После Рождества они все собирались в Лондон... А что, если Рич ее не отпустит? Эта мысль приводила Пенелопу в отчаяние. Ей было всего лишь восемнадцать, и ее жизнь только начиналась. А что, если он вообще никогда ее отсюда не выпустит?
Часть третья
АСТРОФИЛ И СТЕЛЛА
1582-1587 годы
Пенелопа все же поехала в Лондон. Королева милостиво назначила свою кузину баронессу Рич камер-фрейлиной, а ее соизволению не мог противиться даже самый жестокосердный муж.
Сначала они поехали в дом Рича, расположенный в прелестном пригороде Стратфорда-ле-Боу – среди пекарен, как подметила Пенелопа. Это был район булочников и кондитеров, и по праздникам, если была хорошая погода, жители любили гулять по Майл-Эндроуд до узкого моста через реку Ли, подкрепляясь по дороге булочками с кремом. Дом лорда Рича был отделен от остальных построек обширным садом. Пенелопе нравилось здесь – это, конечно, был не Стренд, одна из главных улиц в центральной части Лондона, но жить тут было спокойнее.
Во время их первого визита ко двору Елизавета I милостиво приняла молодую чету и даже вспомнила о былых поездках в Лиз. После того как королева с несколькими избранными удалилась в свои покои, придворные разбрелись по огромной королевской приемной, приготовившись занимать себя кто чем может. Некоторые собирались группами вокруг столов для карточной игры, другие обсуждали заморские новости, новые книги или свежие скандалы – кому что было по вкусу, серьезные политики усаживались в кресла и вели длительные беседы, наиболее пылкие джентльмены тоже не теряли времени даром – флиртовали с чужими женами. Между прочим, каждый пренебрежительно отзывался о наряде соседа, а сосед отвечал тем же. Это был мир остроумия и интриг; здесь не было места ни глупым, ни робким. Большинство придворных были хорошими собеседниками, и у Пенелопы было много друзей среди них – она чувствовала себя здесь как рыба в воде. Она, лорд Рич, лорд и леди Уиллоубай, лорд Камберленд, и Филипп Сидни играли в модную карточную игру под названием «примеро». Рич в самом начале игры предупредил Пенелопу, чтобы она не делала крупные ставки. Кое-кто за столом удивленно поднял брови, а Пенелопа начала нервничать. В Лизе он был волком среди ягнят, но неужели он не понимает, что двор – дело иное? К несчастью, он до этого выпил. Перегрин Уиллоубай заметила, что самые азартные игроки – мужчины. Ее муж улыбнулся. Они были красивой парой и любили друг друга – они вступили в брак наперекор своим семьям. Пенелопа с тоскливой завистью смотрела на их отношения.
– Только не приходите ко мне и не просите, чтобы я оплатил ваши долги, – сказал Рич Пенелопе.
– Думаю, на собственные нужды у меня хватит средств.
– Вы первая в своей семье, кто вправе так думать, – добавил он и промямлил еще что-то о нищих Деверо.
Филипп, слушавший все это с видимым отвращением, отодвинул свой стул.
– Не соблаговолит ли ваша светлость повторить последнее замечание? – усмехнулся он.
– Сядьте, Филипп, – сказал лорд Уиллоубай.
– Я не чужой в семье Деверо, и так как братья леди Рич еще юны, чтобы вступиться за сестру и дать отпор подобному неуважению...
Уиллоубай и Камберленд стали уговаривать его успокоиться, а Пенелопа тихо добавила:
– Пожалуйста, мистер Сидни.
Сидни подчинился. Как и многие чувствительные люди, он легко выходил из себя, если видел несправедливость в отношении другого, и не мог скрыть своих чувств. Он был бледен и тяжело дышал.
Рич, хоть и был уже пьян, все же понял, что они все против него, и попытался исправить положение, заявив:
– Недостаток женщин в том, что они ничего не понимают в деньгах. Моя жена никогда не следит за своими расходами. Бог знает чему их нынче учат...
– Сдается мне, некоторых из них учат терпению, достойному Гризельды, как известно, женщины непревзойденной красоты и редкостной терпеливости, – сказал Сидни, ив голосе его прозвучала сталь.
Камберленд сдал карты с грацией шулера.
Теперь для всех, сидящих за столом, стало делом чести, чтобы Пенелопа выиграла. Это было непросто, так как у нее были очень плохие карты, однако скоро Камберленд, который сидел рядом с ней, нашел выход. Черноволосый, худощавый, он излучал жизнелюбие и делал вид, что ему все нипочем. Он стал жульничать, давая Пенелопе возможность собрать из плохих карт хорошие комбинации.
