Я стала осторожно расспрашивать ее и постепенно узнала, что Невилл, владелец газетных киосков, готов продать все свои торговые точки и бежать с ней, если только она решится бросить Роберта. Но Луиза любила Роберта, хотя он не прижимал ее спиной к шкафу в порыве безудержной страсти, как Мистер Газетный. Роберт все еще хотел, чтобы Луиза родила ребенка, и злился от того, что она избегала разговоров о беременности. Однако все это я слышала и прежде, и мне казалось, что причина подавленности Луизы кроется в чем-то другом.
Я хотела бы обладать таким темпераментом, какой был у Луизы. Однако страсть не может длиться долго. Но прежде чем вы поймете, что все кончено, вы окажетесь в сложной ситуации, из которой очень нелегко выпутаться. Вот почему Луиза была обречена страдать каждый раз, когда рвала отношения со своими избранниками.
Мы с Мартином тоже когда-то испытывали страсть друг к другу. Или, по крайней мере, я испытывала к нему. Но сейчас я даже не могла вспомнить, что чувствовала тогда. Джульетта и Сид тоже поначалу не расставались ни на минуту. Когда Сид уходил в ванную комнату (что случалось нечасто), Джульетта страдала от разлуки, и все же постоянно против него бунтовала. Но с годами их отношения, как у всех, вошли в колею. Даже моя мама изредка, после трех бокалов «Чинзано», признавалась, что, когда ей было восемнадцать лет, она испытывала дрожь в коленях при виде нашего отца. Впрочем, она тут же добавляла, что сейчас ее тошнит от него. Как будто я этого не знала.
Я наблюдала за тем, как Джульетта кладет в хозяйственную сумку книги об избыточном весе, которые я отобрала, и думала: хорошо бы опять здесь в ее уютной кухне, излить свой эмоциональный Angst (или как это у психоаналитиков называется?), а она бы тем временем составила для меня психотерапевтический список. Это она любила! Прошлый раз она с моих слов составила список из двадцати семи пунктов, в которых перечислялось все, что меня беспокоит, а потом мы прошлись по нему и подробно все проанализировали. По ходу обсуждения мы решали: а) стоит ли вообще беспокоиться по данному поводу; б) если все-таки стоит, то могу ли я сделать что-то, чтобы изменить ситуацию; в) если я в силах изменить ситуацию, то как и когда это следует сделать.
Потом мы последовательно вычеркнули все пункты, относившиеся к категории «беспричинных беспокойств». Из-за того, скажем, что незнакомая женщина, сидящая в пивной через дорогу, считает Мартина милым мужчиной, а меня старой каргой, загубившей его жизнь. Потом мы перешли к пункту «б»: например, то, что у нас придурковатая мать… Или то, что я постоянно сажаю пятна на одежду. Устранить это невозможно, а значит, и беспокоиться не стоит.
В конце концов у нас осталось девять пунктов, и мы составили план действий, в соответствии с которым я должна была:
1. Купить крем против морщин;
2. Поменять кредитную карточку;
3. Сходить к зубному врачу. Хотя справившись в «Словаре бессознательного» и заглянув в свой личный сонник, Джульетта пришла к выводу, что сны, в которых у тебя выпадают зубы, свидетельствуют не о болезни десен, а о неспособности повзрослеть (спасибо, старина Зигмунд).
Все это бывало для меня не без пользы, хотя после трехчасового обсуждения мы так уставали, что могли только разойтись по домам и лечь спать. И уж точно не в силах были не из-за чего беспокоиться. Но, вспоминая теперь составленный Джульеттой на основе собственного опыта сонник, изобиловавший датами и ссылками, я думаю, что склонность к писательскому труду, должно быть, у нас в крови.
Все дело было только в количестве написанного. Джульетта составила целую полку из записных книжек, в которых анализировала проявления своего маниакально-депрессивного психоза. А мне сейчас под силу было записывать в ежедневник только приходившие в голову странные мысли, а не то, сколько тысяч фунтов потребовал от меня Тревор в этом месяце и не забыл ли Найджел заказать сухую штукатурку.
