Гости разъезжались по домам. Робин не мог взять в толк, отчего Пенелопа уезжает так скоро, к тому же не предупредив заранее. Франческа прошептала ему на ухо, чтобы он не расстраивался так и что Пенелопа, конечно же, скоро вернется. Пенелопа же чувствовала себя на седьмом небе, невидимом ни для кого, кроме Чарльза. Было около семи вечера, когда они двинулись в путь в ее карете. Выехав из Лондона через Олдгейт, они направились в Стратфорд-ле-Боу. Перед каретой шагали факельщики, освещая дорогу, а позади ехал конюх Чарльза с запасной лошадью на поводу.
Пенелопа ждала. Она ждала, что Чарльз нежно возьмет ее за руки и не менее нежно поцелует. Вместо этого он обхватил ее неразмыкаемым кольцом своих рук и стал целовать страстно и требовательно – это было гораздо больше того, на что она рассчитывала. Совладав с удивлением, она обнаружила, что отвечает ему так же страстно. Первый раз в жизни она не боялась последствий, но отчаянно хотела их.
Карету тряхнуло, и их объятия нарушились. Они рассмеялись. Пенелопа едва различала очертания его лица в факельных отблесках, просачивающихся сквозь кожаные занавеси.
– Я и не думала, что ты такой, – прошептала она.
– Ты, наверное, думала, что я холодный как рыба, – спокойно ответил он.
Он расстегнул ей накидку, и его руки, задержавшись на ее обнаженных плечах, двинулись вниз. Он явно знал, что делал.
– Чарльз! – воскликнула Пенелопа с ноткой недоумения в голосе. Возможно, он расценил это как протест, так как тут же убрал руки.
– Извини, – сказал он. – Я сам не знаю, что делаю. Не сердись, Пенелопа.
– Я не сержусь, – смущенно ответила она.
Чарльз отодвинулся. Их ласки закончились так же внезапно, как заканчивается танец, когда кончается музыка.
– Я зашел дальше, чем хотел... и гораздо дальше, чем следовало. Я вызвался на роль твоего защитника, но я не знаю, от кого мне тебя защищать.
От ее самой, разочарованно подумала Пенелопа.
Чарльз, вполне в традициях рыцарства, считал, что вина за этот эпизод лежит всецело на нем, хотя оба знали, что все происходило с согласия Пенелопы. Зачем вообще думать о любви с ним, если у него не хватает духа посмотреть правде в глаза? Краюха хлеба в голод приносит больше вреда, чем вообще отсутствие хлеба.
– Где мы сейчас? – спросила она, поправляя серьгу.
– На Майл-Эндроуд, – ответил он, выглянув из окна, – Дождь кончается – может, повезёт добраться домой сухим.
– Может быть, зайдешь на бокал вина? – В Пенелопе еще теплилась надежда.
– Не сегодня, благодарю, – ответил он весьма сдержанно.
Больше ничего нельзя было сделать. Это мужчинам позволяется бушевать и умолять, от женщин ждут большей сдержанности. И неукротимая Пенелопа Рич не могла, презрев гордость, просить прямо, чтобы ее соблазнили. Она никогда не возьмет инициативу в свои руки, потому что слишком хорошо различает, что правильно, а что нет. В действительности она хотела, чтобы ее сломила воля мужчины, воля, которая оказалась бы сильнее ее.
Чарльз говорил Пенелопе, что хотел бы в ближайшее время с ней встретиться, что он должен что-то с ней обсудить. Она сидела молча, ее бил озноб, несмотря на меховую накидку.
Когда карета остановилась, он взял ее за руку и произнес вполголоса:
– Пенелопа, милая, ты этого еще не понимаешь, но ты делаешь меня счастливым.
Если это все, что ему нужно для счастья, подумала Пенелопа с легким презрением, то он, наверное, не настолько хороший любовник, каким она его себе представляла.
Чарльз помог ей выбраться из кареты и, пожелав спокойной ночи, приказал кучеру ехать в Холборн, где он жил.
Пенелопа направилась к дому, вспоминая все обиды последних двух дней – Робина, читающего ей мораль о том, как женщине нужно вести себя в браке, приторно-вежливую Франческу, затем фиаско, постигшее ее, когда она захотела сойти со своего пьедестала и вести себя как все женщины. Обида на Чарльза затмила все остальное. Она никогда ему не простит того, что сначала он обращался с ней как с потаскухой, а затем дал понять, что она еще и дура!
– Надеюсь, ваша милость приятно провели вечер? – спросила Джейн Багот.
