Дьявол. Я не хочу этого слышать. Не хочу, мать вашу. Что угодно, только не это. Соблазнил… обманул… совратил — но не вот это ее "Я сама." От этих слов я разъярился еще больше. Ладно она — наивная дурочка, которые так часто увлекаются плохими парнями, но Макс. Он чем думал? Понятно, чем…

— Хреново не хотел, значит. Боже мой, Дарина, что ты творишь? Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Защищаешь… Защищаешь того, кто тебя просто использует.

Я знал, что это больно. Как удар наотмашь. Правдой… жестокой и острой. Да, она знала. Потому что будь по-иному — она не ехала бы сюда на такси, одна, в разорванной одежде и такой же потрепанной душой. Он просто выпроводил, дал уйти, получив то, что нужно. Наплевав на все… Никаких тормозов. Собственное эго потребовало очередной жертвы, и гори все синим пламенем. Дарина опустила голову, упираясь лбом в мое плечо и, всхлипнув, прошептала:

— Андрей, мне плохо, я так устала… Мне очень плохо сейчас…

В ее голосе — столько боли, что я не знал, чего во мне больше — желания ее пожалеть или выдрать сердце Максу. И на нее злился, что дура такая, что повелась на мишуру эту яркую, поверила в чувства, которых быть не может, но вот это ее "мне очень плохо" просто взорвало меня изнутри. Это на самом деле чертовски сложно — раскрыть перед кем-то свою слабость. Показать свою беспомощность. Никакой брони, делай что хочешь. Решай. Хочешь добить — добей, хочешь — выброси, хочешь — забери. Это доверие. В чистом виде.

— Конечно, плохо. Ничего хорошего и быть не могло. Как ты могла быть такой слепой? Не нужна ты ему, и никогда не будешь нужна… Вот и все… — обнял ее крепко, почувствовав облегченный вздох, пока мы приближались к порогу дома.

— Люблю его, понимаешь? Как дура люблю… Никого больше не хочу, Андрей… Жить не хочу…

Как же тяжело… не от своей боли, от ее. Понимал все, помнил, каково оно — резаться осколками мечты, которую только что держал в руках. Они впиваются в кожу остротой потерянного счастья, которое продолжает сверкать всеми цветами радуги. Оно все такое же — в каждом воспоминании, в ощущениях, которые еще помнит наше тело, даже эмоциях, которые вызывают улыбку. До того момента, пока луч света, проходя сквозь их призму, не превращается во мрак.

— Дарина, я понимаю все. Только пройдет это… пройдет… Иногда нам хочется умереть, но наши планы мало кого интересуют. И мы вынуждены жить дальше… Ты слишком сильная для того, чтобы сдаваться… Просто нужно время, чтобы это понять…

— Да, Андрей… я справлюсь. Не переживай… И не держи зла… Случилось так, никто не застрахован. Я забуду… да… уеду… просто нужно время…

Она произносила эти слова, но мыслями была уже не со мной. Ей нужно дать побыть одной. Любое присутствие сейчас обременяет. Оно вынуждает "держать лицо" в то время, когда хочется углубиться в свое горе. А без этого никак, нужно захлебнуться в нем — только после этого, почувствовав, что умираешь, захочется сделать глоток воздуха. И это и будет первым шагом…

Я провел ее в комнату, подождав, пока она примет душ и уляжется в постель. Дарина смотрела в потолок, не моргая, а у меня сердце разрывалось от того, какой бледной и несчастной она выглядела. Как тело без души, пустая оболочка, которой чужды любые чувства, потому что все вытеснила собой боль. Я не мог здесь больше находится, не хотел, чтобы она увидела, как темнеют от бешенства мои глаза, потому что поняла бы все по одному взгляду… Поняла бы, куда я сейчас поеду…

ГЛАВА 20. Андрей

Я позвонил Фаине и попросил ее приехать, присмотреть за Дариной. На душе было неспокойно — кто знает, какие мысли могут придти ей в голову. Мне нужно было, чтобы рядом постоянно кто-то находился. Как страховка, гарантия того, что сестра не наделает глупостей. Фая сразу поняла, что сейчас не время для разговоров, и молча направилась в комнату Дарины. Едва дождавшись этого момента, я схватил ключи от машины и, выжав из нее максимум, погнал к Максу.

Ты мне задолжал, братец. Задолжал. Я никогда не вмешивался в твои дела, не учил никого жизни. Не маленькие. Но сейчас ты мне ответишь. Ответишь, мать твою, что за херня происходит в твоей голове и что ты, бл***, творишь. Ответишь, почему я сейчас должен переживать о том, что моя сестра, которая и так хлебнула в жизни дерьма, сейчас может вскрыть себе вены. Ответишь, потому что я не допущу, чтобы она сломалась из-за того, что тебе приспичило отыметь очередную целку.

