— Пойдёшь к нему? — осторожно поинтересовалась у неё мама, заметившая, что Настя обувается.
Та кивнула.
— Пойду.
Мама отчего-то выглядела недовольной.
— Мог бы и сам прийти.
Настя едва заметно поморщилась.
— Мама, пожалуйста. Я и сама знаю, что мог бы. Но не пришёл. А ты сама, ещё неделю назад мне говорила: беги и объясняй ему.
— Я не говорила: беги, — возразила Галина Викторовна. — Я сказала: сходи и поговори. А объяснять, а тем более бежать… Настя.
— Кажется, уже пора и бежать и объясняться.
— Это из-за визита Серёжки Маркелова? — Мама в первый раз задала этот вопрос. Настя подозревала, что между собой родители это обсуждали, но с ней не заговаривали. А вот теперь мама не совсем удачный момент выбрала.
— Надеюсь, что этот визит, как ты говоришь, был первым и последним, — огрызнулась Настя.
— Ну-ну.
— Что «ну-ну»? — разозлилась она, но мама уже ушла в комнату, а за ней, чтобы выяснить всё до конца, Настя не пошла. Разговор грозил затянуться, а она в данный момент на беседу с другим человеком настраивалась.
Но ничего хорошего из их с Сашей разговора тоже не вышло. Настя пришла к нему домой, даже с Людмилой Геннадьевной поговорила несколько минут, чего не случалось уже много дней, и та была вполне доброжелательна, и вроде бы даже радовалась, что Настя решила первый шаг к примирению сделать. И к соседке ушла, чтобы не мешать им с Сашкой разговаривать, но ничего хорошего всё равно не вышло. Тот всё ещё обижался, считал, что его обида справедлива, и ждал, видимо, не просто объяснений и разговоров по душам, а серьёзных извинений и покаяний. А Настя ему в этом отказывала. Она пришла говорить о том, что случилось неделю назад, до поцелуя с Сергеем, а тогда она была ни в чём не виновата. Это именно он, Сашка, среагировал неадекватно и поверил всем сплетням и слухам, совершенно не обоснованно. Так в чём виновата она? Настя ему ни единого повода не давала сомневаться в её верности и порядочности, а вот он, он!..
— Что я?!
— А ты пропадаешь неделями на своей дурацкой работе! — воскликнула она в сильной обиде и вот тогда и ляпнула сгоряча, ту глупость, что ей Маркелов когда-то подкинул. — И я понятия не имею, чем ты там занимаешься и с кем!
— Что?
— Тогда расскажи мне! Всё подробно расскажи! А то ты только отмахиваешься: «Да что тебе моя работа», — передразнила его Настя. — «Я же деньги зарабатываю? Вот и радуйся!». А мне надоело радоваться, понял?
Аверин всерьёз нахмурился.
— Все вы, бабы, неблагодарные. Или ты думаешь, мне просто было с места сорваться и поехать чёрт знает куда?
— Да, скажи ещё, что тебя на Камчатку сослали, — съязвила она. — Ужас какой, в Москву!
— Да что ты знаешь о Москве?
— Вот именно, что ничего не знаю! А ты и рад, да?
— Да уж, я рад! Я счастлив просто! Что когда я там пашу, ты здесь с москвичом романы крутишь! И теперь я понимаю почему: тебе, оказывается, любопытно стало, что и как там!
— Да какие романы? Я уже неделю дома сижу, глаз на улицу не показываю, а ты ещё и упрекаешь меня?
— Поэтому и не показываешь, что до этого намозолила всем глаза!
У Насти вдруг силы кончились. Она умоляюще на Сашку посмотрела.
— Поверь мне, пожалуйста. Не было ничего, это всё Ольга придумала. Он ей нравится, вот и всё.
— А ему нравишься ты. Скажешь, не так?
Она сглотнула комок, вставший в горле.
— Может быть, — не стала спорить она, — но я-то тут при чём?
Аверин напрягся и сделал к ней шаг.
— А при том, что моталась с ним по всему городу. Но ты ведь не слепая, Насть, и не дура полная, видеть и понимать-то должна. Тебе ведь не пятнадцать! — Он едва удержался, чтобы не сплюнуть с досады. — Ты сама всё это замутила. А теперь ты виноватых ищешь? Уж не знаю, было у вас что или не было, но все видели, что он с тебя глаз не спускает, а тебе смешно было, да? И приятно. Покрасоваться захотелось? Смотрите, на меня москвич запал? Вот и расхлёбывай теперь. В следующий раз умнее будешь.
Настя смотрела на него во все глаза.
