Яков перевел возмущенный взгляд на хозяина.
– И как только вы выдерживаете подобных гостей? Она одна все ваши припасы уничтожит!
Генрих Иванович усмехнулся, показав прокуренные желтоватые зубы.
– Пусть лучше ест, чем болтает! Это у нее еще почище получается! А провиант она отрабатывает, не сомневайтесь! Работает она тоже как лошадь!
Вера с робкой надеждой пробормотала:
– Что ж, будем надеяться, что это был комплимент. – Посмотрела на небритые лица мужчин и довольно заметила: – Как мне нравится щетина! Это так сексуально! – Яков невольно провел рукой по колючей щеке и поморщился.
Мальчишки звонко прыснули в кулаки, отчим неодобрительно покачал головой, строго погрозив болтушке корявым пальцем, а мать недовольно осадила:
– Ну и балаболка же ты! Постыдись маленько!
Вера состроила невинно-озадаченную физиономию и потянулась за очередным пирожком с малиной. Яков, неотрывно следивший за каждым ее жестом, прокомментировал:
– Седьмой!
Она согласно кивнула.
– Верно! Счастливое число! Я всегда ем по семь штук, чтобы счастья хватило на целый день!
Яков с нескрываемой неприязнью выслушал ее явно провоцирующее на продолжение спора признание, и отодвинул от себя тарелку, ничего по этому поводу не сказав, хоть и очень хотелось. Он-то давно наелся и не мог понять, как можно впихнуть в себя такое непотребное количество пищи.
Гости поднялись. Еще раз выслушав искреннюю благодарность за спасение девочки, стали прощаться. Вера с откровенной надеждой смотрела на Якова, ожидая малейшего намека на продолжение знакомства, но не дождалась. Он попрощался со всеми, равнодушно махнул ей рукой и сел в машину.
Юрий тоже простился со всеми членами семейства, поцеловал Машу в щечку и велел больше никуда без спросу не ходить. Дашу целовать не стал, только кивнул, напомнив:
– Помни, мы договорились!
Она молча посмотрела на него. Он увидел в её глазах смятение и еще что-то, чему названия не знал.
Они уехали, но на вьющейся по косогору грунтовой дороге еще долго был виден серебристый джип с сидящей на заднем сидении огромной черной собакой.
После завтрака мужская часть семьи собралась на покос. Генрих Иванович выгнал из сарая мини-трактор с установленной на нем сенокосилкой, рассчитывая управиться с покосом за неделю, если постоит вёдро. Трава созрела, и, пока держится такая жара, метать зароды можно будет дней через десять. Уселись все втроем на сиденье и под громкое тарахтенье укали на луг.
Мать ушла в дом варить обед, а девушки стали убирать со стола.
Вера радостно доложила:
– Видела, как я запала в душу этому субчику-голубчику? Теперь спать не сможет, поскольку я ему без перерыва буду сниться! В кошмарных снах!
Даша улыбнулась. Вера не любила афронтов. И правильно! Чего киснуть из-за того, что понравившийся парень замечать её не хочет! Вера, догадавшись, о чем думает подруга, лукаво подмигнула:
– В конце концов, если он меня не оценил, это его проблемы, а не мои! – и завлекательно провела руками по пышной груди.
Даша засмеялась.
– А вот это ему надо было демонстрировать, а не мне!
Вера сморщилась.
– Это чтобы он от ужаса в обморок грохнулся, что ли? И потом в чувство его приводить, профессионализм демонстрировать?! Да он от одного моего взгляда холодным потом покрывался! Боялся, наверное, что приставать начну к бедняжечке!
Даша покачала головой, не соглашаясь, но и не протестуя. Окликнула играющую в песочнице Машу, и они пошли в огород обирать гусениц с капусты.
Юрий быстро, но аккуратно ведя машину, небрежно, как бы между прочим, поинтересовался, пристально глядя на дорогу:
– Ну, как тебе семейка?
Яков, нерадостно рассматривающий вчерашнюю газету, которую подобрал с полу машины, нехотя откликнулся:
– Тебя вся твоя будущая родня интересует, или кто-то конкретно?
Юрий покосился на вальяжно развалившегося на сидении друга.
– Почему ты решил, что это моя будущая родня?
Яков пренебрежительно скривил крупный рот.
