Кевин Сэмпсон - Курорт

Хилари стояла в самом спокойном углу аэропорта, какой ей удалось найти, выдавая последние инструкции Бекки, которые она забыла отметить в списке вещей, о которых забывать нельзя. С Бекки все будет нормально. Она управится со спа-салоном и сама. Хотя это все равно было мученье. Еще бы, бросить собственноручно созданный бизнес, процветающий, но вызвавший появление имитаторов по всему городу. У Хилари был первый альтернативный спа-салон в Честере, и у нее был широкий выбор процедур – для Хилари продаваемые ею методы были не просто лечением. Это был стиль жизни. Философия.

Она привлекла солидную клиентуру и маленькую команду способных и осмысленных врачей, однако почти каждая неделя приносила новости о еще одном салоне, предлагающем индийский массаж головы, акупрессуру, александрийскую технику. Никто еще пока не практиковал пилатес, но Хилари с тоской ожидала очередной напасти. Она не могла выбрать худшего времени для отъезда, но откуда ей было знать об этом, когда она бронировала билеты? Это было всего пару месяцев назад, и ей нужен был этот отпуск, она ухватилась за него, потому что ее брак дошел до той точки, когда она уже спала и видела, как бы выставить мужа за дверь. В этом не было никакой логики – она просто устала от Шона.

Она была рада, что ей удалось избежать кризиса. Отключив мобильный телефон и преисполнившись решимости не вспоминать об этом все семь дней, она все-таки подумала, что мало уделяла Шону времени после того несчастного случая. Но, погоняв эту мысль в голове, как полоскание у дантиста, она выплюнула ее с тем же самым убеждением, что и всегда. Чепуха. Она была поддержкой этому человеку. Она была для него всем. Сиделкой, поварихой, уборщицей, гидом, ушами для выслушивания его все более ненормальных планов – Хилари все испытала. Она была всем, кроме любовницы, и они оба к этому постепенно привыкли. Это была не ее вина.

В принципе, она даже не возражала, особенно с течением времени. Поскольку Шон не зарабатывал ничего, она в конце концов доверилась своему чутью, говорившему, что ее хобби – тай-чи, массаж, пилатес, гомеопатия – может стать основой собственного бизнеса. То, чем ее обделяло отсутствие физической любви ее мужа, с лихвой восполнялось волнующим ощущением начала. Для нее начиналась новая жизнь, и точка.

Она увидела Шона, выходившего из супермаркета с покупками, которые из-за трехчасовой задержки рейса составят их обед. На секунду ее вдруг властно потянуло к нему. Что это было? Явно что-то связанное с сексом, потому что она почувствовала ту же истому в бедрах, что и в первый раз. Ей очень захотелось его, но за этим чувством тут же пришло следующее, близкое к состраданию. Была ли это жалость? Словно ее инь и ян сражались друг с другом. С чего бы жалеть мужика, который так выглядит? Разве только из-за огромного слухового аппарата, который он носил, как скрижаль.

Хилари наблюдала, как он шарит взглядом по залу в поисках ее, как всегда не осознавая, какое впечатление он производит на женщин. «Иисус» – так называли его коллеги по работе в соборе. За те пять лет, что они знакомы, его сравнивали с Пэтом Кэшем, Брэдом Питтом и даже с Куртом Кобейном. У него были растрепанные волосы Кобейна, такая же грязно-белесая щетина и такие же пронзительные голубые глаза. Правда, Курт был карликом, а Шон Хьюз имел более шести футов роста и был потрясающим экземпляром для обладания – стройный и изящный, с горделивой осанкой и атлетизмом тех, кого бог наградил гибким и мощным телосложением. Хилари отлично помнила тот первый раз, когда она расстегнула его рубашку. Она аж обомлела от вида его мощной груди, широкой, гладкой загорелой за годы работы на воздухе, словно покрытой потускневшей позолотой. Хилари была ошеломлена тем, что мужчина может быть настолько красивым. Она нежно поцеловала его грудь, а потом положила на нее голову, не в силах поверить, что все это принадлежит ей.

