Сеничкин снова связался со мной, когда я вновь и вновь просматривал имеющиеся у нас документы.
— Вам нужно возвращаться, — сказал он.
— Почему?
— Это твоя операция. Команда сверху — арестовать Вуича незамедлительно.
— А дальше? Пару месяцев промариновать в СИЗО, чтобы потом отпустить за отсутствием состава преступления?
— Макс, задействованы такие люди, что тут уж не о торжестве закона и справедливости стоит мечтать, а о том, чтобы это дерьмо тебя самого не запачкало!
Я ударил кулаком в стену. По факту, сейчас мы находились, словно между двух огней. Здесь и дураку было понятно, что главной целью происходящего было обнародование записей Вуича. Тех самых записей, на которых отчетливо слышен голос одного из кандидатов на главный пост страны. Которого, очевидно, нужно было убрать из предвыборной гонки. Известно, кому убрать… Все во мне противилось этой мысли. Я хотел справедливого наказания для виновных, а не очередной пиар-акции с громкими задержаниями фигурантов. К тому же Марту пытались устранить. Зачем бы это стали делать те, кому выгодны ее показания? А значит, крот у нас был не из них…
— О чем думаешь?
Я отвел взгляд от погасшего монитора. На пороге комнаты с дочкой в руках стояла Марта. Она подошла очень тихо. Неужели перенимала мои привычки?
— Вуича со дня на день арестуют. Нам нужно возвращаться.
Ее глаза удивленно расширились. Она отвернулась, как-то нервно поправила волосы и спросила:
— И что это даст?
— Ни черта! Ни черта не даст… в том-то и дело. Из предвыборной гонки хотят, во что бы то ни стало, убрать Мартынова. Рейтинг премьера стремительно падает, вот он и суетится.
Марта сглотнула. Погладила носом светленькие волосики дочки.
— Но… ведь мои показания зафиксированы? А значит, я могу остаться и здесь.
— Нет! Нет… не можешь.
— Почему?
— Ты в своем уме? Я не оставлю тебя без защиты!
— Но именно там меня хотели убить…
— Возможно, они боялись, что тебе известно больше, чем следует.
— Например, то, что до раскола политической силы Пешина, Мартынов в ней играл не последнюю роль?
Я резко вскинул голову и процедил сквозь зубы:
— Что тебе известно на самом деле?
— Ничего нового! Ничего, о чем бы ты сам не думал!
— Считаешь, в этом замешан Пешин?
— Я ничего не считаю! И не хочу считать! Я хочу только, чтобы это как можно скорее закончилось. Если Вуича арестуют — он станет мишенью. Его просто уберут, опасаясь, что он сможет заговорить. А следующей на очереди буду я!
— Я… этого… не… допущу!
— Ты ни черта не сможешь сделать!
Я был порядком взбешен. Марта во многом была права. Во многом! Проблема в том, что мы ввязалась в это дерьмо по самые уши. Отступить было некуда. Я медленно-медленно выдохнул. Подошел к ней поближе, погладил Алису по пухлому кулачку своим огрубевшим пальцем.
— Его все равно арестуют. Со мной или без меня. Это — вопрос решенный.
— Господи, зачем я вообще дала эти проклятые показания? Зачем?!
— Т-ш-ш… Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю, обещаю.
— У тебя не будет времени. Ни у кого не будет…
Заглушая ярость, я пытался себя убедить, что Марта имеет полное право во мне сомневаться, но это ничуть не притупляло боли в груди. Мне бы хотелось, чтобы она доверяла мне чуть больше. Я бы многое за это отдал. Возможно, если бы Марта знала, сколько операций мною было спланировано, как мой мозг заточился под это дело, ей было бы спокойнее, но в сложившихся обстоятельствах ее тревоги я мог отодвинуть только одним… древним, как мир, способом. Жаль, что Алиса теперь нескоро угомонится.
— Послушай… У нас есть преимущество. Я тысячи раз выкручивался из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Я знаю, как работает эта система, да и Сеничкин… он поможет нам, в случае чего. Верь мне! Ты только мне верь…
Я обнял их обеих: Марту и малышку, осторожно прижал к себе. Я знал, что для их счастья сделаю все, расшибусь в лепешку! Но как бы было хорошо, если бы и она это понимала!
— Не болит? — меняя тему, я осторожно коснулся повязки на крестце своей женщины.
— Нет, — шепнула мне в шею Марта. Алиса возмущенно пискнула, видимо, дочке наши нежности были не по душе. Я неохотно разжал руки и отступил.
