— Макс…
— Ммм?
— Пойдем обедать.
— А давай здесь?
— Здесь?
— Ну, да. Я вынесу стол на веранду. Раньше мы всегда обедали там.
Она не возражала. После быстрого и очень-очень вкусного обеда мы снова вернулись каждый к своей работе. Я шпатлевал мелкие, образованные временем трещины, нарушающие идеальную гладкость дерева, и исподлобья наблюдал за Мартой. Она удивила меня тем, что затеяла. Признаться, не ожидал, что она возьмется за уборку в комнате моих родителей. Хотел бы я понимать, что это означает… А пока просто наблюдал, запрещая себе торопиться с выводами. Но все равно горел изнутри… Она распахнула окна и, забравшись на подоконник, принялась снимать с карниза тяжелый тюль. Мой взгляд скользнули по ее длинным идеальной формы ногам и замер на уровне края футболки. Пальцы скользили по колыбели, отыскивая новые трещинки, а глаза… глаза, не отрываясь, наблюдали за Мартой. Я хотел эту женщину до звона в ушах и в других, менее приличных частях тела. Покончив с гардинами, она ненадолго пропала, а после снова мелькнула в окне с тазом и тряпкой. Через некоторое время выскочила на крыльцо. Взъерошенная и невозможно красивая:
— Макс, а ты не мог бы где-нибудь натянуть бельевые веревки? Сушилка в ванной увешана вещичками Алисы, а у нас стирки еще целый вагон! Я нашла в шкафу твоих родителей белье невероятной красоты, но все оно нуждается в стирке… — она тараторила и даже подпрыгивала от нетерпения, а я просто смотрел… смотрел, как последний дурак, на такую новую Марту.
— Да… Конечно, за домом есть специальные столбики. Я… сейчас все сделаю.
Так мы и провели этот день. В хлопотах по дому, неспешных тихих разговорах и заботах о нуждах малышки. Свежий лак не успел просохнуть, поэтому мы оставили колыбель на улице, а это означало, что маленькой Алисе снова придется довольствоваться переноской. Мое сердце замирало, глядя на моих девочек. На Марту, которая уже не так настороженно косилась на дочь и даже робко улыбалась той, нерешительно щекоча животик. Не зря я был убежден в том, что ей не потребуется много времени, чтобы впустить в свое сердце дочку.
— Уснула, — прошептала Марта, когда выкупанная и накормленная, Алиса, наконец, угомонилась.
— Да…
— Она такая красавица… Правда? — Марта кинула на меня взгляд своих льдистых глаз, которые в свете ночника казались синими-синими.
— Наша дочь настоящая красавица. Как и ее мать.
— Спасибо, — Марта опустила смущенный взгляд к полу.
— Это тебе спасибо.
— За что?
— За все. Ты делаешь меня счастливым.
— Но… я ведь ничего такого не сделала, — запротестовала Марта.
— Сделала, и очень много.
Отчего-то занервничав, она снова отвела взгляд:
— Переложить ее в переноску? Или… пусть спит… с нами? — облизав губы юрким язычком, взволнованно поинтересовалась она.
— Думаю, все же переложить. Она может помешать нам… Ты понимаешь, о чем я? — тяжесть в паху стала нестерпимой. Мне требовалась разрядка. Но еще больше я хотел, чтобы разрядилась она. Прямо мне на язык. Так, как это уже было однажды. Определенно, Алиса могла этому помешать.
Глаза в глаза. Жар возбуждения. Ответь мне, Марта, пожалуйста… Ответь!
— Понимаю, — не шепот — писк. Неужели она все еще боится происходящего между нами?
— И? — подталкиваю ее к нужному мне решению.
— Она может остаться в кровати, если мы… перейдем в другую комнату.
— Куда? — теперь и мой голос осип.
— В спальню для взрослых. Именно в этой комнате обитали твои предки… и, наверное, теперь твоя очередь. Нет?
Мое сердце громыхало в груди. Кровь прилила к ушам, зов… предков ли, крови ли? — звенел в ушах. Желание сумасшедшей силы наполняло тело. Веки налились тяжестью.
— И ты не боишься… составить мне компанию в этой комнате? Остаться со мной один на один за плотно закрытой дверью?
Она медленно покачала головой:
— Только не обижай меня, — прошептала она.
Господи, да разве я мог?
Оставив открытой дверь, чтобы, в случае чего, услышать дочку, мы медленно прошли по коридору. Щелчок замка, который я все же смазал, как выстрел — ударил по нервам. Разделил жизнь на «до» и «после».