Она называла его Леонидас[1] за его длинные волосы, крепкие мускулы и спокойный характер, но эти братья-каменщики все же были правы. Он был Иисусом. Когда он упал с десятиметровой высоты соборного фронтона, который реставрировал, они все приходили в больницу навестить его, затем визиты иссякли, а спустя шесть месяцев его списали и забыли об Иисусе. Пенсия была грошовой. Он поправился, но после падения у него случилось что-то со зрением, так что на высоте он больше работать не мог. Потребовалось время, чтобы он свыкся с этим, и в течение всего этого ужасного периода он получал от нее только поддержку, понимание и любовь. Она выслушивала его, кивала и утешала. И все же он желал существовать отдельно от нее, чтобы не нуждаться ни в ком.

Оглядываясь назад, Хилари могла сказать, что Шон всегда был старомоден. Когда они начали встречаться, ей нравился его решительный консерватизм. Он был таким рассудительным, а она – такой неловкой. В то время она очень чувствовала разницу в возрасте – сейчас ей было всего лишь двадцать пять, а Шону тридцать шесть. И за это время он не то что помолодел, но будто впал в детство. Он был ребенком. И при этом снобом. Он не одобрял ничего – телевидение, «Макдоналдс», футбол, компьютеры и особенно ее мобильный телефон. Он кривился каждый раз, когда звонили ей и когда она звонила сама. Она была счастлива утром улизнуть из дома.

Она пыталась проявить интерес к его эфемерным планам. Он собирался организовать благотворительный фонд, чтобы заниматься тем, до чего не доходили руки у «Английского Наследия».[2] Потом он хотел стать специальным консультантом на больших реконструкционных проектах. Все эти планы провалились. Он устроился на подгонку камней по размеру в ремонтной мастерской. Именно тогда его поведение стало серьезно беспокоить Хилари. Он мог просто исчезнуть, не сказав ей ни слова, куда именно он уходит. Он пропадал целыми днями и появлялся поздно вечером, молча, не отвечая на ее вопросы. Поначалу она переживала, что у него явные признаки депрессии. Но когда он пресек все ее расспросы, она постепенно отучилась волноваться. Она обнаружила, что ей нравится тратить время на себя. Это было облегчение. Шон уходил гулять по ночам, но ее это не касалось. Она даже не заморачивалась с догадками. Ее ничто не удивило бы, хотя она знала, что он не замышляет ничего дурного.

Когда ей было двадцать, Шон был воплощением ее мечтаний – творческий, чувствительный, спокойный, сильный – и выглядел он божественно. Ей нравилось лежать у него на груди и болтать. Ей хотелось знать о нем все, каждую мелочь, которая превратила его в человека, которого она полюбила. Так что же произошло? Да ничего. Она так привыкла не нуждаться в нем, что ей было наплевать на его личную жизнь. Или на его внутреннюю жизнь, если угодно. Единственное, что ее ранило, так это то, насколько ей теперь было на него наплевать.

Она смотрела, как он пробивается через толпу людей с озабоченными лицами и большими надеждами. Все делается наобум. Люди, лихорадочно стремящиеся в места, о которых они вычитали в каком-нибудь рекламном буклете. Удачный выбор места отпуска столь же случаен, как и выбор партнера – и та же вероятность успеха. Как так получилось, что она вышла замуж за Шона спустя всего шесть месяцев после знакомства? Какое стечение обстоятельств привело ее к этому и заставило поверить, что ей это надо? Ну да, она была влюблена. По уши и безумно влюблена в человека, которого она не знала тогда и не знает сейчас. Хилари помахала рукой, чтобы он ее заметил.

Тот несчастный случай лишил Шона уверенности в себе, хотя единственным признаком перенесенной травмы была откинутая чуть назад голова из-за долгого пребывания в гипсовом «воротнике». Это да еще глаза, в которых застыло отчаянье колли на столе у ветеринара. Она ненавидела это выражение, портившее его красивое лицо. И еще этот слуховой аппарат. Он мог носить микроскопический, совсем незаметный, но он будто хотел ткнуть людей носом в свое состояние. Девчонки в лайкре проводили его взглядами, когда он шел к залу вылета, оценив его задницу, бедра и член. Он был лакомым кусочком, этот Шон. Увидев Хилари, он слегка улыбнулся и направился к ней. Она наблюдала за ним, испытывая смешанные чувства. В конце концов, это был ее мужчина. Возможно, ей надо попытаться понять, что между ними происходит. Она была рада, что они проведут это время вместе. Может быть, у них все получится там, под солнцем, вдали от всего этого. Так или иначе, она надеялась, что отпуск все расставит по местам.

Пастернак был непреклонен.