Робин пожал плечами.
– Ты должен научиться понимать и прощать, – произнес он погодя. – Думаю, ты скоро увидишь, что Кристофер и мать поладят друг с другом.
– Что ж, нелишне было бы поднять бокал за то, что наши семьи породнились, – сказал Уолтер Чарльзу.
– И в самом деле! – воскликнула Пенелопа, которая старалась видеть хорошее даже в самом плохом. – Мы очень рады, нас с вами теперь объединяют родственные связи.
– Вы слишком добры ко мне. Я этого не заслуживаю, – сказал Чарльз.
Пенелопу не обманула эта обтекаемая фраза. Чарльз допустил колкость, почти дерзость, что совсем не было похоже на него. Неужели минувшее до сих пор терзает его? Или, может быть, сейчас больше, чем когда-либо? Но он же понимает, что она не виновата в том, что они расстались тогда. Пенелопу озадачила скрытая в его словах горечь. В чем причина? Два месяца спустя она обнаружила ее.
Летиция Лейстер не собиралась считаться с мнением общества. Она везде появлялась с новым мужем и в то же время настаивала на своем праве использовать старый титул. Кристофер попал под каблук своей энергичной жены. Это его устраивало. Однако его угнетало отношение окружающих: многие думали о нем плохо, мало того – презирали. Он с удивлением обнаружил, что золотоволосая красавица, тремя годами младше его, стала его падчерицей. Как-то дождливым осенним вечером он сказал Пенелопе, как трудно жить, терпя нападки со всех сторон. Летиция навещала своего отца, но он знал, что его там не ждут, поэтому остался дома и топил себя в жалости к самому себе. Собственная семья относилась к нему не лучше. Чарльз не давал ему спуску.
– Не знаю уж, какое право он имеет судить меня, если вспомнить о его собственных грехах. Но... мне нельзя об этом говорить. Беда в том, Пенелопа, что вы слишком восприимчивая слушательница.
– Мне бы не хотелось, чтобы вы рассказывали мне о том, что мне не следует знать, – заметила Пенелопа, покривив душой. Ей очень хотелось знать, о каких грехах Чарльза упомянул Кристофер.
– В общем, – улыбнулся Кристофер, – в молодости у Чарльза была любовь. Он держал ее в строжайшем секрете, вбив себе в голову, что он связан с ней навеки. Он ведь стал еретиком, выступив против канонов официальной церкви. О господи, я и забыл, что вы тоже еретичка. Прошу прощения...
Пенелопа пропустила эту бестактность мимо ушей. У Чарльза, похоже, имеет место вкус к тайным приключениям. После их любви он, вероятно, вступил с кем-то в тайный брак...
– Вы знаете еще что-либо? – спросила она. – Как долго Чарльз и его пассия были женаты? И почему расстались?
– Они не были женаты, – ответил Кристофер.
– Да? Из того, что вы сказали...
– Они обменялись обручальными кольцами и поклялись друг другу в верности. Многие приравнивают этот обряд к венчанию. Чарльз считает, что он не вправе отступить от данного когда-то слова.
Пенелопа молчала. Ее любопытство было удовлетворено, но она отнюдь не испытывала радости. Должно быть, Чарльз любил еще кого-то...
Стараясь говорить равнодушным тоном, Пенелопа спросила:
– Вы знаете, что это была за особа.
– Он говорил, что она из знатной семьи. Поэтому ее родители и разлучили их – они не могли позволить, чтобы их сокровище досталось нищему Блаунту. Однако ее добродетель оказалась не такой бесспорной, как происхождение, – она легко нарушила данную ему клятву. Чарльз говорил мне, что она вышла замуж за человека, подобающего ее положению. Я иногда задумываюсь, не принадлежит ли она ко двору.
Итак, надежды на ошибку больше не осталось. Пенелопа была в смятении. Она знала, что ей не обрести мира в душе до тех пор, пока она не поговорит с Чарльзом. Неужели он считает, что его жизнь искалечена раз и навсегда тем, что случилось больше десяти лет назад? Пенелопа знала, что клятвы, данные друг другу влюбленными, и обручение, пусть даже тайное, иногда служили поводом для обращения в суд, если не сопровождались последующим венчанием. Но она никогда не думала, что их отношения с Чарльзом – из того же разряда.
Она искала встречи с ним, а он превратился в невидимку. Двор находился в Гринвиче, и за две недели своего пребывания при дворе Пенелопе ни разу не удалось остаться с ним с глазу на глаз. Но однажды утром ей представилась такая возможность. Она собиралась отплыть на барке в Лондон, когда на причале появился Чарльз и спросил ее, не пригласит ли она его с собой. У него было какое-то срочное дело к вице-губернатору Тауэра, района вокруг старинной крепости на берегу Темзы.