— Я не могу еще… слишком рано… ты помнишь? — ее грудь взволнованно вздымалась, натягивая ткань футболки. Пробуждая во мне неистовое желание содрать ту с нее, к чертям.
— Я помню. Это нам не помешает. Мы просто поласкаем друг друга. Доверься мне.
— Хорошо…
— Тогда сними эту тряпку, Марта. Я хочу видеть тебя обнаженной.
Глава 20
Его слова током прошлись по моему телу. По тем чувствам, которых я привыкла стыдиться. Что сказать? Меня заводили подобные команды… По крайней мере, из его уст. Я не знала, было это извращением, или нормой… Я дала себе установку не думать об этом, но все равно прошлое накрывало. Иван… он тоже любил поговорить. Грязные словечки… оскорбления, единственной целью которых было меня унизить.
— Сними, — повторил Макс, — я хочу тебя рассмотреть при свете.
Холодок пробежал по моему позвоночнику, чуть притушив пожар. Мой муж тоже любил посмотреть… как я корчусь от страсти, как скулю от невозможности кончить, как извиваюсь на влажных от пота простынях. Маньяк, для которого я стала любимой игрушкой. Маньяк, который наказывал меня каждый раз.
Во мне ширилась злость. Бескрайняя черная ярость… Гнев на то, что я позволяла прошлому и дальше отравлять свою жизнь. Задыхаясь от сковавшего внутренности напряжения, я потянула футболку вверх, путаясь в рукавах и едва не плача…
— Осторожнее… Дай лучше я…
Его сильные шершавые руки скользнули по моему пылающему телу, оставляя на нем ожоги. Футболка медленно отлетела в сторону. Макс отступил на пару шагов, и совершенно невольно я снова напряглась. Гордо вскинула голову — это все, что я могла. Ну же, давай! Бей меня… Бей!
— Красавица… Какая же ты красавица.
Золотистый взгляд Макса медленно сползал по моему телу. Мне казалось, я чувствовала его успокаивающее целительное тепло. На плечах, тяжелой груди, крутых бедрах и между ними… Он снова приблизился. Коснулся длинными пальцами моей руки чуть повыше локтя.
— Я хочу, чтобы ты для меня покричала. Скажи… Ты будешь кричать?
— Я не знаю…
Мое волнение зашкаливало. Я кричала много раз… я плакала. От острой нужды, от неудовлетворенности, от обиды и унижения. И от вымученного оргазма, брошенного мне, как голодной собаке кость. Я не кричала только от счастья. От чистого экстаза освобождения. Я не знала его… Я не знала!
Его пальца поднялись вверх по руке, прошлись по плечу, коснулись беснующегося пульса на шее и осторожно двинулись по груди. Макс погладил подушечкой большого пальца напряженный сосок… На секунду я замерла, с силой выдохнула распирающий легкие воздух.
— Не то, правда? — шепнул он, лаская меня своим потемневшим от желания взглядом, а после зажал вершинку между костяшками пальцев и с силой потянул на себя. Дыхание со всхлипом вырвалось из моего приоткрытого рта.
— Вот так намного лучше… — напряженно улыбнулся он. — Ты любишь пожестче, правда?
— Я не люблю боли…
— Боли не будет. Нам будет сладко… — искушал меня Макс. — Возможно, я куплю для тебя зажимы. Самые слабые… уж очень хочу увидеть, как они будут смотреться на твоих возбужденных сосках.
Стук сердца отдавал эхом в ушах. Я примерно догадывалась, о чем он говорил. Мысль о таких… штучках пусть и не приходила мне в голову раньше, но и не вызывала во мне отторжения. Скорее наоборот. Мое дыхание стало частым и поверхностным. Между ног появилась первая влага. Интересно… он заметит? А если так? Какова будет его реакция? Станет ли он смеяться? Станет ли называть меня шлюхой? Я вряд ли это переживу…
— Доверишься мне?
— Я не знаю… — мой голос ослаб.
— Ляг на кровать. Закинь руки за голову.
Смущенно переступив с ноги на ногу, я все же сделала так, как он велел. Легла на подушку, подняла руки к изголовью, а ноги, напротив, сжала, только сейчас заметив, что не сняла носки. Его носки… Такие длинные, что на мне они казались гольфами. Макс сел рядом, подхватил мою ногу и, уперев ступню в свое бедро, медленно стащил один. Хватая ртом воздух, я не могла оторвать взгляда от его потемневших глаз. А ведь понимала, куда он смотрит… Во мне боролись два совершенно разных желания — сжать ноги… или открыться для его взгляда еще сильней. Пальцы Макса скользнули выше по внутренней стороне бедер, растерли блестящую на них влагу.