Пэппер Винтерс - Квинтэссенция Кью

Я стиснула бедра вместе, смотря на мои руки, которые лежали на коленях. Слезы обожгли глаза; от ощущения жалости к себе меня начала сотрясать крупная дрожь. Я никогда в своей жизни не хотела испытать оргазм настолько сильно.

Звук поворота тяжелого механизма слегка встряхнул вертолет. Лопасти набрали скорость буквально за считанные секунды.

— Тесс...— Кью подвинулся в своем кресле, складывая ладони вместе между своих бедер. У него была та же поза тогда, когда он закреплял трекер на моей щиколотке, когда мы в первый раз встретились, и я захныкала. Даже в первую нашу встречу, я уже была готовая для него. Мое тело не могло контролировать себя, когда я была рядом с этим мужчиной. Он делал меня слабой. Он заставлял меня чувствовать себя зависимой.

— Ни о чем. Я ни о чем не думаю. — Мой желудок ухнул вниз, когда мы поднялись резким рывком в воздух. Вертолет внушал ощущение, словно у него были крылья, а не металлические лопасти, которые удерживали его в воздухе.

Кью не сводил своего взгляда с меня, застыв в одной позе; единственная часть тела, которая изменила свое положение, это его пальцы. Они побелели от того, насколько он сильно сжал их.

Его близость заставляла меня дрожать, я испытывала боль и кричала внутри. Мое тело претерпевало неподдельные страдания и подводило меня к грани безумия от жажды получить освобождение.

Я больна. Определенно. Никто не мог заставить человека существовать в пылающем пламени похоти. У меня был жар, и мой разум снедала гребаная одержимость, которой являлся Кью.

Кью втянул вдох, перед тем как расцепить свои ладони, что были крепко сжаты вместе, и снова откинулся в кресле.

— Ты чувствуешь себя хорошо, Тесс? — Его взгляд выражал настороженность, выражение лица было недоступно для моего понимания, но его тело жестко сдерживало рвущуюся наружу жажду.

Я громко фыркнула, дергаясь в кресле, проклиная отметины от плети на моих бедрах, проклиная Кью, что он оставил меня в таком положении.

— О чем, черт побери, ты думаешь?

Я не двигалась на протяжении целой минуты. Одной мучительной минуты, пока мы смотрели друг на друга, наши разумы взаимодействовали, а подсознания рычали друг на друга от злости и всеобъемлющей муки. Наши сознания занимались любовью, мы насиловали друг друга, мы разрушались, все еще не прикасаясь друг к другу. Но этого было совершенно недостаточно.

Это заставило мое сердце застучать быстрее. Это заставило мою киску еще больше истекать влагой от желания. Заставило мой разум воплотиться в кого-то, кого я больше не узнавала, но это не дало мне того, что было так необходимо.

— Почему ты сказал капитану не беспокоить нас? — мой голос был едва различим за счет шума лопастей вертолета, но Кью услышал меня.

Он сохранял внешнее спокойствие, внутренне же переполняясь сексуальным напряжением. Он смотрел на меня из-под опушенных бровей, позволяя мне заключать себя в ловушку своего взгляда, что оплетал меня, как сеть, что он расставил.

— А как ты думаешь зачем, эсклава?

Эсклава. Одно это слово уже посылало прямой импульс к моей киске.

Я крепко зажмурила глаза, когда волна запретного оргазма нахлынула на мое тело.

О, черт. Черт возьми, я не смогу выдержать этого.

— С меня довольно, — я задохнулась, одолеваемая сильным желанием и окутанная состоянием замешательства. — Я сойду с ума! — Я схватила пряди волос и потянула в сторону, пытаясь найти необходимое облегчение возрастающей боли.

Но боль только усилила мою потребность, посылая новую пульсацию желания по моему телу.

Лопасти вертолета крутились и заставили кабину вращаться от сексуального напряжения. Кью втянул вздох, заставляя натянуться ткань своего костюма. Он сидел настолько спокойно и незаинтересованно. Это было нечестно. Он кончил. Он кончил мне в горло. И на мою грудь. Теперь пришла моя очередь, черт побери!

Я зашла слишком далеко — слишком поглощена нуждой моего тела.

Выбираясь из шикарного кресла, я опустилась на ковер и поползла.

Я, бл*дь, поползла в гребаной юбке за две тысячи евро, сосредотачивая все свое внимание на одном человеке, у которого в руках было средство унять мою телесную нужду.

Выражение лица Кью стало непроницаемым, его светлые глаза сияли от утреннего солнечного света, который исходило от окна вертолета. Его губы чуть приоткрылись, втягивая шумный вдох.

