Юлия Резник - Кукушка

Разжигая горн, я заставил себя отбросить прочь все посторонние мысли и сосредоточиться на деле. Главный был прав в том, что задержание Вуича на территории другого государства могло обернуться для нас нежелательными сложностями. Экстрадиция — довольно запутанная штука. Никто не может дать гарантию, что его выдадут в конечном итоге. С этими европейцами вообще все непросто. Начни давить Вуич на то, что его преследуют по политическим мотивам — и все. Накрылся наш план. Выдача преступников — право государства, а не его обязанность. Да и не было у нас железобетонных доказательств его вины. Мы только надеялись их получить. И выходил какой-то замкнутый круг…

Столик, который я начал мастерить еще месяц назад, постепенно обретал нужные очертания. Оставалось добавить немного декора. Отбросив молот, я склонился над столом, выводя на бумаге очертания виноградных листьев. Выходило неплохо, будто и не было тех лет, что я провел, скитаясь по миру…

В конце концов, усталость взяла свое, и я, завершив работу, вернулся в дом. Навстречу мне из гостиной вышла Марта, осторожно укачивая на руках ребенка.

— Что-то случилось?

— Нет… просто я немного испугалась, когда дверь открылась.

— Испугалась? Почему? — стащив тяжелые кирзовые ботинки, я с облегчением пошевелил пальцами. Ноги гудели от усталости. — Я ведь уже объяснил, что сюда просто так не пробраться. Как только кто-то попытается это сделать, сработают датчики, и мне поступит тревожный сигнал.

— Я бы предпочла, чтобы у меня под рукой было оружие. Хочется иметь возможность защитить себя, когда тебя нет поблизости.

— В этом нет необходимости. Я всегда рядом.

— Ты весь день провел в кузнице! — упрямо стояла на своем Марта.

Смерив ее раздраженным взглядом, я полез в карман и достал небольшой планшет.

— Смотри! Это — изображения, выведенные с камер по периметру дома и на подъезде к нему, — убедившись, что она поняла, я мазнул пальцем по экрану, выводя на него следующую картинку, — а это… камеры, установленные в доме.

— Ты же сказал, что отключил их!

— Для других. Их не могут просматривать посторонние. Но в целях безопасности, запись все же ведется.

Она колебалась. Я видел сомнение в ее льдистом взгляде.

— Если ты мне не доверишься, у нас ничего не выйдет, — отгоняя прочь злость, я погладил ее по щеке. От моего взгляда не укрылось, как отозвалось тело Марты на это прикосновение, как, замерев на секунду, она жадно втянула воздух.

— Не знаю, чего ты добиваешься, Макс… Но, думаю, тебе стоит знать… что после родов… женщина еще два месяца ни на что ни годна.

— Думаешь, мне только это от тебя нужно? — спросил я, не отпуская ее мечущегося неспокойного взгляда.

— Нет. Я думаю, что тебе нужен мой муж. А я… лишь приятный бонус.

Её голос дрожал от волнения. Он, как ничто другое, доказывал мне, что слова Марты — всего лишь глупая, но такая нужная ей сейчас бравада. Напуганная красивая девочка с настороженными глазами… Моя… моя красивая девочка.

— Малышка уже уснула, — сменил я тему, не видя смысла ее в чем-то переубеждать. Словам она все равно не поверит, а вот у поступков еще, пожалуй, остались шансы. — Отнеси ее в комнату и приходи в ванную.

— Зачем?

— Я хочу тебе кое-что показать. Ну же, не бойся…

Когда Марта ушла, я быстро разделся и, забравшись под душ, принялся растирать свое тело мочалкой. Вода стекала по моему уставшему телу и, закручиваясь в воронку, стекала в слив. Я как раз наклонился, чтобы намылить икры, когда почувствовал на себе ее взгляд. Делая вид, что ничего не случилось, я продолжил помывку. Скользнул руками по крепким бедрам, провел между ног, обхватив отяжелевшую мошонку…

— Не хочешь присоединиться ко мне? — будто бы между прочим, поинтересовался я.

— Нет! — ее голос осип и с трудом пробивался сквозь грохот воды.

— Что ж… Тогда, думаю, нам стоит поменяться местами.

Не слушая ее протестов, я смыл пену и быстро растер себя полотенцем.

— Раздевайся…

— Что? Я не знаю, что ты задумал, но со мной…

— Раздевайся, Марта. Тебе будет хорошо.

