённое мысленно, было вполне искренним. И в этот момент он был бы не против это событие поторопить, хотя бы ради того, чтобы Дмитрий Сергеевич не буравил его взглядом, заметив, что Павел протянул руку к его дочери. Ведь прав у него на это ещё не было, по мнению будущих родственников. Потому что всё должно быть законно, с печатью и клятвами.
— О чём вы говорите? — спросила Алёна, изображая беззаботную улыбку, а на самом деле с тревогой вгляделась в лица отца и Павла.
— Мужские дела, — отозвался Костров. — Тебе не понять.
— Куда уж мне, — проворчала Алёна, ничуть не успокоившись.
Ваня пробежал мимо неё, только рукой за подол зацепился, но подбежал к отцу и повис у того на руках.
— Папа, ты видел, как я ударил? Я почти забил гол!
— Да, было круто. Ты у меня футболистом будешь? — Павел улыбнулся в лицо сыну.
— Не знаю, — бесхитростно отозвался Ваня. — Я пока не решил. Может, я буду вертолётчиком!
— Вертолётчиком? — повторил Павел за сыном и хмыкнул. — Это кто тебя такому слову научил?
— Артём. Он хочет быть вертолётчиком.
Павел улыбнулся, наклонился, сына поцеловал. А Ванька повис у него на руках. Откровенно баловался и, кажется, был этому обстоятельству весьма рад. А Дмитрий Сергеевич поднялся, дочь мягко подтолкнул на своё место.
— Садись. А я пойду, матери помогу.
Алёна вслед ему посмотрела, потом обхватила ладонью запястье другой руки, которого отец коснулся. Он давно её не касался, избегал. Она присела рядом с Павлом, взяла его под руку, а Ване улыбнулась.
— Ты не устал? — Тот головой помотал. Обнял одной рукой подбежавшего Роско. — Ещё помыться надо.
— Я ещё поиграю. Чуть-чуть, ладно?
Она кивнула, а Павел сына отпустил. Тот кинулся прочь, зовя за собой собаку. Павел снова сел поудобнее, ноги вытянул, а Алёне на колено ладонь положил. Признаться, опасался, что и это его действие сочтут незаконным и пресекут. Дмитрий Сергеевич вполне мог контролировать ситуацию со стороны. Костров даже подождал грозного окрика, не услышал его и расслабился. А Алёне сказал:
— Знаешь, я тут подумал: надо Ваньку к твоим родителям почаще отправлять. Дмитрий Сергеевич его муштровать будет. У меня как-то не получается.
— Ты его слишком любишь.
— Вот-вот. — Он кинул на Алёну любопытный взгляд. — Домой хочешь?
Она отвернулась от него, делала вид, что разглядывает нечто безумно интересное, а на самом деле пыталась спрятать взволнованную улыбку. Специально переспросила:
— Куда домой?
— Не хитри, — попросил её Павел.
Она рассмеялась, привалилась к его боку, позволила себя обнять за плечи. Призналась:
— Хочу. Альбина Петровна там с ума сходит, наверное.
Костров угукнул ей в ухо, носом потёрся.
— Просто удивительно, как нас судьба свела, — проговорил он.
Алёна за руку его взяла.
— Это не судьба, это я нас свела. Взяла и влезла через забор, прямо в твою жизнь.
— Хорошо, что забор вовремя отремонтировали. Обратной дороги нет.
Алёна повернулась к нему, оказалась так близко, что коснулась носом его носа.
— Паша, ты готов со мной беседы вести до утра. И это вместо того, чтобы просто сказать…
— Выходи за меня замуж, — перебил он её.
Алёна улыбнулась.
— Вообще-то, я надеялась услышать «люблю», но это предложение меня тоже радует. И я, конечно же, скажу…
— Люблю.
Она сделала осторожный вдох, прижалась щекой к его щеке.
— Я скажу тебе «да».
Эпилог
— Я думаю, что это плохая идея.
Павел сказал это, понял, что его не услышали или не захотели услышать, и тогда встряхнул газету и посмотрел поверх неё на женщин на диване. Рядом с ними читать было невозможно, ни одного шанса сосредоточиться, но Павел всё равно оставался с ними в одной комнате, и, наверное, именно ради того, чтобы сказать им именно эту фразу. Найти момент, вклиниться и сказать. Потому что он на самом деле так считал. Но его не услышали. И тогда он повторил громче:
— Я против!
Женщины замолчали, Алёна посмотрела на него, тёмные брови сошлись на переносице, а после она и головой качнула.
— Ты не можешь быть против, Паша.