Вина распахнула свои жаждущие челюсти, втягивая меня глубоко.
Стискивая зубы, я боролась. Я задрожала, когда добавила еще один слой кирпичной кладки к башне.
― Прости меня. Я не могу.
Воспоминание поглотило меня.
― Давай. Сделай это.
У меня больше не было сил даже мысленно не повиноваться. Подаваясь вперед, я провела лезвием ножа вниз по руке блондинки.
― Срежь ее. Назовем это осмотром, и нам больше не нужен этот товар.
Девушка задрожала, отчаянно качая головой, сжимая губами грубую ткань во рту. Ремни вокруг тела удерживали ее на месте, в то время как я держала ее запястье и обводила кончиком ножа вокруг ее штрих-кода татуировки.
Наркотики запутывали меня. Почему я должна была срезать это тату? Это должно быть очень важно, но, может, тогда мне стоило срезать и мою тоже?
― Сделай это, puta. Или я просто отрежу ей руку.
Я прижала острие ножа к внешней части татуировки, позволяя острому металлическому лезвию вонзиться в границу татуировки, когда хлынула кровь.
Девушка металась и рыдала, а я всплывала и вновь тонула наркотическом забытье.
― Отличный порез. Теперь срежь ее. ― Кожаный Жилет появился за моим плечом, проверяя работу.
Я кивнула и схватила ее руку, чтобы отрезать...
Тошнотворное зрелище разлетелось на кусочки, когда я рухнула на кровать. Рыдая, я почувствовала позывы к рвоте и стремительно потянулась за чашкой, что находилась на полу. Мой желудок вывернуло, кожа покрылась капельками липкого пота.
Звук открывающейся и закрывающейся двери не вызвал у меня ни малейшего интереса, когда на меня обрушилась еще одна волна тошноты.
Парень из 20-х, которого я видела той ночью, что провела привязанной, нежно собрал мои волосы, ожидая, пока меня закончит выворачивать. И только когда я была точно уверена, что больше не осталось чем тошнить, он унес чашку в ванную, прежде чем вернуться и помочь мне улечься в кровать.
Когда я улеглась под одеяло, он стоял и печально улыбался.
― Ты помнишь меня?
Я кивнула.
― Ты удержал меня от потери равновесия, когда Кью подвесил меня на деловом ужине. ― Впервые я не вздрогнула от мысли о Русском и его рукоятке ножа. Я никогда не узнаю, что стояло за действиями Кью.
― Так и есть. А также я коллега Кью и его самый близкий друг. ― Он указал на край кровати, приподнимая вопросительно бровь. ― Можно мне присесть?
Я пожала плечами.
― Конечно. ― Не часто меня навещают джентльмены в безупречных костюмах с желанием присесть на край моей кровати в три часа ночи.
― Меня зовут Фредерик, и я знаю Квинси еще с закрытой школы-пансионата. Он никогда толком не откровенничал и не рассказывал мне свою историю, но мы пережили достаточно, чтобы я мог судить, что он воспринимает жизнь очень тяжело. Даже он не понимает на все сто процентов, почему такой, каким является, и все же ты полностью его приняла. Впервые в жизни он встретил женщину, которая любила не только мужчину в нем, но и его темноту тоже.
Фредерик отвел взгляд в сторону, словно сильно расчувствовался, чтобы продолжать дальше.
― Я должен признать, что всегда считал, что Кью не сможет найти то, в чем нуждался. Я предполагал, что он перестарается настолько, что рано сляжет в могилу. Строя империю, посвящая свою жизнь тому, в чем он верил, было его спасение, он никогда не найдет того, что находят все люди.
Я не произносила ни слова, позволив Фредерику вести в разговоре.
― Когда тебя похитили, Кью отвернулся от всего, за что так отчаянно боролся. Он пожертвовал репутацией компании, отошел от образа, который с такой тщательностью создавал себе. Он даже отбросил в сторону человеческую часть себя, которую всегда старался оберегать.
Его глаза цвета аквамарина блеснули в темноте.
― Он искал тебя повсюду, Тесс. Убил бесчисленное количество человек ― в большинстве своем варварским, хладнокровным способом, все это во имя твоей чести. Он проехал тысячи миль, заплатил сотням людей за информацию. Спустился в ад, чтобы вернуть тебя обратно, а теперь, когда ты в безопасности, он стал не нужен.
Что-то тяжелое образовалось в моем горле.