— Но ведь ничего не было, — тихо повторила она, ненавидя себя за то, что приходится повторять оправдания раз за разом. — Я ничего не хотела. Я даже не хотела с ним общаться, я не хотела, чтобы он на меня смотрел! — в конце концов, закричала она. — Почему все меня виноватой сделали? Разве я его соблазняла? Или что?..
— Если бы ты не хотела, — веско заметил он, — у него бы даже шанса не было с тобой заговорить. Разве я не прав?
Она резким движением откинула с лица волосы.
— Нет, Саша, ты не прав. Потому что я не твоя вещь, и ты на мне клеймо не ставил. И я сама буду решать, с кем мне разговаривать, понял?
Его даже трясло от перенапряжения. Настя видела, как дёргается нерв у него под глазом. Аверин смотрел на неё бешено, и видно было, что ему есть, что ещё добавить, но из последних сил сдерживается. А она сделала глубокий вдох, надеясь, что это поможет справиться с подступающей истерикой.
— Дело ведь не в том, что я с кем-то поговорила, правда? Дело именно в Маркелове. Ты его терпеть не можешь, я это сразу поняла, ещё до вашей встречи. Он ведь москвич! Он другой, и тебя это злит. Но я не понимаю, почему ты мне не веришь? Ведёшь себя так, словно я с ним спала в твоё отсутствие.
— А ты спала?
Настя только рот открыла, но не для того, чтобы что-то сказать, просто вдруг воздух в лёгких закончился, и нужно вдохнуть поглубже и побольше. Наверное, после таких слов, после такого оскорбления и следует дать мужчине пощёчину. Но это настолько глупо. Какой смысл поднимать на него руку, прикасаться к нему, если он и без этого смотрит на тебя, как на грязь под ногами. И ему не важно — спала она с другим или нет, ему обидеть захотелось, чтобы окончательно её затоптать. Если бы её измена ему покоя не давала, если бы одно предположение душу задевало, он бы не спросил напрямую, не прозвучало бы в его голосе брезгливо-насмешливых интонаций. А тут только злость и нетерпение, они даже обиду почти вытеснили. Это уже сведение счётов, а не попытка что-то прояснить.
Настя ему больше ни слова не сказала, просто ушла. Не хлопнула дверью, не обозвала его напоследок идиотом или кем похуже, просто ушла. И домой бежала, кусая до боли трясущиеся губы и заливаясь слезами, совершенно не думая о том, что под кустом сирени целая компания сидит и её видит.
Вся жизнь рухнула. В один день. Всё, на что надеялась и рассчитывала, ничего не осталось. И дело ведь совсем не в Маркелове, как бы ей того не хотелось. Дело именно в них всех, что здесь живут постоянно. Оказалось, что вся их дружба, отношения, связи, всё настолько призрачно и шатко, что потребовалось всего одно злое слово, и ничего не осталось. А ведь Настя замуж собиралась, ещё неделю назад, и подумать не могла, что Сашка, её Сашка, может наговорить ей подобного, лишь с одной единственной целью — её унизить и обидеть посильнее. Чего она в нём не замечала все эти годы? Что он скрывал, или она просто глаза закрывала на какие-то его недостатки? А Ольга? С ней что? Они дружили пятнадцать лет, с детского сада, и всё сломалось также в один момент. Она приняла решение, что для неё важнее заполучить парня, и плевать на лучшую подругу? Так что ли?
— Я не понимаю, не понимаю, — говорила Настя матери. — У меня такое чувство, что нас снимают скрытой камерой, все играют свои роли, и только я не в курсе. У меня какая роль? Девочки для битья?
— Ольга завидует.
— Завидует? Чему завидовать? Мы с ней пятнадцать лет на одной лавке просидели, об одном и том же мечтали, одно и то же ненавидели. А потом её кто-то укусил.
— Люди разные, и каждый находит свои поводы для зависти. Этому как раз не следует удивляться.
— А мне что делать теперь? На Луну переехать?
— Всё уляжется, вот увидишь.
Настя всхлипнула, и слёзы ладонью вытерла.
— Да что уляжется-то, мам?
— Всё. — Галина Викторовна провела ладонью по её вздрагивающей от рыданий спине. — Работу тебе найдём, другую, и учиться на следующий год пойдёшь. Вот увидишь. А Саша… Такое бывает, Настюш. Очень редко кто первую любовь через всю жизнь проносит. Да и неизвестно, хорошо это или нет. Знаешь, ты радоваться должна, что сейчас со всем этим столкнулась. А если бы после свадьбы?
— Он просто сошёл с ума, — тихо, но уверенно проговорила Настя. — Не случается такого с людьми просто так.