В голове шумело от накативших эмоций. Крепко сжал руками руль, чтобы унять дрожь от ярости, которая пронзала все тело. За последние сутки я, бл… только то и делаю, что пытаюсь быстрее дорваться до этого засранца, чтобы схватить его за горло. Только если в прошлый раз хотелось его спасти, то сейчас урыть.

Я выбью из него правду. Потому что или я нихрена не понимаю в этой гребаной жизни, или тут что-то не так. Несмотря на то, что я увидел, несмотря на то, что сейчас меня разрывало от ненависти и злости за сестру, я не мог отделаться от мысли, что я знаю не все. Жизнь научила меня не верить даже своим глазам. Проверь, дойди до конца, только тогда твои решения будут полностью твоими. Слишком много долбаной лжи… из-за которой я прожил не свою жизнь. Черта с два я позволю обмануть себя снова. И ты мне объяснишь, Макс, что все это значит. Иначе это будет началом конца…

Подъехав к дому брата, вышел из машины и поднял голову, отыскав взглядом его этаж. Скорее автоматически, рассматривая неосвещенные окна. Как вопросы без ответа, подобно тем, что крутились в мое голове.

Поднялся по лестнице и толкнул дверь, которая оказалась не заперта.

— Макс… сюда иди.

В ответ — полная тишина. Я огляделся… на полу порожние бутылки виски… осколки стекла… его здесь явно нет. Отправился на поиски очередных приключений, бл***. Конечно. В этом весь ты. Перешагнул и пошел дальше. Плевать. Никому не должен. Только от меня, сука, не сбежишь. Я уже направился в сторону выхода, как краем глаза заметил знакомую сережку. Она лежала на полу возле приоткрытой двери в спальню. Не знаю, какого черта я заглянул внутрь… я, вашу мать, не хотел этого видеть. Огромная кровать, смятая постель… скомканная одежда… я чувствовал себя долбаным извращенцем, который заглядывает в замочную скважину, но я не мог отвести взгляд. Не мог, потому что увидел на белой простыне кровь… Кровь… Твою мать. Я знал, что это значит… И это было словно плевок в лицо… Эти бурые мазки — и вспышками в голове — Дарина… разорванное платье… босые ноги… шаткая походка… слезы, которые катились по ее щекам… И ее тихое "Мне так плохо, Андрей", "Жить не хочу, понимаешь"…

Дьявол. Это больно… мне, бл***, сейчас было больно. За нее. И ярость, как цунами, завертелась мощным вихрем… Потому что он растоптал… вот так вот, подмяв под себя, как дешевую шлюху, просто отымел, замарал и вышвырнул на улицу… Каким же моральным уродом нужно быть, чтобы так поступить…

Я стоял несколько секунд в ступоре. Когда тело — словно каменное, как и душа, начинает покрываться трещинами. Потому что не можешь поверить, что все так, потому что понимаешь, что легче засадить себе пулю в висок, чем в очередной раз понять, что ошибся, что никому нельзя верить, что гребаная порядочность и родство — просто иллюзия.

Я хлопнул дверью с такой силой, что задрожали стекла и, дернув на ходу верхние пуговицы рубашки, направился к машине. Мне казалось, я задыхаюсь от той ненависти, которая клокотала внутри, как кипящая лава. Набрал Русого и рявкнул:

— Мне нужен Макс. Где он сейчас?

— В "Карибеане" висит как раз…

Через десять минут я, злобно осмотрев с ног до головы управляющего и процедив сквозь зубы, что на сегодня клуб закрыт, несся в сторону ВИП-комнат. Все, развлечения окончены, братец. Дернул за ручку двери и увидел там Макса, вальяжно рассевшегося в кресле и наблюдающего за двумя стриптизершами, которые терлись о него, виляя бедрами, нагибаясь, призывая содрать с них тряпки и нагнуть прямо на стеклянном столе.

— Вон отсюда, обе… пока живы.

Макс медленно поднялся из кресла, и мы смотрели друг на друга в упор, не отводя взглядов, пока расстояние между нами уменьшалось с каждым моим шагом. Девицы выбежали из комнаты, не смея поднять глаза, а перед моими — эта гребаная картинка с окровавленной простыней… Макс смотрит на меня, а глаза — осоловевшие, стеклянные, пустые… что, бл***, там, глубже? Есть ли вообще что-то? Или ты оказался просто подлой мразью, которая все это время играла свою роль. Чувствуя, как со свистом лопается терпение, звеня в голове пронзительным воем и отдавая мощной пульсацией в висках, со всей дури заехал ему по челюсти. Резко, сильно, четко, испытывая какое-то извращенное наслаждение… Хотелось продолжать наносить удар за ударом, слышать хруст ломающихся костей и чувствовать, как по пальцам липкой жижей стекает кровь… его кровь… За все… За то, что сделал, перешагнул… за то, что заставил поверить…