— Поднимись, — издал он рык.

Я захныкала и покачала головой, держа плечи опущенными, когда преодолевала небольшое расстояние. Каждая отметина от плетки, каждый синяк от бусин, что были на хвостах плетки, каждая клеточка моего тела пульсировали.

Он выпрямился в кресле, используя подлокотники, чтобы приподнять свое тело чуть выше. Его пальцы стали белыми от того, как он сжал ими кожу кресла, жестко впиваясь в нее.

— Прекрати. Разве я когда-либо просил тебя ползти или же быть тебя кем-то, кроме женщины?

Его лицо потемнело от гнева, когда я остановилась и села на колени между его раздвинутых бедер. Жар от тела его уничтожал все мои разумные мысли. Он хотел обладать мной? Он уже владел мной в этот самый момент.

Я подняла свои глаза в страхе, что могу увидеть в его глазах. Затем немного подскочила от страха, когда он устремился вниз и схватил меня за трицепс.

— Бл*дь, — отрывисто пробормотал, его пальцы впились с силой в мою кожу, но мне было абсолютно без разницы. Мне не было до этого дела, потому что мой господин прикасался ко мне, а мое тело испытывало наивысшее удовольствие, чтобы быть напуганной гневом Кью. Он распалил меня, использовал и отказал мне в получении удовольствия этим утром. Я не смогла бы работать или же выполнять привычные действия для человека, если он не спасет меня от этих мук удовольствия.

Взлетая высоко над небольшими фермами, причудливыми деревеньками и, покрытыми соломой, домами я обнажила свою душу ему.

— Я совсем не желала отнимать у тебя контроль. Я хотела лишь доставить тебе удовольствие. Я хотела тем самым показать, насколько ты важен для меня, как я верю в тебя....

Кью покачал головой, его лицо сильнее потемнело от гнева, пальцы превратились в острые когти, перекрывая поступление крови к моим рукам.

— Ты забрала мой контроль. Знаешь ли ты, что случается с такими женщинами, как ты, когда я теряю его? — Он обреченно покачал головой. — Это одна единственная вещь, на которую я мог полагаться на протяжении всей своей жизни, а сейчас ты отняла и разрушила ее, сжав мои яйца в своих руках.

Ни у одного мужчины не было такого голоса, как у Кью. Мрачного, опасного, пронизанного мелодичным французским акцентом. Выслушивать от него упреки — это ощущалось, как чистое наслаждение для слуха.

Внезапно он поднялся на ноги, поднимая меня вслед за собой. Я задрожала в его неумолимо хватке, не сводя взгляда с его диких глаз.

— Pourquoi tu dois me pousser comme ça? Почему тогда ты давишь на меня?

— Потому что мне нужно сломать тебя, чтобы сделать тебя своим.

Мой голос сделался хриплым. Это была чистая правда. Я была в этом больше чем уверена.

Не думая о том, что Кью мог сделать мое наказание еще жестче, я извивалась в его хватке, пока его пальцы не ослабили свой захват. В тот момент, когда мои руки освободились, я потянулась к моей верхней пуговице и расстегнула ее дрожащими пальцами.

Глаза Кью опустились к моим подрагивающим пальцам.

Мое тело ощущалось отяжелевшим, расплавленным, горящим от близости, от угрозы быть взятым. Я сделаю так, чтобы Кью взял меня. Я обязательно сделаю это.

Он не пытался остановить меня, когда я расстегивала оставшиеся пуговицы и вытянула мягкий материал из-за пояса юбки. Я стояла перед ним в расстегнутой рубашке, показывая ему черный кружевной бюстгальтер со стразами на лямках.

С заходящимся сердцем, я провела пальцем по груди, отслеживая крест прямо над сердцем.

— Я даю тебе свою клятву, что буду подчиняться тебе. Я не буду заставлять тебя дать мне то, что ты еще не готов.

Я затаила дыхание, его глаза были прикованы к обнаженной коже моей груди. Его влажный язык прошелся по губам, пробуя меня от макушки до кончиков пальцев, даже не прикасаясь. Мой взгляд опустился к его брюкам, опьяняющий трепет опалил меня, когда я заметила твердую эрекцию, которая упиралась в материал брюк.

Вертолет качнулся влево, заставляя нас покачнуться в эту же сторону. Взгляд Кью был сосредоточен на моем, и похоть, бурлившая в его газах, изменила бледный оттенок его глаз до пламенного, опаляющего, обжигающего.