Но сейчас она лишь улыбается.
– Это был просто какой-то порыв. Но он оказался на удивление плодотворным. Юфимия меня там увидела и запомнила. И когда я пришла сюда поесть, она с гордостью сообщила, что положила мне целый доллар.
У нее снова звонит телефон, и мы оба сидим, слушаем механическую мелодию. Бетховен.
– Не будешь отвечать? – спрашиваю я.
Мия с несколько виноватым видом качает головой.
Звонок смолкает, но тут же напоминает о себе снова.
– Да ты сегодня популярна.
– Это говорит не столько о популярности, сколько о том, что у меня проблемы. Я после концерта должна была идти на званый обед. С кучей шишек. Импресарио. Спонсоров. Я почти уверена, что это либо кто-нибудь из преподавателей Джулиарда, либо из «Юных дарований», либо же из моих менеджеров, но он непременно хочет на меня наорать.
– Может, Эрнесто? – бросаю я настолько небрежно, насколько это в человеческих силах. Ставрос и Юфимия намекали же на то, что у Мии есть какой-то модный жених – которого она не таскает по греческим забегаловкам. Который не я.
Она снова смущается.
– Возможно.
– Знаешь, если тебе надо с кем-то поговорить, или, там, на встречу какую-нибудь – я не хотел бы оказаться помехой.
– Нет. Я лучше выключу. – И она лезет в сумочку.
Ставрос приносит Мие кофе со льдом, мне – «Будвайзер», после чего повисает очередная неловкая пауза.
– Значит, – начинаю я.
– Значит, – повторяет она.
– Значит, у тебя здесь есть «как обычно». Часто тут бываешь?
– Да, я хожу сюда ради их спанакопиты и назойливости. Наш кампус тут недалеко, так что я раньше часто здесь бывала.
Раньше? Уже раз в двадцатый за сегодня я пытаюсь все сосчитать. Мия уехала в Джулиард три года назад. Значит, этой осенью должна его заканчивать. Но она уже играет в Карнеги-холле? У нее есть свой менеджер? Я вдруг начинаю жалеть, что прочел ту статью недостаточно внимательно.
– А теперь что изменилось? – моя печаль эхом звучит по всей забегаловке.
Лицо Мии напрягается, над переносицей проступает глубокая складка.
– В смысле? – поспешно переспрашивает она.
– Ты же еще учишься?
– А, ты про это. – Лицо расслабляется. – Мне стоило раньше сказать. Я весной закончила. В Джулиарде есть трехгодичная программа для…
– Виртуозов. – Я хотел сделать комплимент, но поскольку у меня нет досье Мии – статистические данные, основные моменты биографии, достижения, – звучит это как-то с горечью.
– Одаренных студентов, – поправляет она, чуть ли не извиняясь. – Я решила закончить раньше, чтобы уже начать выступать. Ну вот, начинаю. Прямо сейчас начинаю.
– О.
Мы сидим в неловком молчании до тех пор, пока Ставрос не приносит еду. Когда я заказывал, даже не думал о голоде, но, ощутив запах своего бургера, я слышу, что и у меня живот урчит. Вспоминаю, что за весь день съел только пару хот-догов. Ставрос расставляет перед Мией целое множество блюд: салат, пирог со шпинатом, картошка фри, рисовый пудинг.
– Это ты съедаешь всегда? – интересуюсь я.
– Я же тебе говорила, два дня не ела. К тому же, ты же знаешь, сколько я могу оставить. В смысле, знал…
– Маэстро, если что нужно – кричите.
– Спасибо, Ставрос.
Когда он уходит, несколько минут мы набиваем рот картошкой – чтобы не разговаривать.
– Ну… – начинаю потом я.
– Ну… – повторяет она. – Как все? Ребята из группы?
– Хорошо.
– Где они сегодня?
– В Лондон летят.
– Ты же вроде говорил, что завтра.
– Да, мне просто надо было доделать тут кое-что по мелочи. Типа логистика. Так что я на день дольше задержался.
– Повезло.
– В смысле?
– Ну… что так сложилось, иначе бы мы не встретились.
Я смотрю на Мию. Неужели она это серьезно? Десять минут назад казалось, что ее удар хватит от одной мысли, что меня могут принять за ее парня, а теперь говорит, что ей, оказывается, повезло, что я ее выследил. Хотя, может, это она просто из вежливости.
– А Лиз? Все еще с Сарой?
О да, это точно была интерлюдия в разговоре ни о чем.
– Ага, у них все отлично. Хотят даже пожениться, но все время спорят о том, стоит ли ради этого поехать в другой штат типа Айовы, где такие браки разрешены, или дождаться, когда то же самое будет и в Орегоне. Столько суеты из-за какой-то формальности, – я непонимающе качаю головой.