― Если ты на самом деле считаешь, что у вас нет надежды быть вместе, то тогда уезжай. Уезжай, как можно дальше от Кью, потому что своим пребыванием здесь ты стремительно губишь его. ― Фредерик повернулся ко мне, встречаясь со мной взглядом, в котором горел гневный огонек. ― Но если ты считаешь, что у вас есть хоть крошечный шанс ― даже самый крохотный намек на надежду, что ты сможешь справиться с тем, что они сделали с тобой, тогда оставайся. Ты задолжала ему это.
Фредерик поднялся на ноги, разглаживая ухоженным руками костюм.
― А теперь, прошу простить мня. У меня есть жена, которая любит меня, и мне на самом деле нужно идти и сказать ей, насколько сильно я ее люблю. Наблюдать за тем, как такая идеальная любовь рушится между двумя людьми, чертовски ранит.
Не произнося больше ни слова, он направился к двери вышел прочь.
Остаток ночи прошел без сна. Я пялилась в темноту, сражаясь с тьмой глубоко в душе в попытке найти настоящую себя.
Фредерик был прав. Я задолжала Кью слишком много. Я была эгоистичной. Я могла быть достаточно сильной, чтобы встретиться лицом к лицу с преступлениями, в которых была повинна. Я должна была сосредоточиться на том, чтобы спасти мужчину, которого любила, которого до сих пор люблю.
Я перепробовала все. Заставляла себя вспоминать, что делала, вновь принуждала себя пережить все те ужасные моменты, даже вспоминала то первое похищение в Мексике и изнасилование, прежде чем Кью нашел меня. Я заставила себя пройти через ужасные воспоминания. Я разбила свое сердце воспоминаниями из детства, когда мои собственные родители бросили меня.
― Сегодня мы сводим тебя в зоопарк. Слушайся и будь хорошей девочкой. ― Моя мать нагнулась, чтобы сурово посмотреть в мои глаза.
Но я не могла сдержать восторг в свои шесть лет. Меня еще никогда не водили никуда в хорошее место. По-видимому, я не стоила того, чтобы на меня тратили деньги.
― Я буду хорошо вести себя, обещаю.
Только когда мы пришли в зоопарк, моя мать не пошла со мной. Она дождалась, пока я не пройду ограждение при входе, а затем уехала.
Я возненавидела зоопарк. Каждое животное, казалось, чувствовало мое несчастное состояние; обезьяны потешались надо мной; львы рычали, чувствуя мой страх. Я провела ночь, притаившись в углу у мусорных урн. Никто не заметил шестилетнего ребенка в неурочные часы, и мать не приехала, чтобы забрать меня.
Наконец, уборщики нашли меня, и к огромному разочарованию моей матери, меня отправили домой.
Я принудила себя задуматься, насколько отвратительным был мой брат.
— Это твои грязные игрушки? ― Он поднял моего безголового мягкого медведя. Того самого, которого я нашла как-то снаружи Армии спасения.
― Отдай его. ― Я вскочила, чтобы забрать игрушку, но брат был высоким. Он рассмеялся, отрывая мишке лапы и потроша набивку, прежде чем бросить этим всем в меня.
Я сделала так, что мое сердце ожесточилось, понимая, что я никогда не найду отклика любви от этих людей.
Но все же я нашла любовь с Кью. Я нашла всеобъемлющую связь, которая заставляла казаться мое детство смехотворным.
Кью пробормотал:
― Tu ne peux pas être à moi, mais je suis en train de devenir à toi.
Мой желудок скрутило в узел, наполняя игристыми пузырями. Наши глаза встретились, и я не могла отвести взгляд. Кью коснулся своими губами моих так сладко, повторяя по-английски, заставляя меня сглотнуть его слова.
Время остановилось.
Его признание обездвижило меня, украло мой разум. Его пьяно состояние позволило увидеть мне глубину его чувств. Время начало свой отсчет сначала, сияя новыми возможностями. Мое тело больше не принадлежало мне, оно принадлежало Кью. Каждая вещь принадлежала Кью.
Как я могла позабыть, что всегда буду принадлежать Кью?
Нахмурившись, я ударяла кулаками и кричала в толстые стены моей защитной башни. Я хотела ощущать вину. Хотела чувствовать тошноту, хотела, чтобы полились слезы ― потому что тогда бы это показало, что я все еще жива тут... где-то здесь.