Catelyn May - Крылатый лев и лилия

Воспоминание о чудесной встрече заставило ее на время забыть о своих тревогах, но реальность вновь безжалостно заявила о себе.

— Виттория где ты, голубка? — послышался голос сеньоры Канотти, окрашенный самой елейной нотой, на какую была способна эта суровая женщина.

Девушка нервно сглотнула и поплелась вслед за Ваноццей вниз, чувствуя как с каждым шагом ее решимость и самообладание растворяются, теряясь в бешенном ритме сердца.

Небольшая гостиная, когда-то гордость хозяев, сейчас с потертой дорогой мебелью и облупленной кое-где штукатуркой на отсыревших стенах выглядела особенно удручающе. Пьетро сидел на стуле, предоставив гостю единственный диван с пожелтевшей от времени шёлковой обивкой. Виттория вошла в комнату не поднимая глаз, стараясь оттянуть момент знакомства со своим будущим женихом, и вот, наконец, ей пришлось это сделать.

Нет, этот лысоватый господин с маленькими блестящими глазами под широким низким лбом не был воплощением уродства и не был глубоким стариком, как муж Беттины, но все в нем казалось отталкивающим. Он встал, чтобы разглядеть ее поближе, и приблизился к ней. Взгляд его наполнился неведомым блеском и каким-то темным восторгом, губы расплылись в довольной улыбке, обнажив крупные желтые зубы. Виттории подумалось, что он напоминает крысу, одну из тех, что отлавливал кухаркин кот, бесцеремонно расправляясь со своей добычей прямо на глазах слуг и детей.

— Моя будущая женушка просто прелестна! Я буду хорошо заботиться о тебе, душенька, — обращаясь к ней, сказал он и, протянув руку, потрепал ее за подбородок, словно бессловесную собачонку.

Виттория оцепенела. В ее голове не было никаких мыслей кроме одной — убежать, скрыться из этой комнаты навсегда, не видеть этого чужого человека с холодными липкими пальцами.

Следующие несколько минут, пока Мартина рассыпалась комплиментами в адрес приемной дочери, стараясь подчеркнуть, какое правильное решение принимает такой солидный сеньор, Виттория провела сидя на сундуке в углу, стараясь не встречаться с буравящим ее взглядом бывшего судебного секретаря, а ныне вполне успешного стряпчего Паприцио Фьятти.

— Что же, Пьетро, сказал он почти панибратски, — думаю на следующей неделе я навещу вас, чтобы обсудить детали нашей свадьбы. Не стоит оттягивать счастливый момент. Посту конец, а делу венец! — прибавил он напоследок, все еще не сводя глаз со своей юной невесты.

Все происходящее казалось невероятно страшным сном, и когда ей, наконец, позволили удалиться, Виттория долго и горько рыдала в подушку на своей узенькой кровати.

Всегда угрюмая и с виду туповатая Ваноцца, ставшая невольной свидетельницей брачной сделки, еле слышно всхлипнула в каморке под лестницей, утерев краем засаленного передника скупые, но искренние слезы.

Открывшая дверь Ваноцца робко отступила назад, увидев высокого незнакомца в

роскошном платье. Не каждый день в доме ее хозяев появлялись такие посетители. Но в еще большее замешательство поверг набожную служанку огромный мавр, маячивший за плечом своего господина, и она невольно осенила себя крестным знамением.

Гость учтиво раскланялся с Мартиной и Пьетро, которые прекрасно поняли, что их визитер, скрывая свое лицо, желает сохранить своё инкогнито и наверняка принадлежит к числу венецианских патрициев. Только знать позволяла себе надевать маску в повседневной жизни.

Пьетро, казалось, был готов к визиту этого незнакомца, носившего свой тёмный бархатный плащ с такой изысканной грацией, которой могли позавидовать короли. Мартина поспешила ретироваться, чтобы не лезть в мужские разговоры, но выбрала себе неприметный уголок прямо за дверью, дабы ни одно слово из беседы мужа с этим загадочным посетителем не укрылось от ее любопытных ушей.

Всего два дня тому назад в их дом явился человек, который все эти годы исправно передавал семейству негоцианта деньги на содержание Виттории, и сердце сеньоры Канотти в этот момент подпрыгнуло одновременно и от радости, и от досады. Может быть, они с Пьетро поторопились выдавать девчонку замуж?

