Гейл Форман - Куда она ушла

Когда я за ней заехал, проводить нас собралась вся ее семья, словно мы собирались в дикое сафари, а не на банальную вылазку на двое суток. Меня подозвала Кэт.

– Из еды ты что взял? – поинтересовалась она.

– Сэндвичи. Фрукты. На сегодня – гамбургеры, печеные бобы и сморы[17]. Ну, для аутентичности.

Кэт кивнула, вид у нее был очень серьезный.

– Хорошо, но если начнет психовать, наверное, первым делом скармливай ей сморы. Я вам тоже кое-что собрала, – и она вручила мне пакет на застежке киллограма на два. – Вскрыть в случае необходимости.

– Это что?

– Конфеты. «Нау-энд-Лейтер», «Старберст», «Пикси Стикс». Если будет слишком истерить, корми ее этим. Высокий уровень сахара в крови сделает вашу жизнь на природе достаточно безопасной.

– Гм, спасибо.

Кэт покачала головой.

– Мы вот не такие смелые, как ты. Удачи тебе.

– Да, она тебе пригодится, – ответил Дэнни. Затем они с Кэт переглянулись и начали ржать.

За час можно было доехать до нескольких отличных полян, но мне хотелось показать ей особенное место, так что мы заехали далеко в горы, где проходила старая лесовозная дорога. Меня часто возили туда в детстве.

– А где палаточный городок? – спросила Мия, когда я съехал с шоссе на грунтовку.

– Это для туристов. А мы дикарями.

– Дикарями? – в ее голосе зазвучала тревога.

– Мия, успокойся. Мой отец здесь работал, я тут все знаю. А если тебе душ нужен…

– Душ не нужен.

– Хорошо. У нас будет собственный частный бассейн, – я выключил двигатель и показал Мие наше место: прямо у реки, где образовалась небольшая прохладная и кристально чистая бухточка. Куда ни посмотри – прекрасный вид, сосны и горы, как на огромной открытке, рекламирующей красоты Орегона.

– Симпатично, – неохотно признала Мия.

– Погоди, вот еще на вид с горы посмотришь. Гулять пойдем?

Она кивнула. Я взял сэндвичи, воду, две пачки арбузных ирисок «Нау-энд-Лейтер» и мы потихоньку пошли по тропинке, немного там пошлялись, почитали под деревьями. Вернулись мы уже в сумерках.

– Поставлю палатку, – сказал я.

– Тебе помочь?

– Нет. Ты же гость. Расслабься. Книжку почитай или еще что-нибудь.

– Как скажешь.

Я вывалил на землю запчасти от палатки и принялся собирать каркас. Но она оказалась какая-то новомодная, как огромный пазл, не такая простая, к каким я привык с детства. Через полчаса еще ничего не было готово. Солнце уже спряталось за горы, так что Мия отложила книгу и стала смотреть на меня с мечтательной улыбкой на лице.

– Ну как, нравится тебе? – спросил я, весь вспотев, хотя вечер был прохладный.

– Однозначно. Если бы знала, как все будет, я бы куда раньше начала ездить.

– Я рад, что ты довольна.

– О, да. Ты точно не хочешь, чтобы я тебе помогла? Если в ближайшее время не соберешь, мне надо будет фонарь держать.

Я вздохнул и вскинул руки.

– Да, эта зараза оказалась умнее меня!

– А есть у этой твоей конкурентки какая-нибудь инструкция?

– Когда-то, наверное, была.

Мия покачала головой, встала, схватилась за верхнюю часть палатки.

– Ладно, ты берись за тот край, а я – за этот. По-моему, эти длинные штуки должны идти тут сверху.

Через десять минут палатка была готова. Я набрал камней и хвороста для костра и развел огонь. Разогрел в сковородке бургеры, а бобы запек прямо в банке.

– Я поражена, – сказала Мия.

– Что, полюбила жизнь на природе?

– Я этого не говорила, – ответила она с улыбкой.

И лишь позднее, после того как мы поужинали, съели сморы, помыли посуду в залитой лунным светом реке, я поиграл на гитаре у костра, пока Мия пила чай со «Старберстом», я, наконец, понял, в чем у нее проблема.

Случилось это часов в десять вечера, хотя на природе это все равно что два ночи. Мы залезли в палатку, уютно устроившись в сдвоенном спальнике. Я прижал ее к себе.

– Хочешь знать, что во всем этом лучшее?

Я почувствовал, как она вся напряглась – но не в том смысле.

– Что это было? – прошептала она.

– Ты о чем?

– Я что-то слышала, – сказала Мия.

