— Х-х-хорошо, Жаклин, — промычал менеджер, и дверь захлопнулась прямо перед носом.

Джеки посмотрела на меня и закатила глаза. Снова, мол, ей приходится спасать меня. От ее игривости не осталось и следа. Всего лишь привычная маска, которой она пользовалась, чтобы выжить.

Сдавленно и недовольно мяукнул в запертой спальне Чарльз, и Джеки бросилась коту на выручку.

Когда я вошел в спальню, она качала мейнкуна на руках, как младенца-переростка, а тот жаловался ей на тяжелую кошачью долю.

— Прости, что задерживаю тебя… Но он не хочет слезать с рук, — вздохнула Джеки. 

Сама она так крепко в этот момент обнимала Чарльза, что я бы сказал, что это не он, а она не хочет отпускать кота на пол.

— Ничего. Спасибо, что помогла с менеджером. Кстати, Чарльзу понравилось проводить время с тобой.

— Правда? — обрадовалась она. — А тебе никуда не надо уехать в ближайшее время?

— Пока нет. Но ты можешь брать кота к себе, если хочешь. Тем более, Чарльз не против.

— Разве он не будет скучать по тебе?

— Он даже не заметит, что меня не будет рядом, — отмахнулся я. — Кстати, он порвал твой бантик, пришлось выбросить. Сможешь сделать ему новый?

— Еще бы! — Джеки уже устремилась к двери спальни вместе с котом, а потом притормозила. — Я хотела сказать, ты уверен, что я могу взять Чарльза себе? На эту ночь?

Этот рыжий изменщик еще и раньше меня вернется в ее постель!

— Хоть на две, — с поддельной легкостью согласился я.

— Класс! — просияла она. — Тогда верну тебе Чарльза через два дня! Пойдем, дружище, сделаем тебе новый бантик, да?…

Я вышел следом за ней и замер возле рояля, по-прежнему сохраняя дистанцию, хотя больше всего на свете, мне хотелось броситься к ней и позволить ей обнимать меня так же крепко, как и моего кота.

— Кстати, Адам…

— Да?

Фальшивое равнодушие дается мне сегодня особенно тяжело.

— Это ведь была та самая мелодия? Та самая, что ты играл в особняке?

— Да, я ее наконец-то довел до ума и закончил. Тебе понравилась?

И играл я ее только для тебя, хотя меня и слышали еще с два десятка соседей.

— Да, очень. Очень красивая мелодия… А ты можешь… — Прикусила губу и отвела глаза.

Что угодно, только скажи.

— Можешь сыграть ее еще раз? — попросила Джеки. — В последний раз. Знаю, что поздно и что на тебя могут опять пожаловаться, но можешь ли ты играть тише? Только для меня? Через стены было плохо слышно, а мне интересно, как ты связал все элементы воедино.

— Отпусти кота, он же тяжелый.

— Нормальный кот, — а сама прижимает его к себе только сильнее. У Чарльза от удовольствия даже глаза закатились. Везучий рыжий половичок.

— Ну как знаешь.

Обхожу рояль и занимаю свое место. Взгляд Джеки обжигает мой затылок, перемещается на руки. Впервые за долгое время я ощущаю волнение. Музыка расскажет ей о моих чувствах куда раньше, чем я могу это сделать словами. Но отказать ей я все равно не смогу.

Музыка льется тише обычного, набирает силу и затихает на пике, после которого опять раздается дребезжащий стук по чугунным батареям. Но мне плевать.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лишь один-единственный звук разбивает сердце на осколки. 

Тихий всхлип за моей спиной.

— Ты чертов гений, Адам Грант, — произнесла Джеки, а потом просто ушла, подхватив моего кота.

Глава 43

Резко просыпаюсь от нехватки воздуха, но тогда же вместо паники ощущаю прилив нежности. Это Чарльз спит поперек моей груди, в одну сторону отбросив хвост и запрокинув морду так, что между рядом крохотных передних зубов виден розовый кончик языка. Брови Чарльза шевелятся, как и веки, лапы тоже подрагивают — кот очень глубоко спит и видит интересные сны. И плевать ему, что из-за него я чуть не задохнулась.

Вместо того, чтобы скинуть с себя кота, я принимаюсь целовать его в нос, щеки и мохнатый лоб. Чарльз просыпается, но при виде меня моментально успокаивается, словно бормочет: «А, это ты» — и снова погружается в сон, благосклонно позволяя и дальше припадать к его рыжему великолепию.