Если это и означало, что скоро я впаду в состояние, в котором Джульетта обычно тщательно фиксировала все свои действия – начиная с того, как она ела брюссельскую капусту, и заканчивая тем, как она испражнялась, – что с того… Ведь и наша мама исписывала листы бумаги перечнями того, «что я должна сказать, когда увижу тебя, дорогая» и того, «что я забыла сказать тебе в прошлый раз» – но дальше этого дело, сколько я знаю, не пошло. А мой отец однажды во время одной из своих депрессий написал содержащий рассказ ужасов «История города», который никто не желал читать. Тем не менее все считали его нормальным человеком. Так что страсть к писательству у меня наследственная, только я хотела этим подзаработать, а все остальные писали только для себя.
Внезапно я вернулась к действительности и поняла, что все это время сидела, уставившись невидящим взором в пространство. Взглянув на Джульетту, я заметила, что она тоже ушла в себя.
– Ты помнишь, как мы ездили искать наши корни? – задумчиво спросила она.
– Ты имеешь в виду тот случай, когда мы думали, что увидим жалкую, наполненную крысами квартиру, в которой, как мы считали, жил в детстве в полной нищете наш отец, а обнаружили, что его семья обитала в приличном одноквартирном доме в Бекенгеме?
– А ты помнишь, что у нас не получилось ни одно фото? – раздраженно спросила она.
– Да, потому что ты забыла снять колпачок с объектива.
– Нет, я не забыла! И в фотоателье мне сказали, что пленка была использована. Но дело не в этом. Меня мучает один вопрос…
– Какой?
– Не кажется ли тебе странным тот факт, что, отправившись на поиски своих истоков, я вернулась с пленкой, на которой ничего не запечатлелось?
– Нет, не кажется. Ведь ты забыла снять колпачок с объектива.
Джульетта несколько мгновений молча смотрела на меня, а потом, наверное, решила (причем совершенно справедливо), что ее логика непостижима для меня.
– Я поговорю на эту тему с Марленой, – наконец заявила она.
– Да, кстати, как поживает Марлена, твой дорогой врач-психотерапевт?
Хотя я никогда не видела эту женщину, в душе я люто ненавидела ее с тех пор, как она назвала меня «человеком, стремящимся привлечь к себе чужое внимание» и заявила, что я попирала индивидуальность сестры, стремясь подчинить ее себе.
– Прекрасно, – ответила Джульетта. – Сейчас мы ведем беседы об отце.
Как это мило.
– У меня недавно был ужасный приступ паники, – радостно улыбаясь, сообщила Джульетта. – Начались боли в груди, и я испугалась, что серьезно заболела. Ты же знаешь, что я провожу курс лечения соками. А когда происходит постепенное исцеление организма, могут выявляться разные скрытые недуги. Но Марлена говорит, что это просто чувство тревоги…
Допив отвратительный сок, выжатый из моркови и картофеля (помогает при язве желудка!), я постаралась побыстрее уйти, захватив с собой сумку с книгами. Среди них были, в частности, исследование под названием «Узы и обязательства: соперничество между детьми в семье», в котором, без сомнения, всесторонне анализировались все мои недостатки, а также журнал для подающих надежды авторов. Джульетта получила его по купону, который нашла в одной из газет. Я опасалась, что сестра теперь может завалить меня разными материалами, связанными с моим новым увлечением. Во всем, что касалось моих хобби, она отличалась безудержностью (Джульетта до сих пор вырезала для меня статьи по филателии, хотя я давно уже не интересуюсь марками и разрешила матери продать мои альбомы на благотворительном базаре, еще когда мне было тринадцать лет). Но меня тронуло то, что она достала для меня этот журнал.
Сев в машину, я прижала его к груди. Сейчас я приеду домой и прочитаю статью «Как найти издателя», заголовок которой был вынесен на обложку журнала. Но вспомнив о полученном из банка письме и бумаге, пришедшей из компании по обслуживанию электросети, я решила на минутку заехать в дом, чтобы посмотреть, в самом ли деле работы идут стремительными темпами, как сообщил сегодня утром по телефону Найджел.
Почему я до сих пор верю Найджелу? Да, действительно, в доме больше не чувствовалось отвратительного запаха. И теперь, когда убрали мусор, он казался просторным. Но полы были подняты, повсюду торчали трубы, стояли разделительные перегородки, еще не установленные на нужное место. А Джим, Большой Бен, Тревор, сантехник и его молодой напарник сидели посреди этого хаоса и пили чай.
Сантехник протянул мне кружку с отбитой ручкой и покрытой коричневым налетом эмалью.