— Ланч. Надеюсь, ты проголодалась. — Ее глаза опустились к мигающему сообщению от Брэкса. Она замерла, пробегая взглядом по тексту.
Женщина покачала головой, награждая меня уничтожающим взглядом, в котором читалось обвинение в предательстве.
— Ты так легко опускаешь руки?
— Это не то, что ты думаешь, Сюзетт.
Она резко поставила тарелку на кровать.
— Что ты имеешь в виду под «это не то, что я думаю»? Вот тут же все черным по белому написано. — Она яростно постучала пальцем по экрану. — Ты намереваешься уйти! После всего. После всего, Тесс. Ты намереваешься покинуть нас! — Она тяжело дышала, явственно стараясь взять свой гнев под контроль. — Я понимаю. На самом деле понимаю. У меня заняло не один год, чтобы пережить то, что произошло со мной, и я прекрасно понимаю, что тебе необходимо больше времени. Но тебе нужно находиться среди людей, которые тебя любят.
Я опустила голову.
— Время не поможет. Что-то случилось со мной. Я никогда не смогу быть свободной, пока не позволю себя страдать за все то, что совершила. А если я позволю себе страдать, не смогу пережить всех воспоминаний. Если бы ты только знала, что я совершила Сюзетт... — Мой голос опустился на октаву и в первый раз за много дней груз вины старался проникнуть в мою башню.
Я запаниковала, стараясь стремительно заполнить брешь, оборачивая ее еще большим количеством цепей.
Страх от того, что совершила, с каждым часом все увеличивался, заключая меня в ловушку моего разума.
Сюзетт замолчала.
— Что они сделали с тобой? Отчего ты испытываешь такой страх?
— Речь о том, что я делала с другими, с чем не смогу жить. — Я вновь вернулась к состоянию опустошения, к счастью, полностью свободная от чувства вины.
— Не уходи, Тесс. Останься. Кью снедаем страданиями. Он любит тебя, а ты даже больше не можешь пересилить себя, чтобы прикоснуться к нему. — Она замолчала, смахивая слезинку. — Останься ради него.
— Но именно из-за него я и ухожу. Нечестно мучить его таким образом.
Сюзетт вздохнула, взгляд вспыхнул болью.
— Я советую тебе подумать над твоим решением, потому что в тот момент, когда ты переступишь порог этого дома и вырвешь сердце господина из его груди, в тот день, ты потеряешь меня, как друга. Ты не заслуживаешь Кью, если ты покидаешь его. — Она направилась к двери, поворачиваясь ко мне в последний раз. — Я знаю ты способна вернуться к жизни вновь. Тебе нужно просто поверить, что ты достаточно сильная для этого. — И затем она тихо прикрыла дверь позади себя.
Достаточно ли сильная, чтобы встретиться лицом к лицу с женщинами, которым я причиняла боль? Позволить дымке наркотических воспоминаний погрузить меня в чувство вины и страдания?
Нет, я не такая сильная.
Это был единственный выход.
***
Этой ночью Кью не пришел в постель.
Я привыкла засыпать и просыпаться посреди ночи, обнаруживая его спящего на животе, полностью одетого. Как будто он желал быть всегда в состоянии защитить меня. Я прекрасно знала, что даже во сне он страдает от мигрени. Напряженные морщинки вокруг его глаз никогда не покидали его. Это был еще один способ, которым я заставляла его страдать.
Но сегодня, когда я проснулась, чтобы направиться в ванную, кровать была пуста.
Точно так же, как и кровать, я ощущала себя пустой.
***
На следующий день я приняла решение уйти.
Мой палец больше не болел, только немного тянул, а также доктор снял швы с шеи. Он мне сказал, что Кью приказал ему извлечь трекер, пока я спала; за что я была безгранично благодарна ему. Знание того, что эту дьявольскую штуковину извлекли из моего тела, было первой вещью, которая подарила мне небольшое чувство облегчения.
Мои ребра ныли, но ничего такого с чем бы я не смогла справиться, а всякий раз, когда воспоминание или образ пытались выманить меня из моей башни, я стремительно отгораживалась. Я стала настоящим мастером в том, чтобы сковывать разум цепями и замками, я сомневалась, что когда-либо смогу открыть их.
После того как приняла душ и неуклюже переоделась в пару шорт для бега, которые принадлежали Кью, и футболку, я вышла из комнаты.