– Поднимайтесь, сэр Чарльз. Я буду рада компании.
Она жестом приказала служанке пересесть на корму, и Чарльз разместился рядом с Пенелопой под небольшим тентом. Занавески были сдвинуты из-за жары, необычной для октябрьского утра, но все же они могли спокойно разговаривать, не боясь, что их услышат.
Барка отплывала, а Пенелопа собиралась с духом.
– Я хотела поговорить с вами. Ваш двоюродный брат недавно рассказал мне кое-что, и это меня очень обеспокоило.
Она замолчала, вслушиваясь в ритмичные всплески весел о воду, сопровождающие скрип уключин.
– Он случайно поведал, что когда-то вы обручились с особой благородного происхождения и теперь считаете себя связанным с ней на всю жизнь, несмотря на то, что она вышла за другого.
Чарльз молчал и не двигался. Она смотрела на него и ничего не могла прочесть по его лицу. Погодя он сказал:
– Предполагаю, что мой кузен был пьян.
– Возможно, но какое это имеет значение? Не вините Кристофера. Мне не следовало сразу бежать к вам и все разбалтывать. Но мне необходимо знать правду.
– Правду, леди Рич? Но насколько я понимаю, вы уже знаете правду, хотя и предпочли бы с большим удовольствием остаться в неведении. Я должен был рассказать об обручении моей семье, поскольку они хотели заставить меня жениться.
– Я все еще ничего не понимаю. Почему вы не согласились жениться? Вы же... не считаете, что мы с вами обручены?
– Мы как раз обручены и связаны друг с другом узами перед лицом Господа на всю жизнь. И не имеем права связывать себя узами брака с кем-либо еще.
– Но это безумие! – воскликнула Пенелопа. – Я же вышла замуж за лорда Рича!
Чарльз молчал.
– Вы, должно быть, полагаете, что я совершила смертный грех, – прервала молчание она.
– Нет, вы не должны обвинять себя в этом, – возразил он. – Грех совершается сознательно и умышленно. Вы же действовали по неведению.
– Я понимала, что дала обещание выйти за вас замуж, и думала, что могу в любой момент изменить решение. Никто мне не сказал – ни Лейстер, ни мать...
– Они знали, что мы дали друг другу клятву верности и обменялись обручальными кольцами?
– Нет, А это имеет значение?
– Да, имеет...
– Я все еще храню ваше кольцо. В своей шкатулке с драгоценностями, – произнесла она вполголоса. – Чарльз, почему вы не сказали мне раньше, что считаете наше обручение священным?! Вы же знали, что мои родственники быстро подыщут мне жениха?
– Потому что в то время я сам не осознавал всей святости нашего обручения. Вы же помните: когда я вас встретил, я был католиком, безразличным в своей вере. Я старался думать о религии как можно меньше. А потом я уехал в Оксфорд и обрел там истинную веру, воплощенную в протестантской церкви. Я стал изучать Священное Писание и труды отцов-основателей, начал размышлять о материях, о которых ранее не имел понятия. В какой-то момент – не могу точно вспомнить где или когда – я понял, что не имею права нарушить данную вам клятву. Это не какая-то новая догма, а все юристы и богословы придерживаются мнения, что сознательное обручение, являясь как бы предварительным брачным контрактом, не может быть отменено даже в том случае, если оно не оформлено юридически. И я принял это, поскольку к этому склоняла меня совесть. Но какой смысл забивать вам голову всем этим? Вы считаете себя замужем за лордом Ричем, вы мать его детей...
– Считаю себя?! Я замужем за Ричем!
Возникла короткая пауза.
– Простите меня, Пенелопа, – произнес он погодя, – но я так не считаю.
Пенелопа опешила. Ее брак с Ричем был несчастлив, и, казалось бы, она должна была с радостью воспринять мысль Чарльза о том, что она вовсе не была за Ричем замужем. Но сделать это было трудно, так как все это противоречило здравому смыслу и тому, что действительно происходило в ее жизни, – венчанию, которое, несомненно, имело место в домовой церкви Хантингтонов. Она всегда будет помнить этот злополучный день. А ее положение в обществе? Неужели Чарльз считает ее детей незаконнорожденными? Перед лицом закона она супруга Рича. А перед лицом Господа? Вера в священный брак укрепляла ее в верности мужу, дала ей силы отказать Филиппу Сидни, помогла пережить семь лет одиночества. Она не может так просто отказаться от своего единственного оплота! Единственным чувством, которое она испытывала к Чарльзу в этот момент, была обида.