– Не прикидывался бы уж! Даже если бы меня не было на твоем тридцатилетии, где я собственными ушами слышал твои слова про невесту, я бы и сам сразу догадался, стоило посмотреть на тебя рядом с Дашей. Ты же её при всех проглотить готов, такое на твоей морде, уж извини, оголодавшее выражение. А семья что? Нормальная русская крестьянская семья. Муж – хозяин, на нем все держится. Ты, кстати, заметил, какой порядок кругом? Сразу видно, что не пьет. Как говорят, справный хозяин. И Даша недурна, кто же спорит. Радуйся, что я верный друг и на чужих невест, так же как и на жен, не зарюсь, как бы они не были хороши!
Юрий только головой покрутил на его откровенную речь.
– А как тебе её подружка Вера? Она, по-моему, неплохо тебе глазки строила. И по фактуре как раз для тебя. Не задавишь.
Яков брезгливо передернулся.
– Да Боже упаси! Вся моя зарплата на ее прокорм уйдет. Это же гусеница какая-то, жует всё подряд без перерыва. А уж как языком мелет! Как мельница при хорошем ветре. Так и вовсе в муку можно превратиться. Перемелет! Боюсь, как бы она мой телефон не узнала, и названивать мне не начала. Знавал я уже таких! – сердито рявкнул, как будто говорил с самой виновницей раздражения: – Не терплю приставал!
Юрий отрицательно повел небритым подбородком и с интересом взглянул на обычно флегматичного друга.
– Не будет она ни у кого ничего выпытывать. И названивать не станет, даже если ты сам ей номер телефона дашь и умолять будешь, чтобы звонила. Она девица гордая и считает, что парни сами должны за девушками ухаживать, а не наоборот. Она это называет традиционной ориентацией.
Собеседник громко хрюкнул, понимая, что так выразиться в силу специфики характера могла только Веруня, но, поскольку сильно сомневался в истинности сказанного, замолчал. Молчал и Юрий. Через час подъехали к дому Якова. Юрий притормозил у подъезда и крепко пожал ему руку.
– Спасибо, друг! Если бы не ты, не знаю, чем бы закончилась эта история…
Яков кивнул на уткнувшегося носом в окно и нетерпеливо поскуливающего Гарольда:
– Вот кто истинный герой дня! – надел на собаку ошейник, выпустил ее из машины, взмахнул на прощанье рукой и широкими шагами отправился с рвущимся с поводка псом на прогулку к ближайшей лужайке.
Юрий мягко тронул машину и, пока ехал до работы по забитым городским улицам, тоскливо думал, как ему пережить оставшиеся три недели.
Глава десятая
До конца работы оставалось полчаса. Даша крепко сжала кулаки, стараясь сдержать легкую дрожь в руках. Сегодня она впервые после Машкиного побега увидит Юрия. И её больше не будет защищать ледовый панцирь, так надежно оберегавший от потрясений её бедное сердце весь последний год.
А теперь это самое сердце билось так, будто его прогнали сквозь строй насмешников. Она подошла к старому тускловатому зеркалу, висевшему у дверей медкабинета, посмотрела на свое искаженное то ли страхом, то ли старым стеклом лицо, и прижала нервно подрагивающие, ужасно холодные пальцы к неимоверно горячим щекам.
Юрий сказал, поговорим и решим, как нам жить дальше. Даша была уверена, что самое мудрое – просто забыть друг о друге. Ничто не приносит столько мучений, как любовь. Возможно, поначалу все будет хорошо, а потом? Он такой красивый, умный, как сейчас говорят, сексуальный. А что она? Весьма средненькая особка. Если уж простой деревенский мужик с ней жить не захотел, что уж говорить о Юрии, каком красивом, успешном? Страсть дело неверное, она быстро кончается. Встретит другую, и все начнется сначала. Ведь недаром же у него было столько женщин до неё. Значит, будут и после.
Она поежилась от собственной безнадежной рассудочности. Если бояться, то и счастья никогда не видать. Жизнь никогда не дает гарантий.
Она припомнила измученный вид Валерия, приезжавшего к ней в деревню, чтобы в очередной раз умолять её вернуться.
– Я не живу без тебя, Даша, а так, доживаю. Мне так плохо! Я к Светке даже прикоснуться не могу, так она мне противна.
Даша раздраженно вздохнула.
– Хватит, Валерий! Когда ты любовь крутил с этой же Светкой, тебе и ко мне прикасаться было тошно, тоже противна была! – и, чтобы окончательно отвязаться от него, безжалостно добавила: – И запомни, я выхожу замуж! Мой жених уже приезжал сюда, знакомился с родителями. Понравился им, между прочим.
Эта новость его совсем доконала. Валерий побагровел, стал задыхаться и хватать ртом воздух. Пришлось дать ему валидол и холодной воды. Отдышавшись, он с негодованием обвинил: