Когда наступила кульминация, она опять вскрикнула, и судорога наслаждения свела ее тело. Ли, обессилев, затих. Через несколько минут Блейр почувствовала полное расслабление, но стоило ей опять прикоснуться к его телу, как она прильнула к нему, не желая отпустить даже на секунду.
Так они лежали несколько минут, пока Блейр не ослабила мертвую хватку.
Она провела пальцами по влажным прядям у него на затылке, дотронулась до кожи. Ли был еще таким незнакомым, и в то же время казалось, что они уже давно-давно вместе. Она еще очень мало знала его и хотела восполнить этот пробел.
Он приподнялся на локте и посмотрел на нее:
— Внизу есть сидячая ванна, а на плите кипит вода. Хочешь искупаться?
Она молчала, любуясь им, и думала о том, каким дорогим стал для ее этот человек. Ей только так кажется, или он действительно самый красивый мужчина в мире?
— Если будешь так на меня смотреть, то не попадешь в ванну до следующего вторника.
Ли поднял бровь в ответ на сердитый взгляд Блейр, завернул ее в одеяло и отнес на первый этаж. Почти половину его занимал огромный, сложенный из камня камин, по обе стороны от которого находились два больших окна. Другая часть помещения была отдана под кухню. Заваленный грязной посудой стол свидетельствовал о кулинарной деятельности Ли. На три фута от пола стены были из камня, а дальше — из бревен. Еще несколько беспорядочно прорубленных окон дополняли картину.
У камина стояла жестяная ванна, один край у нее был выше другого. Сейчас ванна была частично наполнена холодной водой из соседнего ручья, как сказал Ли. Блейр почему-то смутилась, и Ли, налив в ванну горячей воды, подвел ее к ней, затем снял с Блейр одеяло и посадил в воду.
Ощущение было божественным, и Блейр тут же расслабилась. Она видела, что Ли стоит рядом и смотрит на нее. Он надел только брюки, и она не могла отвести взгляда от его обнаженного торса — от тугих мышц под смуглой кожей.
— Я вышла замуж за соседского мальчишку, — улыбаясь, пробормотала она.
Он опустился на колени около ванны.
— Почему ты так отравляла мне жизнь, когда мы были детьми?
— Я ничего подобного не делала, — ответила Блейр и принялась обмывать руки.
— А как назвать комья грязи и снежки, которыми ты в меня швыряла? А кто сказал Мэри Элис Пендергаст, что я в нее влюблен? Ее мать показывала моей матери любовные записки, которые принадлежали якобы мне.
— Потому что ты отнял у меня Хьюстон, — тихо ответила она. — Она была моей половиной, а тут внезапно появился ты и, по всей видимости, стал ей дороже меня.
Ли ничего не ответил, и Блейр подняла глаза. Он пристально смотрел на нее. Похоже, он ей не верил. Она очень давно не вспоминала о своих детских годах. Она действительно ненавидела его, ненавидела с того момента, как увидела. Но почему? Все вокруг любили его, Хьюстон — обожала, а она не могла даже стоять рядом с ним. Когда он входил в комнату, она ее покидала.
— Может быть… — прошептала она.
— Может быть — что?
— Может быть, я хотела подружиться с тобой.
— И не могла, потому что Хьюстон уже заявила на меня свои права, Он нащупал в воде ее ногу, поднял в воздух и намыливать, начав с пальцев и поднимаясь все выше и выше.
— Ты говоришь так, словно не имел к этому никакого отношения. Но между прочим, ты сделал ей предложение. — Блейр следила за его руками, чувствовала их прикосновения.
— Полагаю, я сделал ей предложение. Но иногда я словно забывал об этом, как будто я никому не говорил этих слов. Думаю, я сделал это из чувства мужской солидарности. Все мужчины Чандлера делали Хьюстон предложение.
— Да? — с интересом спросила Блейр. — Хьюстон даже и словом со мной об этом не обмолвилась. А мне сделал предложение только Алан. Все остальные мужчины…
— Дураки, — коротко сказал Ли, тщательно намыливая ступню.
— Но я ведь так не похожа на других, — сказала Блейр, и глаза ее начали наполняться слезами обиды. — Я всегда старалась походить на других женщин, на Хьюстон, быть спокойной и нежной. А вместо этого я стала врачом. И тогда я добилась самых больших успехов по сравнению с другими студентами, мужчинами и женщинами. И замечала, как у мужчин менялся взгляд, когда они смотрели на меня. И…
— Тебе еще нужно поработать над швами, — заметил он, отпустил ее ногу и взял в руки другую.