В тесном пространстве ванной я принялся расстегивать пуговицы на своей старой застиранной рубашке, в которой Марта ходила по дому. Она не сопротивлялась, но и не помогала мне, безвольно свесив руки вдоль тела. Я развел полы рубашки в стороны и громко сглотнул. Рот моментально наполнился слюной при виде ее спелой налитой груди. Глядя Марте прямо в глаза, я с силой сжал соски между пальцев, опустил взгляд и, убедившись, что молоко так до конца и не ушло, тихо скомандовал:

— Ложись в ванну.

— Макс…

— Делай, что я сказал!

Все было, как всегда… Душная тесная ванная и врывающийся в легкие влажный густой пар, затрудняющий мое дыхание. Делающий его практически невозможным… А еще слова. Жесткие слова, которым я беспрекословно подчинилась.

— Делай, как я сказал, Марта! Делай, как я сказал!

Его руки включили воду, направили мне на грудь струю, сжали соски пальцами и безжалостно выкрутили их, сжавшиеся от ужаса и паники. Я не хотела в это возвращаться, я не хотела… Вода ласкала мою плоть и обжигающе-горячим потоком спускалась вниз по коже живота. Я отчаянно всхлипнула. В голове громыхало. Руки, сжимающие насадку душа, сместились еще немного. Настойчиво отвели ногу в сторону и направили на воспаленный клитор мощную струю воды. В голове взорвался голос Ивана:

— Ну, какая же голодная девка… Ты знаешь, что только шлюхи кончают от всего, что бы с ними ни делали? Готов поспорить, ты кончишь, даже если я всуну в тебя этот шланг. А может, ты этого и добиваешься?

— Нет!

С отчаянным криком я отбросила прочь проклятую лейку и, как ошпаренная, выскочила из ванны. Дико озираясь по сторонам, схватила с крючка полотенце. Слезы струились по лицу и, скатываясь по шее, терялись где-то под тканью, в которую я торопливо закуталась.

— Марта? Детка, что не так?

Я затравленно обернулась. Несколько раз моргнула. Это был не Иван! Не Иван… Облегчение — дикое, ненормальное — наполнило мое ослабевшее тело и пролилось из глаз горьким соленым водопадом. Чтобы не зарыдать в голос, я закрыла ладонью рот.

— Детка…

Я покачала головой, резко толкнула ладонью многострадальную дверь и выбежала в коридор. Я не знала, что мне делать дальше. В моей душе все смешалось. Пока я раздумывала над тем, как поступить, Макс догнал меня и прижал к себе.

— Ну, что ты? Ну, ведь ничего не случилось… Я просто хотел сделать тебе хорошо.

— Я не распущенная! Мне это не надо! — растерев соль по щекам, я вызывающе уставилась на Макса. Пусть только скажет что-то! Пусть только скажет… Клянусь, я убью его! Я просто убью… Никому, никому не позволю больше вытирать об себя ноги! Хватит!

— О, господи… Ну, конечно, ты не распущенная. Как тебе только в голову такое пришло? — его руки на мне сжались чуть крепче, хотя, казалось, куда еще? — Ты самый чистый человек, которого я знал…

— Не знал! Ты и сейчас ни черта обо мне не знаешь! Иначе тебе бы и в голову не пришло называть меня чистой! Он… он проделывал со мной ужасные вещи! А знаешь, что самое страшное?! Я кончала, я каждый чертов раз кончала! Он приучил меня… Приучил…

Макс резко меня отпустил и, со всей силы ударив кулаком в обшитую деревом стену, заорал:

— Какого хрена, Марта?! Какого хрена? Ты, правда, считаешь, что я могу тебя хоть как-то обидеть?! Уподобиться ему?!

— Я не знаю! — с не меньшей яростью проорала в ответ, а потом, будто сдувшись, прошептала тихонько. — Я боюсь… Я просто очень боюсь… Саму себя… Своих желаний… Боюсь, что не выживу, что стану разменной монетой в чужой грязной игре, боюсь, что меня используют и в который раз предадут доверие. Не думаю, что я смогу это вновь пережить.

— Не бойся… Ничего не бойся! — Ярость Максима потухла так же быстро, как и зажглась. Он снова обнял меня. Осторожно, едва касаясь, но в то же время так крепко… От него пахло сосновым мылом и чем-то горьким. Присущим только ему. Пульс на его шее колотился, как сумасшедший. Он все еще не до конца овладел собой. Признаться, его вспышка стала для меня полной неожиданностью. Макс виделся мне очень сдержанным, даже хладнокровным. Из этой картинки выбивалось разве что его отношение к… дочке. И этот самый момент.