Аккуратно переворачиваюсь со спины и обнимаю кота, подмяв под себя. Понимаю, что лежу с глупейшей улыбкой на губах, но ничего не могу с этим поделать. 

Жалею только, что Чарльз спрятал розовый язычок. Вот бы сфоткать его умильную физиономию с закатившимися глазами и высунутым языком. Гранту бы понравилось! Я могла бы отправить ему кадр или даже сбегать к нему прямо сейчас, ведь он наверняка уже проснулся…

Стоп. 

Что?

Отправить фотку Гранту? Серьезно, Джеки? Сбегать к нему, выпрыгнув из постели?

Вообще-то это его кот! Он знает Чарльза как облупленного и наверняка не раз видел, как тот спит в еще более причудливых позах. 

Я же Чарльза одолжила на время. Как какую-то вещь. По-соседски.

Но почему Грант согласился отдать мне самое дорогое, что у него есть? А я почему как только я взяла на руки кота, так и не смогла отпустить? 

Все из-за музыки. 

И Гранта, разумеется.

А еще его глаз, в которые я каждый раз ныряю, как в тот бассейн в его особняке. С разбега ухаю вниз, с криком, застрявшим где-то в горле, и колотящимся о ребра сердцем. Каждый чертов раз я тону в его глазах, стоит ему только взглянуть на меня.

А если Грант играет и при этом поднимает взгляд на меня — это вообще что-то запредельное. Я перестаю себя контролировать.

Так я и выпросила кота, а теперь еще и хочу примчаться к нему с умилительными рассказами о том, как Чарльз храпит, ловит солнечные зайчики, как ругается на ворон за окном. Что со мной? Я ведь никогда такого не делала!

Откидываю в сторону одеяло и опешившего кота и топаю в душ. В ванной комнате не могу отделаться от мысли, что за этой стеной находится квартира Гранта. Каких-то тридцать или сорок сантиметров, стены здесь тонкие. Там его кухня и, возможно, сейчас он варит кофе, облачившись в белоснежную рубашку, которую так и не успел застегнуть на все пуговицы. Носит ли он свои запонки с пронзительно-синими камнями, если невесты у него больше нет?

И это тоже не твое дело, Джеки!

Бью кулаком по кафельной плитке и выбираюсь из душа. Достаю продукты из холодильника и ставлю сковороду на огонь, но стоит услышать тихие первые ноты до боли знакомой мелодии, как яйцо летит мимо. В моих руках остается только скорлупа, а благодарный Чарльз тут же пробует растекающийся по полу желток. Поставленная на огонь сковорода, накаляясь, дымится все сильнее. А я не могу сдвинуться с места.

Музыкальный шторм за стеной нарастает, крепчает. И обрушивается на меня с силой тропического ливня.

Я так больше не могу!

Выключаю плиту, продукты убираю в холодильник, а яйцо уже почти доели. Кормлю, впрочем, Чарльза полагающейся ему консервой, а после натягиваю спортивный костюм и, поцеловав на прощание кота, выбегаю в коридор к лифту.

Там слышимость еще лучше. Музыка пульсацией расходится по телу, как волны оргазма.

Да будут прокляты твои музыкальные пальцы, Адам Грант! Твой слух и способности. Все, что связано с тобой. Тебя стало слишком много в моей жизни!

Почему Грант не поехал в офис? Неужели ему не надо работать? Когда он вообще перестанет играть? 

И почему у меня такое ощущение, будто он играет на моем либидо, а не на рояле? Я растекаюсь горячей карамелью от первых нот, забываю, как дышать, а мысли о его руках невыносимы. 

Лифт уносит меня вниз и, только окунувшись в шум улиц, я снова могу свободно дышать, как прежде.

В парке бегаю до полного изнеможения и только через несколько часов возвращаюсь домой, едва передвигая ногами. Приняв быстрый душ, падаю на диван, наслаждаясь тишиной. Наконец-то он больше не играет. Надеюсь, он уехал на работу, а лучше бы в другой штат.

Слышу, как звонит мой мобильник.

— Скажи, что ты с хорошими новостями, Ким, — выдыхаю в трубку.

Парень тяжело вздыхает.

— Боюсь, что нет. Лана в больнице.

Я мигом выпрямляюсь.

— Что с ней? Куда ехать? Я сейчас буду!

Натягиваю первую попавшуюся одежды и вылетаю из квартиры. Брошенный на диване Чарльз смотрит мне вслед с осуждением. Прости, малыш, кажется, мы не сможем провести этот день вместе, как планировали. Сейчас я должна бежать.