– Наверное, зверь какой-нибудь.

Она зажгла фонарик.

– Откуда ты знаешь?

Я забрал фонарь и посветил на нее. Глаза у Мии были просто огромные.

– Испугалась?

Она опустила взгляд и едва заметно кивнула.

– Тут бояться некого, кроме медведей, но их только еда интересует, а мы ее именно из-за этого спрятали в тачку, – успокоил ее я.

– Медведей я не боюсь, – с презрением сказала Мия.

– А чего же?

– Просто мне кажется, что я тут как легкая мишень.

– Для кого?

– Не знаю… Для людей с оружием. Для охотников.

– Это смешно. Половина Орегона охотится. Все мои родственники. Но только на животных, а не на туристов.

– Понимаю, – тихонько ответила Мия. – Дело даже не в этом. Просто я чувствую себя такой… беззащитной. Ну, я не знаю, на природе мир кажется таким огромным. И когда не можешь уйти в дом, то тебе как будто и места нигде нет.

– Вот твое место, – ответил я, укладывая и обнимая ее.

Мия прижалась ко мне.

– Знаю, – вздохнула она. – Ну и дура! Внучка биолога из лесной службы боится ходить в лес.

– Но этим же дело не ограничивается. Ты – исполнительница классической музыки на виолончели и дочь старых панк-рокеров. Ты вообще ненормальная. Но ты моя ненормальная.

Какое-то время мы лежали молча. Мия выключила фонарь и подползла ко мне еще ближе.

– А ты в детстве охотился? – шепотом спросила она. – Ты никогда об этом не рассказывал.

– Я ездил с отцом, – прошептал я. Несмотря на то что в радиусе нескольких километров никого не было, все равно почему-то казалось, что надо говорить тихо. – Он все время говорил, что на мой двенадцатый день рождения подарит мне ружье и научит стрелять. Но лет в девять я поехал со старшими кузенами, и один из них одолжил мне свое ружье. Случилось нечто из серии «новичкам везет» – я подстрелил кролика. Братья мои подняли суету, кролик зверек маленький и быстрый, и даже опытный охотник не всегда может в него попасть, а мне удалось прямо с первой попытки. Они пошли за ним, чтобы можно было показать его всем или, может, даже сделать трофейное чучело. Но увидев его в крови, я расплакался. Потом начал кричать, что надо его к ветеринару отнести, но зверек, разумеется, был уже мертв. Но нести его домой я отказался. Я заставил их похоронить кролика в лесу. Узнав об этом, мой отец сказал, что убивать надо лишь ради выгоды – чтобы съесть или снять шкуру, а иначе считай, что его жизнь пропала даром. Но он, наверное, догадался, что я для этого вообще не создан, потому что на двенадцатый день рождения он мне вместо ружья подарил гитару.

– Раньше ты эту историю не рассказывал.

– Наверное, не хотел подрывать рокерскую репутацию.

– Мне кажется, это бы ее, наоборот, только укрепило.

– Ну не. Но я в любом случае эмокор, так что все нормально.

В палатке повисло теплое молчание, а снаружи слышалось тихое уханье совы. Мия ткнула пальцем мне в ребра.

– Какой ты неженка!

– И это говорит человек, который боится на природе ночевать.

Мия хихикнула. Я прижал ее к себе, чтобы устранить всякое расстояние между нашими телами, потом убрал волосы с шеи и уткнулся в нее носом.

– Теперь ты должна мне рассказать какую-нибудь постыдную детскую историю, – шепнул я ей на ухо.

– Мои постыдные истории со мной все еще происходят, – ответила она.

– Должна же быть какая-то, которой я не знаю.

Какое-то время она молчала.

– Бабочки.

– Бабочки?

– Я боялась бабочек.

– Да что у тебя за отношения с природой?

Мия затряслась от беззвучного смеха.

– Да уж. И разве можно найти менее страшное существо, чем бабочка? Они живут-то всего недели две. Но я как ни увижу, мне дурно становилось. Родители старались, как могли, чтобы я к ним привыкла: покупали книжки про бабочек, одежду с бабочками, повесили плакаты мне в комнате. Но ничего не помогало.

– На тебя что, стая монархов[18] напала? – поинтересовался я.

– Нет. У бабушки была теория по поводу этой моей фобии. Она считала, что это связано с тем, что мне когда-нибудь придется претерпеть метаморфозы вроде того, как гусеница превращается в бабочку, и меня это пугало, потому я боялась и самих бабочек.

– Да, это вполне в ее духе. И как ты преодолела этот страх?