– Погоди, а ты что, жениться не хочешь? – в ее голосе слышится намек на вызов.
Смотреть мне на Мию нелегко, но я заставляю себя это сделать.
– Ни в коем случае, – отвечаю я.
– А, – она вздыхает почти с облегчением.
Не бойся, Мия, предлагать тебе руку и сердце я не собирался.
– А ты сам? Все еще в Орегоне живешь?
– Не, переехал в Лос-Анджелес.
– Тоже устал от дождей и подался на юга.
– Ага, типа того. – Какой смысл говорить, что возможность ужинать на улице в феврале месяце быстро приелась и что отсутствие смены времен года кажется мне категорически неправильным. Я – антипод тех людей, кому зимой необходимо ходить в солярий. Мне, чтобы почувствовать себя нормально в разгар ненастоящей солнечной лос-анджелесской зимы, приходится прятаться в темный чулан. – И родителей перевез. У отца артрит, ему в жарком климате лучше.
– Да, у моего деда та же беда. Бедро болит.
Артрит? Об этом можно было сделать приписку в рождественской открытке: Билли научился плавать, подружка Тодда залетела, а тете Луизе вырезали шишку на пальце.
– Фигово, – отвечаю я.
– Ты же знаешь, какой он. Стойко терпит. Сейчас они с бабушкой собрались путешествовать – чтобы встречаться со мной в турне, новые паспорта делают. Бабуля даже нашла какую-то студентку аграрного университета, которая будет в это время присматривать за ее орхидеями.
– Как они, орхидеи? – спрашиваю я. Прекрасно, теперь на тему цветов скатились.
– Ей до сих пор всякие награды дают, так что, наверное, хорошо. – Мия опускает взгляд. – Я в теплице уже давненько не бывала. С тех пор, как приехала сюда, туда я не возвращалась.
Меня это одновременно и удивляет, и нет. Как будто бы я об этом уже знал, хотя и думал о том, что, когда я уеду, Мия может вернуться. Но, похоже, я в очередной раз переоценил собственную значимость.
– Ты бы с ними связался как-нибудь, – говорит Мия. – Они были бы рады тебя слышать, да и узнать о том, что у тебя все хорошо.
– Как у меня все хорошо?
Я смотрю на нее, она, из-под каскада волос, – на меня, и в изумлении качает головой.
– Да, Адам, как у тебя все прекрасно. У тебя же все получилось. Ты – рок-звезда!
Рок-звезда. Ее слова – сплошной дым и зеркала, так что отыскать реального человека за ними невозможно. Хотя я действительно рок-звезда. Банковский счет у меня как у рок-звезды, платиновые диски как у рок-звезды, подружка как у рок-звезды. Но я ненавижу этот ярлык, и когда Мия на меня его в очередной раз вешает, моя ненависть выходит на новый уровень стратосферы.
– А у тебя есть фотки ребят? Может, в телефоне? – интересуется она.
– Да, в телефоне фоток куча, только он в отеле остался. – Это мега-брехня, но ей об этом никогда не узнать. Да и если ей нужны будут фотки, может купить журнал на углу.
– У меня при себе несколько фотографий есть. Бумажных, потому что телефон у меня древний. Кажется, бабушка с дедушкой и еще одна классная с Генри и Уиллоу. Прошлым летом они приезжали ко мне на фестиваль в Мальборо с ребенком, – рассказывает Мия. – Беатрикс, они зовут ее Трикси, помнишь эту малышку? Ей сейчас пять лет. И еще один появился, мальчишка, Тео – его назвали в честь Тэдди.
При упоминании Тэдди у меня кишки узлом завязываются. Чувства не просчитаешь, неизвестно, насколько исчезновение одного человека скажется на тебе сильнее, чем другого. Родителей Мии я любил, но с их смертью мне как-то удалось примириться. Да, их не стало слишком быстро, но хотя бы в естественном порядке вещей – сначала родители, потом дети – хотя, конечно, с точки зрения бабушки с дедушкой Мии все вышло не так. А вот того, что Тэдди никогда не исполнится больше восьми лет, я принять до сих пор не могу. Становясь старше, я думаю и о том, сколько бы в этом году исполнилось Тэдди. Сейчас бы ему было около двенадцати, и я вижу его в каждом прыщавом подростке, который приходит на концерт или просит автограф.
Я не говорил Мие, как меня подкосила потеря Тэдди, даже когда мы были еще вместе, так что и сейчас ни за что не скажу. Я лишился права обсуждать эту тему. Я больше не играю никакой роли в семье Холлов – потому что за меня так решили.