Направляясь по коридору, я старалась сделать вдох, а мои легкие напрягались от остаточных явлений после пневмонии. Ступеньки были бесконечными. Я продолжала идти, останавливаясь время от времени, пока не достигла подножья лестницы. Одна ступенька за один раз. Плавно и не спеша.
Возможно, я недостаточно окрепла для того, чтобы покинуть дом. Мои силы серьезно истощены.
Коридор был таким же, как я его помнила, с парадным входом и широкой лестницей, покрытой темно-синим ковром.
Мои глаза расширились, когда я вошла в гостиную, обнаруживая там четырех женщин, сидящих на диване. Двое из них читали, а другие две склонили головы, разговаривая.
В тот момент, когда я вошла, они замерли и уставились на меня.
Сюзетт резко остановилась, когда появилась из кухни, неся поднос с напитками.
— Тесс. — Ее голос выражал нечто среднее между холодностью и обеспокоенностью. Я мельком улыбнулась ей.
— Мне нужно было выйти из комнаты. — Кивая в сторону женщин, я добавила: — Привет.
Девушки опустили глаза, делая вид, что меня не было здесь.
Хорошо, что ни одна из них не была блондинкой. Я не имела понятия, что бы произошло с моей тщательно выстроенной безопасной зоной, если бы я столкнулась с девушкой, которую изнасиловал Кожаный Жилет.
Сюзетт замешкалась, когда поставила напитки на стол. При других обстоятельствах я бы занервничала, попыталась бы что-то поспешно сказать, чтобы заполнить тишину, но у меня не было желания исправлять неловкость между нами. Все, что я хотела, остаться одной.
Я кивнула, поворачиваясь вновь в ту сторону, куда направлялась
Что-то затрещало и раздался шум. Я замерла, когда музыка полилась из динамиков.
Я убийца, убийца, убийца. Ярко-алая кровь покрывает мои руки.
Я привык жить ради насилия, насилия, насилия, но теперь я блуждаю в одиночестве.
Принуждаю себя быть нормальным, нормальным, нормальным, ломая свою природу, чтобы быть добрым.
Теперь я живу в муках, муках, муках, брошенный с пережитками прошлого, воспоминаниями, оставленный ни с чем кроме праха.
Кью.
Он использовал музыку прежде, чтобы достучаться до меня; он воспользовался этим вновь. Песни, которые он ставил до этого, заставили меня влюбиться в него. Я понимала внутренние мучения, которые исходили из слов песен, словно направляя меня узреть его истерзанную душу.
Я стиснула кулаки, когда рев отчаяния сбил меня с ног. Я скучала по нему. Так чертовски сильно. Я хотела обнять его. Поцеловать его. Позволить ему спасти меня от моих грехов.
— Ты убила меня! Я никогда не влюблюсь! Ты разрушила мне жизнь. — Блондинка с татуировкой колибри ворвалась в мой разум.
— Прости меня! Я никогда не хотела быть убийцей!
Кожаный Жилет насмешливо прорычал:
— Puta, ты впустишь нас. Мы достали тебя на этот раз. Мы заставим тебя заплатить.
Я резко кинулась обратно, тяжело дыша, устремляясь вновь к моей башне. Я не могу. Я не могла сделать этого.
Еще больше цепей обернулось вокруг меня, а также поверх ряда замков.
Моя любовь к Кью исчезла под толщей защитных стен, а я рухнула навзничь, доведенная до полного истощения.
Как бы я хотела, чтобы был какой-то способ закрыть все плохое и выпустить мою любовь к Кью на свободу. Я не могла отделить хорошее от плохого, а также не была достаточно храброй, чтобы встретиться с более страшными последствиями.
Продолжая бежать по дому, я толком не знала, куда направлялась. Мне просто нужно было двигаться.
Проходя мимо всех фотографий, на которых была запечатлена империя Кью, я не остановилась, чтобы воздать ей должное. Я не позволяла думать себе о будущем, в котором я работала с ним, как мечтала до того, как начался весь этот кошмар. Здания больше не интересовали меня. Дома больше не были моей страстью. Я больше не хотела ни рисовать, ни помогать Кью с новыми проектами.
Оранжерея радушно приняла меня в свои теплые объятия, и я издала крошечный вздох. По крайней мере, здесь меня никто не найдет. Я могла бы прятаться за огромными растениями и порхать словно воробушек.
Шум раздавшийся в глубине насторожил меня; я двинулась вперед так тихо, как только могла. Мое дыхание было поверхностным и слегка хриплым, но тело достаточно гибким, чтобы позволить мне пригнуться под невысокими пальмами и папоротниками.