Татьяна Герцик - Курортный роман

Не заметил, как одноклассники начали расходиться. Он попрощался с именинником, рассеянно поздравив его еще раз.

Пришел домой, но и там долго не мог успокоиться, то мечтая излупить Толика так же, как в далекие школьные годы, то стремясь упасть на колени и по-волчьи завыть от невыполнимости собственных неукротимых желаний. Невыносимая тяжесть на сердце не проходила, выматывая до отупения. Чувство вины, добавленное в этот дьявольский коктейль, завершало сокрушающую картину.

Чтобы заглушить боль и сердечное сожаление, зарылся в работу, забыв обо всем остальном. Даже отец, привыкший беспрестанно его понужать, озаботился и попросил не сидеть сутками на работе. Мать вообще извелась, видя, как чахнет ее единственный ребенок. Его отправляли отдохнуть, развеяться, но он никуда не поехал ни весной, ни летом, ни осенью.

Мать, с сочувствием смотревшая на него, мучилась, не зная, как ему помочь. Отец, поначалу насмешливо заявлявший, что только безответная любовь делает из мальчика мужчину, призадумался и замолчал. Сын стал замкнутым, раздражительным, потерял интерес к жизни. Если раньше родители часто пеняли ему на неразборчивость с женщинами, то теперь подружек не стало вовсе.

Все их осторожные попытки выяснить, что же случилось той роковой осенью в санатории, он равнодушно игнорировал.

Через год, отчаявшись найти Дашу, рассудил: если она так хорошо укрылась, то просто не хочет его видеть. Хотя в этом целиком его вина, но что же делать? Твердо сказал себе, что пора успокоиться и прекращать эту нелепую любовью. Тем более, что Любаша, стойко выдержавшая всё это нелегкое время, лучший вариант если не жены, то нормальной подруги.

Стал всерьез подумывать о восстановлении их отношений. К чему мечтать о недостижимом?

И не показалась ли ему сказкой ночь с Дашей оттого, что он желал ее столько времени? И не станет ли такой же сказкой ночь с Любой после стольких ночей воздержания? Решив проверить это при первой же возможности, постарался образумиться и вести нормальную жизнь молодого холостяка. Но тоска не проходила, и после пары вполне невинных визитов в ресторан с новыми девицами он понял, что к прежнему возврата нет. Что-то изменилось в нем самом, глубоко внутри. А может, и не изменилось, а просто слетела наносная шелуха и проявилось то истинное, что и было сутью его характера.

В конце октября родители собрались в гости к своим лучшим друзьям, с которыми дружили с самой юности. Не желая отказывать себе ни в чем, в том числе и в выпивке, которую у Соломиных подавали самую лучшую, отец оставил машину в гараже и попросил сына встретить их часов в девять, если уж тот не хочет идти с ними на вечеринку. С укором, уверенный, что тот откажет, выговаривал:

– Тетя Тамара именинница, юбилей у нее весьма круглый, а ты даже носа не хочешь показать! Она обидится, если ты не придешь! Хоть подъедь чуток пораньше, порадуй ее! Дай хоть поугощать тебя маленько, знаешь ведь, как она это любит!

Юрий пообещал не дожидаться родителей в машине, а подняться наверх, в квартиру, и поздравить тетю Тамару. Ему очень нравилась милая гостеприимная пара, которую он помнил с раннего детства.

Ровно в восемь подъехал к дому, где жили Соломины, поставил машину под окнами, включил сигнализацию и пошел к знакомой квартире.

Дверь открыл веселый дядя Ваня без пиджака, в выбившейся из брюк рубашке и с галстуком набекрень. Было очевидно, что он добросовестно отплясывал с гостями. Юрий даже подозревал, что он вприсядку прошелся вокруг своей дражайшей половины. Крепко пожав руку Юрию, довольно прокричал вглубь большой комнаты:

– Тамара! К тебе гость!

Хозяйка в вечернем платье с серебряной вышивкой по вороту и подолу влетела в прихожую и радостно бросилась к запоздавшему гостю. Его окутала волна дорогих французских духов.

– Юра! Как я рада тебя видеть! Проходи скорее!

Он вручил ей букет темно-бордовых роз, и, наклонившись, галантно поцеловал ручку.

Она довольно захихикала, схватила за руку и с неожиданной силой потащила в комнату. Усадила за опустевший стол и положила полную тарелку салатиков, грибочков, морепродуктов и прочих деликатесов.