Но визитер вместо вожделенного кошелька принес иные вести, окончательно сбившие Мартину с толку. Он явился, чтобы озвучить последнюю волю матери Виттории, завещавшей передать ее дочь под опеку некоего доверенного лица. Новый опекун, по словам поверенного, готов был выложить кругленькую сумму в качестве «вознаграждения» за многолетнюю заботу о несчастной сироте и планирует тотчас же забрать девушку из их дома. А упрямец Пьетро вместо того, чтобы согласиться, заявил, что она уже обручена, и к тому же он должен знать, кто будет заботиться о девушке, настаивая на личной встрече с будущим опекуном.

При мысли, что муж из-за своего трепетного отношения к судьбе воспитанницы может отказаться от такого выгодного предложения, Мартине становилось дурно. Последующие дни она провела в бесконечных ссорах с мужем, пребывая в крайне неприятном для всех домочадцев расположении духа. И вот теперь на карту было поставлено их безбедное завтра. Если Пьетро заупрямится и пойдет на поводу у своей чести, им придётся исполнить уговор и выдать Виттторию за этого весьма сомнительного стряпчего Фьятти. Они получат в качестве свадебного подарка сущие гроши и потеряют надежду на хоть какую-то более или менее достойную жизнь, в ожидании возвращения сына и их единственного корабля с Крита.

Сеньора Канотти вся превратилась в слух, приникнув к дверному косяку, замерев как горгулья на крыше их маленькой приходской церкви.

— Так вы говорите, монсеньор, что знали ее мать? — осторожно спросил Пьетро, стараясь не вызвать гнев высокопоставленного гостя. В том, что перед ним знатный и богатый патриций, он не сомневался. Речь и властная манера держаться говорили красноречивее любого роскошного платья.

— Я не привык повторять дважды, сеньор Канотти. Но если вы так печетесь о судьбе вашей воспитанницы и не верите бумагам…

На столешницу шлепнулся с приглушенным звоном еще один увесистый кошелек. Первый уже успел исчезнуть со стола чуть раньше и был принят хозяином с чувством полного удовлетворения. Его забота о девочке была щедро вознаграждена!

Пьетро даже закашлялся от волнения, понимая, что сейчас перед его носом верное средство избавления от долгов и будущее повзрослевших дочерей. Но на душе было тревожно. Виттория хоть и не была им родной дочерью, однако с младенчества росла у него на глазах, и отдавать ее этому незнакомому, хоть и богатому как Крез сеньору было сродни преступной сделке. Ему нужно убедиться в том, что девушка не станет игрушкой для удовлетворения чьей-то похоти, а получит достойное будущее. Брак с этим скользким типом — Паприцио Фьятти — по крайней мере обеспечивал ей статус замужней женщины и соответствующее положение в обществе.

— О, монсеньор. Вы так щедры… — начал Пьетро все тем же осторожным почтительным голосом. — Но как же мне узнать, что у вас благие намерения насчет моей воспитанницы?

— На что вы намекаете? — в голосе визитера послышались гневные ноты.

— Видите ли, немало мужчин хотели бы заполучить в свое полное распоряжение хорошенькую девушку, к тому же сироту.

— Вы хотите сказать, что я человек без чести? Клянусь Богом, еще слово и вы пожалеете об этом! — красивые длинные пальцы сжали эфес шпаги.

Лицо Пьетро Канотти позеленело. В это мгновение он готов был отставить все свои сомнения и запоздалые опасения, согласившись на щедрое вознаграждение.

Однако окончательно договориться они так и не успели, за дверью послышались оживленные голоса. Вне всякого сомнения, на пороге дома появился будущий муж Виттории, и ему явно не терпелось встретиться с Пьетро, чтобы обсудить предстоящую свадьбу. Второй голос принадлежал Мартине, которая настойчиво уговаривала его отложить визит до завтра. Но Фьятти, узнав от недалекой Ваноццы о визите незнакомца и будто почуяв угрозу потерять свою желанную добычу, все же настаивал на немедленной встрече с хозяином дома и настырно шел к двери гостиной.

Пьетро и его гость одновременно повернулись на душераздирающий скрип двери, а Паприцио уверенной походкой вошел в комнату, сняв шляпу и отвесив присутствующим учтивый поклон. Он сразу же заметил на столе увесистый кошелек из дорогой кожи и только потом уставился на собеседника Пьетро Канотти. Его лицо было скрыто темной бархатной маской, но внушительная фигура и богато расшитый камзол не оставили сомнения, что это довольно знатный человек.