Я никогда еще не говорил Тесс более правдивых слов до этого момента. Я был полностью и всецело измучен.

Тесс издала шум, вырывая меня из моих размышлений. Я вздрогнул из-за того предмета, что находился у нее в руках: красная кожаная сумка. Я предпринял попытку выхватить ее из рук Тесс, в тот самый момент, когда она потянула за молнию.

Она стремительно среагировала, убирая сумку от моих рук.

— Дай мне посмотреть. — Ее голос граничил с яростью и мольбой одновременно. Это была настолько приятная смесь звуков.

Я кивнул, отстраняясь от сумки с девайсам. Девайсами, которыми я сейчас очень хотел воспользоваться.

Тесс достала из сумки: серебряные ножницы, маленький нож и три стеклянных сосуда. Она не стала доставать шприцевой насос, служивший для сбора крови, который я точно знал, находился там.

Она отклонилась на пятки, буравя меня своим стальным взглядом.

— Мне всегда было интересно, почему ты испортил так много моей одежды. Ты мог потребовать, чтобы я разделась для тебя, но ты всегда предпочитал разрезать, сжигать, или разрывать одежду на части. Это все, потому что втайне ты мечтаешь сделать то же самое с моим телом? Разорвать меня на части? Содрать кожу? Наблюдать за тем, как моя кровь стремительно течет, словно быстрая река?

Я прикрыл глаза. Я не мог справиться с соблазнительными образами, что она так искусно обрисовывала. Я так хотел эти образы. Очень. Бл*дь. Сильно. Хотел.

Тесс схватила меня за лодыжку, помогая себе подниматься, опираясь на мое почти обнаженное тело, пока не выпрямилась во весь рост передо мной. Тепло ее обнаженного тела проникло в мое, и я гадал про себя, что произойдет, если потянусь и заключу ее в объятия: проявлю свою ласку, обнажу нежные чувства. Смог бы я пережить это, или же я разрушил бы ее, прижать к себе — это то же самое, что зайти слишком далеко, как я делаю это каждый раз, когда нахожусь с ней?

Тесс ответила за меня. Она вложила в руку флоггер.

— Ты очень ошибаешься, если считаешь, что твоя коробка с ужасами может меня испугать. Нисколько.

Мои глаза, в которых таилась вся тяжесть сожаления и ненависти к себе, резко распахнулись, впиваясь в нее. Она была так близко, водовороты голубого и серого цветов в ее зрачках смотрелись, словно бурное море. Я попытался разглядеть в них страх, упрямство и вожделение, что бушевало в ее душе.

Ее голос надломился, превращаясь в шепот:

— Тебе необходимо поговорить со мной. Ты не можешь утаивать все от меня, maître. С этого момента больше нет. Я не позволю тебе этого. — Делая шаг назад, она быстрым движением сорвала с себя мою футболку, стягивая ее через голову, оставаясь стоять передо мной прекрасная в своей наготе. Со смелостью, которая присуща настоящему воину, она с силой шлепнула себя ладонью по бледной коже чувствительного местечка между ног. — Здесь. Я хочу, чтобы ты оставил шрамы здесь. Отметь меня шрамами, если от этого тебе станет лучше. Я желаю, чтобы ты принял то, что я даю тебе. Я хочу, чтобы ты полюбил это.

Я бросил флоггер на пол. Она не просто предлагала мне свое тело, она предлагала мне полнейшее безумие. Я был недостаточно хорошим мужчиной для нее, но, несомненно, внутри меня скрывалась сильная звериная натура. Но как мужчина я был полным трусом. Я не желал разрушать стены, которыми окружил себя, чтобы быть полностью свободным — и неважно, какие обещания ранее Тесс заставила меня дать. Нанести шрамы на ее тело? Она даже не подозревала, что я бы не остановился — не смог бы остановиться — на одном.

Кончиками пальцев я прикоснулся к ее упругому животу. Такая нежная кожа, такая шелковистая, такая женственная. Тесс издала мягкий стон, и ее грудь приподнялась и опустилась, соблазнительно поддразнивая меня, заставляя рушить все запреты, данные самому себе. Только она могла сплести и раскинуть такого рода сеть вокруг меня. Только она могла заставить меня почувствовать себя настолько испорченным и одновременно растерянным.

Заключая ее мягкую грудь в свои ладони, я с силой ущипнул ее за сосок. Никаких ласковых прелюдий, только наполненное порочной властью прикосновение. Она склонила голову вперед, упираясь лбом в мои жесткие мышцы груди. Самой последней каплей в моем разрушении стал ее тонкий соблазнительный аромат орхидеи и мороза.