– Кушай, мой мальчик! Что-то ты совсем исхудал! Отец тебя так загонял или любовные похождения до ручки довели? Жаль, что ты за рулем и винца тебе налить нельзя, Ваня такое славное винцо купил!

Он отшутился и стал усердно жевать под неусыпным оком Тамары Сергеевны, добросовестно отслеживающей каждую проглоченную им ложку салата. Съев предложенное, категорически отказался добавить еще чуть-чуть за маму и за папу. Тетя Тамара, поняв, что больше он и в самом деле ничего есть не будет, проводила его в соседнюю комнату, чуть подталкивая в спину, как будто боялась, что он вывернется и убежит.

Юрий остановился у входа, не желая заходить туда, где звучала громкая музыка и слышался топот по паркету множества ног. Тамара Сергеевна приподнялась на цыпочки, стараясь быть повыше и убедительно проговорила, положив руку ему на рукав:

– Тебе совершенно необходимо развлечься, мой милый! Ты совсем заработался! Здесь есть потрясающая девушка! Хочешь, познакомлю?

Юрий поморщился и со сдержанным раздражением отказался от сомнительной чести. Он был достаточно наслышан о склонности тети Тамары привечать одиноких ущербных дамочек.

Зайдя в комнату, не сразу разглядел, что тут творится. В такт музыке сверкала яркая подсветка, и он простоял пару минут, ожидая, когда к мерцанию привыкнут глаза. На его счастье тетю Тамару позвал дядя Ваня, и он оказался предоставлен самому себе. Заметив в углу комнаты большой диван, двинулся к нему, надеясь перекантоваться здесь с полчасика, чтобы не выглядеть неблагодарным.

Подойдя поближе, разглядел силуэт какой-то девушки в черном платье, скромно забившейся в уголок. В голове мрачно мелькнуло: Надеюсь, тетя Тамара знакомиться меня с ней не заставит, а тем более развлекать! Не терплю несчастных Золушек, и инфантильного принца из себя разыгрывать не намерен!

Сердито нахмурившись, хотел сесть подальше от девицы на другой конец дивана, как вдруг по сердцу прошел странноватый холодок. Он невольно напрягся и пристальнее на нее взглянул.

Сквозь непрерывное мелькание ослепительных разноцветных огней узнал Дашино лицо, глядящее на него с мрачным равнодушием.

Как подкошенный, Юрий рухнул рядом с Дашей на диван, рванул на шее ставший вдруг тугим узел модно завязанного галстука, и долго молча смотрел на нее, не веря своим глазам. Она независимо ожидала, когда он придет в себя настолько, чтобы сказать хоть слово. Наконец, сделав несколько судорожных глотательных движений, он смог пробормотать:

– Это ты!

Она прохладно подтвердила:

– Да, как видишь! Какая забавная встреча!

Он чуть не подавился и гневно выпалил:

– Забавная?! Да я чуть с ума не сошел, разыскивая тебя весь этот ужасный год!

Она любезно поинтересовалась, вертя тонкими пальчиками изящный серебряный крестик, удобно устроившийся в ложбинке на груди:

– Зачем? Неужели так хотел отдать мне ту пачку долларов? Больше некуда было девать?

Его гнев моментально испарился, сменившись острым чувством вины. Захотелось нежно обнять ее, так, чтобы она поняла, как же ему ее не хватало, почувствовать всё ее хрупкое тело, но по холодно блестевшим золотистым глазам понял, что делать это крайне опасно. Во всяком случае, сейчас.

Постарался сдержаться и раскаянно произнес, просительно протянув к ней руку:

– Я очень виноват. Поверил одному хвастливому дураку и попал в глупое положение.

Даша искоса посмотрела на него, всё также крутя в пальцах поблескивающий крестик.

– Как его зовут?

Он нехотя признался:

– Толик.

Она свела брови в узкую тонкую линию, припоминая.

– Анатолий. Помню одного такого за пару месяцев до твоего первого визита в санаторий. Холеный такой, важный. Был абсолютно уверен, что никто из женского нестойкого полу отказать ему, такому неотразимому, не сможет. Очень оскорбился, когда я сказала ему простое слово «нет». И что же, он заливал, что спал со мной?

Юрию стало не по себе от предельно откровенного вопроса, но он честно ответил: «Да».

Она покивала головой каким-то своим невеселым мыслям.

– И сколько же он, по его словам, заплатил мне за ночи неземной любви?

Юрий с трудом выговорил сквозь стиснутые зубы:

– Тысячу баксов.

– А ты предложил две? – она восторженно всплеснула руками. – Щедрый ты, однако, и благородный!