Пенелопа схватила вазу драгоценного фарфора и разбила ее о каменный пол с яростью, которой могла бы позавидовать даже королева. Пройдя мимо Джейн, раскрывшей от удивления рот, она поднялась по лестнице и бросилась на кровать, чувствуя гнев и унижение.
Было уже далеко за полночь, а она все еще не спала, мучаясь от горьких мыслей. Вспомнив название представления, шедшего в тот вечер во дворце Эссекс-Хаус, она ощутила прилив злорадства. Ничего себе! Нужно было слушать и смотреть более внимательно эту пьеску под названием «Никчемные, страдания любви».
На следующий день настроение Пенелопы было хуже некуда. Хмурое воскресное утро лишь подчеркивало собственное ничтожество. Расстроенная, она пошла в церковь и расстроенная вернулась в молчаливый дом, окутанный февральским туманом.
После, обеда пришли дети, чтобы отвечать ей катехизис. Летиция и Эссекс были на высоте, Роберт едва знал задание. Обыкновенно Пенелопе нравилось с ними заниматься. Дети собирались вокруг нее – светлоголовые, кроткие в своих праздничных одеждах. Однако сегодня эта обязанность лишь усилила ее отчаяние – кто она, в конце концов, такая, чтобы наставлять их на путь, которому сама она не следует? Но делать было нечего: она раскрыла требник, и началось повторение.
– И что сделали крестные отцы и матери?
– Они от моего имени дали три обета. Первый – что я отрекаюсь от дьявола и всех дел его...
– Правильно, Роберт...
В это время в комнату заглянул дворецкий.
– Что вам угодно? – спросила она.
– К вам Чарльз Блаунт, миледи.
– Передайте, я не могу его принять, – сказала Пенелопа, почувствовав необъяснимую панику. Затем она увидела Чарльза – тот вошел в комнату без приглашения, и она попыталась сгладить неловкость. – Я очень занята сейчас, Сэр Чарльз. Я не ожидала, что вы придете.
Он, улыбнувшись детям, заметил, что воскресный дни, не самое обычное время для визита, и попросил прощения.
– А где мой крестник? – спросил он. – Он что, растет неучем?
– Ему же только четыре месяца, сэр, – заметила Легация и засмеялась. – Он в детской вместе с Генри.
– Ну, хорошо, я послушаю его, когда он станет ростом с Роберта. Леди Рич, пожалуйста, не прерывайтесь из-за меня. Могу я остаться и послушать?
Пенелопе эта просьба показалась неуместной, но она не могла ему отказать. Он устроился в углу. Слушая ответы детей, она не могла удержаться от взглядов в его сторону. Он был очень красив, и Пенелопа почувствовала волнение. К концу урока она была в смятении.
Девочки сделали реверанс, Роберт неуклюже поклонился, и они убежали, оставив взрослых наедине.
Чарльз поднялся и подошел к окну.
– Я не мог дождаться встречи с тобой. Тебе, Пенелопа, наверное, необходимо объяснение вчерашнего моего поведения.
– Нет необходимости это обсуждать, – поспешила ответить она. – Ты потерял голову. И я.
– Напротив. Я преследовал вполне определенную цель. Я хотел выяснить, влюблена ты в меня или нет.
– Ты хотел выяснить... – В глазах Пенелопы вспыхнула нежданная ярость. – Ладно. Я не стану спрашивать, было ли твое тщеславие удовлетворено. Со мной никто еще не вел себя так дерзко.
– Неужели все так плохо? Ну же, Пенелопа, не лги самой себе! Я влюблен в тебя, и ты давно это знаешь.
– Ты мог сказать мне об этом вчера вечером, – медленно произнесла она. – Тогда, в минуту слабости, я могла тебя выслушать. Но ты упустил свой шанс. Сегодня все иначе. Ты пришел ко мне в дом в тот час, когда я учу детей верить в добро, и после стал говорить о любви! Между нами не может быть любви, потому что вчерашняя минутная слабость меня кое-чему научили!
– Неужели?
Пенелопа уже была готова ответить, но следующая сказанная им фраза была настолько неожиданной, что она опешила.
– Пенелопа, тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь объявить свой брак недействительным? сказал он, понизив голос.
– Недействительным? – Пенелопа вздернула брови. – Как? На каком основании? Я не понимаю. То есть развестись с Ричем и выйти замуж за кого пожелаю? Как такое может быть возможно?
– Боюсь, ты не сможешь выйти за кого пожелаешь. – Он помолчал, затем сказал с необычной для него робостью: – Тебе придется обратиться в суд, но если ты выиграешь дело, то вправе выйти за меня.