Юлия Резник - Кукушка

Всхлипнув, я вытерла злые слезы и осмотрелась. На заборе, перевернутые вверх дном, висели банки разных форм и размеров. Не зная, зачем, я сняла одну и, что есть силы, бросила на мощеную камнем дорожку. И еще… и еще… В какой-то иступленной истерике, волны которой схлынули, лишь когда его сильные руки обняли меня и прижали к себе.

Льняная головка Марты покоилась у меня на плече. Она не спала, осторожно перебирая пальцами жесткую стрелку волос, уходящую под резинку боксеров. Если бы рука моей женщины спустилась чуть ниже — ее бы ждал очень большой сюрприз. Большой — так точно, не уверен насчет сюрприза… Должна ведь она понимать, как отреагирует мое тело на ее возбуждающие поглаживания?

Рядом с нами в колыбели сопела Алиса. Я еще не приступил к реставрации кроватки — пока только оттер от грязи и пыли. Матрасом малышке служили сложенные в несколько раз махровые простыни. Завтра я собирался выбраться в город, чтобы купить все необходимое. Лак, наждачку, специальную шпатлевку по дереву, ну и, конечно, матрасик с постельным.

Мои мысли плавно перетекали от одной к другой, пока не вернулись к событиям вечера. Истерика Марты подогрела мою ярость. Я знал, что никогда не забуду, с каким отчаянием она швыряла о землю те проклятые банки. Я не забуду ее боль. И отомщу… Отомщу за каждую ее слезинку. Но перед этим залечу ее раны. Вскрою нарывы острым лезвием страсти, продезинфицирую жарким огнем… А потом исцелю поцелуями. И своею любовью.

— Макс…

— М-м-м?

— Если ты доверяешь Сеничкину…

— Продолжай… — насторожился я.

— То почему отфильтровал мои показания? Тогда… накануне допроса?

— Потому что запись с твоим допросом будет анализировать не только он.

— Но и люди, которым ты не доверяешь? — Она приподняла голову и заглянула в мои глаза.

— Не то, чтобы не доверяю… Просто не могу поручиться.

— Это люди… Они не знают, где мы?

— Нет, не знают, я ведь уже говорил, — Марта снова опустилась мне на грудь, и я, не удержавшись, прижался губами к ее сладко пахнущей макушке.

— Спи, моя девочка…

— Что-то не спится. Я все время думаю, каков твой план. И не понимаю… Как долго мы будем здесь находиться?

— Столько, сколько понадобится. Тебе здесь… плохо? — затаив дыхание, поинтересовался я. Не знаю, почему мне так важно было услышать ее ответ. Может быть потому, что я все чаще задумывался над тем, чтобы остаться здесь навсегда. Меня больше не привлекала карьера в спецслужбах. Марта была права. В своем стремлении защищать я стал всего лишь пешкой в чьих-то грязных играх. Да и сколько бы людей я ни спас, это не вернет мне мать и сестру… Тех главных для меня женщин, которых я не сумел защитить.

— Нет. Нет, не плохо… Я просто хочу, чтобы это все поскорее закончилось. Неизвестность… пугает.

— Я понимаю. Но нам сейчас только и остается, что ждать. Твои показания анализируются. Мы ищем ключ, как подобраться к Вуичу, исходя из новых вводных. Список его пособников растет. И там вырисовываются очень непростые фигуры. Нам нужны доказательства, понимаешь?

— А записи?

— Запись велась несанкционированно. Вероятность того, что их примут в качестве доказательств в суде — минимальна. А значит, нам нужны показания самого Вуича, и чтобы его разговорить, было бы неплохо получить неопровержимые доказательства против него самого.

— Повязать на горячем. Ты говорил.

— Сейчас прорабатывается несколько вариантов. Все дело упирается в эту проклятую скульптуру… Но нам бы не хотелось связываться со спецслужбами других стран. Экстрадиция — слишком неповоротливая и довольно непредсказуемая процедура. Не знаю, удастся ли Сеничкину получить гарантии от западных коллег.

— А от чего это может зависеть?

— От того, сколько у них самих на него компромата. Если Вуич засветился и там — дело дрянь.

— Когда же все решится?

— Не так быстро, как нам того бы хотелось. Операции подобного рода разрабатываются годами. Учитывая обстоятельства, процесс может ускориться. Но в любом случае, думаю, что на все уйдет не меньше месяца.

— И что же нам делать все это время? — прошептала она.