— Мне нужно еще поработать.
— Да, конечно.
— Марта…
— Что?
— Ты бы мне рассказала, если бы тебе было известно еще хоть что-то?
Я не мог не спросить. Мне не давала покоя мысль, что моя недоверчивая Марта слишком быстро… слишком не похоже на неё сдалась. Что-то не срасталось. Что-то определенно было не так. Я пытался понять, что! Любой план требовал детальной проработки, мне не хотелось бы в последний момент узнать о каких-то новых подробностях.
Марта спрятала лицо на головке дочери и будто бы между делом бросила:
— Да. Конечно.
Моя тревога усилилась стократ. Я не поверил ей ни на секунду, но понимая, что давлением ничего не добьюсь, кивнул и снова вернулся к работе. По уже, наверное, двадцатому разу просматривая акты списания вооружения.
Вечер мы провели, занимаясь каждый своими делами. Я прорабатывал в голове все возможные варианты развития событий, и ни один из них мне не нравился. Если бы Марта доверилась мне! Как ее защитить, если не понимаешь, от чего? Знать бы, во что она ввязалась.
В глубине дома зашумела вода. Я предупредил, что наколку нельзя мочить, так что Марта, видимо, купала дочку. Что ж… значит, и мне тоже пора закругляться. Волна предвкушения прокатилась по телу. Заглушая собственный голод, я спешно вернулся к работе. Осталось еще чуть-чуть.
Когда я, наконец, закончил, Алиса уже спала. Марта стояла возле окна, чуть склонив голову, и пальцами одной руки перебирала потемневшие от влаги волосы.
— Тебе нельзя было купаться, — тихо напомнил я.
— Я осторожно. Повязка даже не намокла.
Марта приподняла край футболки и, повернувшись спиной, продемонстрировала мне свою поясницу. Любуясь ее изгибами, я подошел ближе. Обхватил руками тонюсенькую талию. Дыхание в груди моей женщины замерло. Мои ладони скользнули чуть выше, по тонким дугам ребер к совершенной, полной груди.
— Как бы я хотела быть сейчас красивой… — призналась Марта тихим срывающимся голосом. — Шикарное кружевное белье… чулки… шпильки.
— Звучит заманчиво, — просипел ей на ухо, сжимая пальцами ее отвердевшие розовые соски. — Так что тебе мешает?
— Может быть, то, что здесь неоткуда взяться шикарному белью и шпилькам?
— Это не проблема, — отмахнулся я, закипая, сгорая в бушующем пламени страсти. — Ты уверена, что хочешь мне угодить? Завести меня де предела?
— Да… — выдохнула она.
— Тогда пойдем, — мой голос дрожал, когда я потянул Марту за руку в сторону родительской… Впрочем, нет! Не родительской! Нашей с ней спальни. Как и всегда, дверь я оставил открытой. — Стой здесь! — предупредил я и отошел к комоду.
— Что ты ищешь?
— Вот это… — Я подошел поближе, показывая зажатую в руке бельевую веревку. Похоть сжирала мои внутренности. Похоть и острая, на грани боли, нужда.
— Ты хочешь снова меня связать? — шепнула Марта, не сводя с меня глаз. Ее узкая грудная клетка часто вздымалась, грудь трепетала, я представлял, как и что сделаю с ней и… чувствовал, будто лечу в какую-то пропасть.
— Нет. Это нам понадобится для другого. Подойди к зеркалу.
Неуверенно на меня оглядываясь, она все же выполнила мою просьбу. Первым делом я сдернул повязку на ее спине. Марта вздрогнула и зашипела. Ничего… Мне нужно это увидеть. Свою работу на ее коже. Отбросив повязку, я нашел конец веревки, поймав в зеркале ее настороженный взгляд, чуть приподнял бровь и сделал первый виток вокруг ее тела, потом еще, и еще…
— Не туго?
— Нет…
Веревка легла под грудью, переместилась выше, заключая упругие холмики в плен. Петлей прошла через шею.
— Раздвинь ноги…
Всхлипнув, Марта подчинилась. Грубые волокна обожгли нежную мягкость плоти, еще одна петля легла на шею и снова прошлась по промежности.
— Макс…
Мышцы ее ног дрожали, кожа покрылась мурашками и порозовела. Я подоткнул конец веревки и отошел на шаг, разглядывая в зеркале дело своих рук. Давая себе возможность остыть! Унять клокочущую внутри жажду.