— И если я в чем-нибудь превосходила мужчину, он… — Ее глаза расширились. — Что?
— Когда ты спешишь, то делаешь слишком большие стежки. Тебе нужно над этим поработать.
Блейр открыла рот и тут же закрыла его. Она хотела сказать, что ее стежки безупречны, но поняла, что дело тут не в них. Он не хотел, чтобы она жалела себя. Она с улыбкой посмотрела на него:
— Ты поможешь мне?
— Я помогу тебе во всем, — сказал он, и от его взгляда ей стало тепло. — Эти мужчины были дураками. Если мужчина уверен в себе, он не боится женщин. А вот тебе пришлось проделать долгий путь, чтобы соединиться со мной.
— С тобой. С женихом моей сестры, — вздохнула Блейр.
Ли молчал, он мыл ей руки, намыливал их, переплетая свои пальцы с ее.
— Если бы у меня был брат и все женщины охотились только за ним, я бы тоже стал ревновать.
— Ревновать! Но я… — Она никогда раньше об этом не думала, но, возможно, и в самом деле ревновала Хьюстон. — Я всегда хотела быть такой, как она. Я не хотела становиться врачом, но мне пришлось. А все, о чем я мечтала, — походить на Хьюстон и чтобы мои перчатки всегда оставались чистыми. У нее было так много друзей. У нее был ты.
Он даже не поднял глаз и стал намыливать ее правую руку.
— Нет, у нее никогда не было меня. Блейр продолжала:
— У Хьюстон все так хорошо получалось. Она легко заводила друзей. Все вокруг любили ее. Если бы она возглавила войска южан, они бы победили в Гражданской войне. Ей нет равных в организаторских способностях.
— Это точно. Она прекрасно организовала передачу меня в твои руки.
— Тебя! Нет, нет, это случайность. Это все я. Хьюстон здесь не виновата.
— Блейр, — тихо сказал он, — в ту ночь я собирался сказать Хьюстон, что расторгаю нашу помолвку.
— Расторгаешь? Ты сейчас специально так говоришь, но ты не думал об этом.
Он прервал процедуру омовения.
— Я совершенно не знаю Хьюстон. И, думаю, никогда не знал. Но в тебе я вижу некоторые черты, которые, как мне кажется, есть и у Хьюстон. Она просто прикрывает их своими белыми перчатками. Еще в детстве она почему-то решила, что станет моей женой. Я был для нее не личностью, а целью. Наверное, у тебя так было с медициной. Только тут цель оказалась верной. Полагаю, Хьюстон искала повода, чтобы разорвать помолвку, потому что начала понимать, что у нас с ней ничего не получится.
— Но ты не видел ее в тот вечер, когда мистер Гейтс объявил, что твоей женой стану я.
— А что почувствовала бы ты, отдав несколько лет изучению медицины и обнаружив, что падаешь в обморок при виде крови? Или что у тебя аллергия на карболку?
— Я бы… умерла, — наконец произнесла Блейр.
— Думаю, что у Хьюстон на меня была аллергия. Мы уже просто не выносили друг друга. Мы никогда не беседовали, не смеялись, а если я хотел до нее дотронуться, она надувала губки.
— Невероятно! — с непритворным ужасом воскликнула Блейр.
Ли принялся за ее шею и щеки.
— Может быть, подсознательно она понимала, что мы с тобой подходим друг другу, и поэтому отправила тебя со мной.
— Но она же только хотела побывать в доме Таггерта и…
— Не смеши меня! Прелестная ледяная принцесса Хьюстон Чандлер никогда в жизни не проявляла благосклонности ни к одному мужчине, и вот, в первый раз, она сама обратила на кого-то внимание — на Таггерта, растопившего ее лед. Вспомни, как мы встретились с ним в городе, и он с вожделением уставился на Хьюстон. Я только позже узнал, что должен был приревновать ее. Если бы я ее любил, так и было бы. Но меня, скорее, разобрало любопытство.
— Таггерт, — сказала Блейр. — Не представляю женщину, способную полюбить этого ужасного человека.
— А ведь он всерьез рисковал жизнью ради нас, — сказал Ли, его руки заскользили вниз, к ее груди. — Банда Фрэнки приняла тебя за Хьюстон. Они потребовали пятьдесят тысяч выкупа. Таггерт захватил не только оружие, но и деньги.
Блейр не слышала слов Ли, потому что его пальцы добрались до ее груди. Она ладонями прижала его руки к своей коже, чтобы полнее насладиться его прикосновениями.