– Ну, давайте посмотрим, что у нас есть... – бормотал он время от времени. – Двойка и тройка. Негусто. Вот вам еще. – И затем с удивлением: – У вас прайм.
В другой раз у нее был флэш к тузу, а это было еще лучше.
Рич окончательно напился и уже ничего не понимал, кроме того, что его жена выигрывает. Это его раздражало. Все остальные поддерживали Камберленда, ставя на проигрышные карты, и скоро перед Пенелопой выросла горка монет.– Она смеялась, чувствуя комок в горле. Она была так благодарна друзьям за свою победу. Вокруг них начала собираться толпа – многие придворные каким-то образом узнали, что Рич выставляет себя полным болваном, и подошли поглядеть на потеху. К концу игры вокруг стола было так людно и жарко, что на Пенелопу накатила дурнота. Она зажмурилась.
– Что случилось? – спросил Сидни. – Вам плохо?
– Я бы вышла на свежий воздух.
– Пойдемте.
Он ловко провел ее сквозь толпу в прилегающую к приемной зале галерею, где было прохладно и тихо и царил полумрак – горело лишь несколько канделябров со свечами. Они сели в нише оконного проема, подальше от глаз вооруженных стражников, дежуривших у дальних дверей.
– Благодарю вас, мистер Сидни. Вы меня спасли.
– Это невыносимо! – взорвался Сидни. – Вы не должны позволять ему обращаться с вами подобным образом. Мне он никогда не нравился, я считал его недостойным вас, но... неужели он всегда такой?
– О нет! Как правило, он гораздо хуже. Слишком рано в этом мелодичном голосе стали прорезаться нотки горечи. В сиянии драгоценностей Филипп Сидни видел милую, беззащитную юную леди, к красоте которой бездушные камни ничего не добавляли. И она была продана. Это казалось ему преступлением.
– Пенелопа, как вы согласились на такую грязную сделку? Как вы могли?
Пенелопа неожиданно разгневалась. Она ожидала подобного упрека от кого угодно, но только не от Филиппа Сидни.
– Почему я вышла за него? Ваша тетушка Хантингтон не давала мне жизни в течение пяти месяцев, но это не важно, я вышла замуж от отчаяния. Как вы думаете, сколько у меня было предложений? Моя семья однажды нашла мне жениха – он пошел на попятный, несмотря на то, что мой отец на смертном одре завещал нам быть мужем и женой.
До него медленно доходило, что она имеет в виду. Он смотрел на нее сначала потрясенно, затем с недоверием и, наконец, с раскаянием.
– Но, Пенелопа... леди Рич... я не мог себе представить... каким, полагаю, негодяем я вам кажусь. – Он замолк, не в силах справиться с чувством вины. Он старался не встречаться с ней глазами и, сжав руки, пытался успокоиться. Затем он начал говорить тихо и настойчиво: – Я любил и уважал вашего отца и собирался выполнить его предсмертную волю. Но я не спешил, потому что вы были так молоды – я считал, что любая юная особа должна сама решать, за кого ей выходить замуж. А к тому времени, как вам исполнилось шестнадцать, все изменилось, поскольку мой дядя женился на вашей матери и поместья Дадли должны были отойти их детям, так что я потерял всякие перспективы. Мой отец беден и незнатен. Какое я имел право просить руки сестры графа Эссекского? Это выглядело бы дерзостью.
Пенелопа грустно подумала, что только Сидни, с его загадочным характером, мог так низко оценить свои шансы. Он не решился сделать ей предложение, когда наследником стал Робин, но он чувствовал бы себя еще более неуверенно, если бы наследницей была она.
– Простите меня, – сказала Пенелопа. – Я не думала, что все так сложно. Я была непочтительна по отношению к вам, но это только потому, что вы сказали, будто я вышла за Рича из-за денег, хотя это и правда. Поверьте, я стыжусь этого с первого дня супружества и расплачиваюсь за свое легкомыслие с того же дня.
Неожиданно Пенелопа обнаружила, что сидит, уткнувшись лицом ему в плечо, и плачет. Оставалось только надеяться, что стражники их не видят, но, по правде говоря, ей было все равно. Сидни крепко обнял ее, успокаивая. Она чувствовала, как его тепло окутывает ее, пробуждая умершую было волю к жизни.
Его объятия были приятны. Наверное, это нечестно по отношению к Ричу, но разве он имеет право на ее абсолютную верность?