Я сдался.

Поддался ее власти.

Я так неистово желал этого, и я бы ни за что не остановился.

Я действовал по наитию, позволяя своим мыслям путаться и уплывать далеко вперед, исследуя неведомые горизонты. Теперь я вновь обладал ясным сознанием и испытывал неистовую жажду насладиться ролью причиняющего боль, ненасытного мастера.

Моя рука проследовала вверх по ее груди, устремляясь к изгибу шеи, и обхватила горло. Одним рывком поднимая ее голову, чтобы ее глаза, затянутые дымкой желания, встретились с моим взглядом. Гнев яркой и мощной вспышкой пронзил мое тело.

— Ты не могла просто дать мне время, в котором я так нуждался, не так ли, эсклава? Теперь же я раздражен и зол, и я не знаю, есть ли границы у моего самоконтроля. Я поддался твоей пропитанной ядом власти и сейчас для меня ничего не имеет значения, кроме как желание трахать тебя. — Я встряхнул ее, сдавливая сильнее пальцы вокруг ее шеи.

Она стояла, не шелохнувшись, ее руки расслабленно располагались по швам, и позволяла мне душить ее. Я испытывал ее, стискивая мои пальцы до того момента пока незащищенные, хрупкие мышцы нежной женской шеи не заставили мое сознание погрузиться в состояние беспамятства.

Тесс не предпринимала никаких действий.

Принуждая усилием воли мои пальцы немного ослабить хватку, я нахмурился.

— Ты, действительно, веришь, что я не зайду слишком далеко и не пересеку невидимую грань? Ты на самом деле такая идиотка?

Одна ее ладонь накрыла мою, но она не предприняла попыток разжать пальцы или попытаться освободиться от неумолимого захвата. Другая ее ладонь легла на мою щеку, покрытую жесткой щетиной, насыщая меня необходимой дозой безоговорочного принятия, потребности, вожделения и всеми остальными чувствами, что существовали между нами двумя.

Проклятье, я — счастливчик. Но я не достоин этого.

— Я обещала тебе, что буду делать все, чтобы бороться с тобой. Я не настолько глупая, чтобы доверить себя целиком в твой безраздельный контроль, Кью. Но верю, что знаю твои границы, даже лучше, чем ты. Я доверяю тебе... здесь.

Она прижала ладонь к моей груди на уровне сердца. Оно забилось и понеслось со стремительной скоростью, словно какой-то дьявольский механизм, ударяясь со всей силой о грудную клетку под ее ласковым прикосновением. — Позволь себе чувствовать. Позволь принять. Ты более человечный, чем думаешь.

Мягкость в голосе вновь привела меня в состояние ярости. Я не позволил себе анализировать насколько сказанное ей правдиво. Вместо этого я просто набросился на ее губы в неистовом поцелуе.

Я захватил ее губы в плен, словно она была самой последней из оставшихся женщин на этой планете. Единственной для меня. Мой язык напористо раздвинул и скользнул между ее мягких, сладких губ, поглощая ее раз за разом. Я украл ее вкус, я отнял у нее дыхание. Принудил Тесс принять до последней капли неистовую нужду, от которой изнывал мой язык.

Она издала мучительный, протяжный стон, прижимаясь всем телом к моему, забирая все больше и больше от меня, пока я, наконец, уже не мог сказать, где были ее губы, а где мои.

Мои пальцы усилили свой захват сами собой, пребывая в поиске долгожданного и сладкого подчинения, полного контроля. Я поглощал ее поцелуем, в то время как продолжал сжимать ее горло, до того момента, пока ее ноги не стали подкашиваться, и затем я поймал ее, когда они полностью подогнулись.

Понимание того, что она позволила мне подвести ее к такому состоянию уязвимости, заставило мое сердце переполниться эмоциями и чувствами до того момента, пока ему не стало тесно в груди. Я никогда не думал, что смогу ощутить что-то, что чувствовалось настолько же приятно, как причинение боли, но ее полное подчинение и доверие были ни с чем не сравнимым афродизиаком для меня.

Освобождая Тесс из своей хватки, я подхватил на руки обмякшее тело и понес ее на руках, пересекая пространство комнаты. Следуя мимо камина, мы удалялись подальше от цепей, которые свисали с потолка, где я подвесил ее в первый раз, направляясь в дальнюю часть башни.

Тесс сморгнула, ее взгляд все еще был затуманенным от недостатка кислорода.