— Жить, Марта… Жить… Только и всего.

Она ничего не ответила. Лишь потерлась носом о мою грудь, а уже через несколько минут уснула. Наверное, доверившись мне… А я еще долго не мог последовать примеру Марты. Жар ее тела проникал внутрь меня. И никакие проблемы, никакие страхи и переживания не отменяли того, что я дико, безумно ее хотел.

Утром, следуя своим же рекомендациям Марте о том, что нам нужно просто жить, я засобирался в город.

— Как хорошо, что мы можем куда-то проехаться, — обрадовалась Марта, но я был вынужден погасить ее энтузиазм:

— Детка, не думаю, что вам стоит выходить из машины. Я бы и не тащил вас за собой, но…

— Ты боишься, что за время твоего отсутствия с нами что-то может случиться.

— Я не могу оставить вас без охраны, — подтвердил я.

Покупки не заняли много времени, хотя я на самом деле приобрел столько всего! Того, чему раньше не было места в моей жизни: кружевным розовым балдахинам, плюшевым зайцам, детскому питанию и крошечным платьям… Даже в моей продуктовой корзине теперь находился совсем другой набор. Не привычные пельмени и полуфабрикаты, а парное мясо, домашняя сметана, творог, свежие овощи и зелень. Я не сомневался, что Марте удастся приготовить из этого что-нибудь вкусненькое.

Все время, пока я торопливо скупал все, что нам могло бы понадобиться, меня не покидало удивительное чувство… Чувство гармонии и правильности происходящего. Я будто вновь стал частью чего-то важного, чего-то основополагающего… Семьи, которой давным-давно лишился. Только теперь мне была отведена совсем другая роль. Роль вожака.

Когда мы благополучно вернулись домой, Марта выглядела несколько пришибленной.

— Ты максималист? — подозрительно осведомилась она, изучающе разглядывая стоящие на дорожке пакеты. Я улыбнулся довольно, отмечая про себя, как нежно она прижимает к груди нашу дочь, как осторожно покачивает ее из стороны в сторону.

— Разве что немного.

— Мне кажется, что после твоего набега полки местных магазинчиков опустели.

— Неправда, — скривился я, подхватывая первую партию сумок. — Я купил только самое нужное. Пойдем… Приготовим что-нибудь. Есть хочу — жуть.

Марта кивнула. На секунду ее взгляд задержался на битом стекле, которым была усыпана дорожка, что-то неуловимо изменилось в ее лице, но она довольно быстро овладела собой. Улыбнулась немного смущенно (господи, как мне нравилась эта её улыбка!) и пробормотала:

— Пойдем… Только ты все же… занимайся кроваткой. Поесть приготовить я и сама смогу. Не такая уж я и безрукая.

— Я такого и не говорил.

— Вчерашние отбивные были просто ужасны!

— А. Так вот, что это было… — посмеиваясь, заметил я.

— Макс! — ее глаза широко распахнулись. И она посмотрела на меня как-то… неверяще, что ли? С потаенной надеждой посмотрела…

— Я-то думал, свиные уши!

Закинув руку на плечи Марте, я подтолкнул ее к крыльцу:

— Ну же, детка… Пойдем. Я, правда, очень голоден.

На секунду ее губы скривились, будто она снова была готова заплакать, но этого не случилось. Словно обмякнув под моими руками, Марта послушно направилась к дому.

Разложив вместе с Мартой продукты и отправив в стирку новые вещи для дочки, я переоделся и вынес колыбель во двор. Здесь мне было намного комфортнее работать, чем в доме. Да и грязное это дело… Алису я забрал с собой, здесь, на свежем воздухе, ее сон будет намного крепче. А значит, Марте ничто не будет мешать заниматься домашним хозяйством.

Счищая с перекладин старый облупившийся лак, я с удовольствием прислушивался к доносящимся из приоткрытого окна кухни звукам. К звону посуды, шуму воды, к легким шагам Марты, которые то удалялись, то приближались вновь… Уютные, домашние звуки, которые наполняли теплом мою душу и чудодейственным образом залечивали все мои раны…

Работа увлекла, спокойствие этого утра нарушил лишь звонок главного, который, впрочем, ничего не прояснил. Между спецслужбами двух стран с утра начались осторожные переговоры о возможном сотрудничестве по делу Вуича. Немцы высказали робкую заинтересованность, но все еще было непонятно, чем закончится дело.