Колін Маккалоу - Леди из Миссалонги

— С радостью возместила бы? Совершенно определенно — нет! Овсяная каша — это наша основная еда в зимний период, и она намного дешевле, чем уголь для плиты.

И уже более дружелюбным тоном, почти как равная равную, она спросила:

— Как там на улице?

Мисси прошла в общую комнату посмотреть на градусник.

— Сорок два, — отозвалась она.

— В таком случае мы будем ужинать на кухне и проведем вечер там, — прокричала Друсилла, предпринимая очередную атаку на Баха.

Завернувшись в коричневое саржевое пальто, повязав коричневый мохнатый шарф и надев вязаный коричневый капор, Мисси затолкала шестипенсовик из материнского кошелька в палец коричневой шерстяной перчатки и, выйдя из дому, заспешила по аккуратной, выложенной кирпичом дорожке к воротам. В ее небольшой хозяйственной сумке лежала книга из библиотеки; возможность забежать в библиотеку предоставлялась не так уж часто, и, если она поспешит, никто не узнает, что, помимо лавки дядюшки Максвелла, она была еще где-то. Сегодня вечером книжки будет выдавать сама хозяйка библиотеки — еще одна тетушка Мисси, Ливилла. Так что книгу ей дадут назидательного свойства, а не роман; но для Мисси какая угодно книга была все же лучше, чем совсем никакой. А в следующий понедельник будет смена Юны — и тогда можно будет взять роман.

Воздух был наполнен изморосью, переходящей то в густой туман, то в дождь, и на живой изгороди из бирючины, отделявшей дом под названием Миссалонги от остального мира, плотно сидели масляно поблескивающие капли воды. Как только Мисси вышла за ограду и ступила на улицу, называемую Гордон Роуд, она побежала, лишь на углу перейдя на быстрый шаг, так как вновь почувствовала это ужасное колотье в левом боку — боль была по-настоящему сильной. Смена аллюра принесла ей заметное облегчение, и она пошла дальше более спокойным шагом, постепенно начиная ощущать, как приходит безотчетная радость — так бывало всегда, когда ей удавалось вырваться из заключения в Миссалонги. Как только боль в боку стихла, она припустила вновь, не забывая глядеть по сторонам: перед ней разворачивался знакомый пейзаж городка Байрона ранним вечером промозглого зимнего дня.

Вся топонимика города, так или иначе, была связана с именем поэта, не исключая и Миссалонги, дома ее матери, названного так в честь последнего земного прибежища лорда Байрона, до срока покинувшего этот грешный мир. Виновником этих странностей в городских названиях был прадедушка Мисси — сэр Уильям Хэрлингфорд Первый, который основал свой городишко вскоре после прочтения «Чайльд-Гарольда». Испытывая неподдельную гордость оттого, что сумел открыть великий литературный труд, доступный его пониманию, он на протяжении всей последующей жизни стремился запихать заведомо неперевариваемые количества Байрона в глотку всякого, кого знал. Вот и получилось, что Миссалонги стоял на Гордон Роуд, Гордон Роуд переходила в Ноуэл-стрит, а та переходила в Байрон-стрит, бывшую главной артерией города. В большей части городка пролегала улица под названием Джордж-стрит, петлявшая на протяжении нескольких миль, прежде чем влиться в могучую Джеймисон Вэлли. Был даже крохотный глухой переулок, названный Кэролайн Лэмб Плейс, находившийся, понятное дело, невдалеке от железнодорожной линии (как и Миссалонги); здесь стояло три дома, обитало в которых с десяток весьма бесстыдных женщин, и сюда часто наведывались мужчины из лагеря дорожных рабочих, что расположился неподалеку, вдоль железной дороги, а также бывали посетители из огромного разливочного завода, который так обезображивал южную окраину города.

Но одним из самых удивительных и интригующих проявлений причудливого характера сэра Уильяма Первого был тот факт, что, находясь на смертном одре, он твердо предписал своим потомкам и последователям ни в коем случае не вмешиваться в дело Природы и не изменять предназначения тупичка Кэролайн Лэмб Плейс. Следствием этого явилось то, что с тех пор тупичок стал определенно самым темным местом в городе, и не только из-за росших там ветвистых каштанов. Вообще говоря, сэр Уильям Первый был всегда пристрастен к тому, что он называл «правильной системой наименования вещей»; так, все его дочери получили латинские имена, ибо это было принято в высших слоях общества. Потомки его продолжили традицию — так появились Аврелий, Юлий, Антоний, Август; и лишь одна семейная ветвь предприняла попытку улучшить систему: с появлением на свет их пятого сына они стали называть всех мальчиков латинскими числительными, прославив тем самым фамильное дерево Хэрлингфордов такими именами как Куинтус, Секстус, Септимус, Октавий и Нониус. Деций умер новорожденным, и никто этому не удивился.

Ах, какая красота! Мисси остановилась, залюбовавшись огромной паутиной с нанизанными, будто бисер, капельками тумана, мягкие щупальца которого поднимались из невидимой отсюда долины. Посередине паучьей сети сидела довольно крупная лоснящаяся паучиха в компании крошечного супруга-паучка, но Мисси не чувствовала ни страха, ни омерзения, а только лишь зависть. Эта счастливая тварь Божья не просто с бесстрашием и достоинством владела своим маленьким миром, но ее оригинальное знамя суфражистки было поднято высоко еще и оттого, что она не только использовала, но и поедала супруга, как только его миссия была выполнена. Ах, счастливая леди-паучиха! Разрушьте созданный ею мир, — и она смиренно станет восстанавливать его с любовью и прилежанием, по законам, известным ей с рождения, вовсе не обращая внимания на недолговечность своего творения; и вот, когда новая паутина закончена, следующая серия супругов готовит себя к жертвоприношению, и потомки их, совсем крошечные, разбегаются во все стороны от матери, сидящей в центре.

Время! Мисси снова пустилась бежать, сворачивая на Байрон-стрит и направляясь к лавкам, выстроившимся в ряд по обеим сторонам улицы и занимающим целый квартал в центре города, прямо перед тем местом, где Байрон-стрит расширялась и переходила в парк, потом в железнодорожную станцию, потом гостиницу с мраморным фронтоном и, наконец, в купальное заведение Байрон Уотерс Бате с впечатляющим фасадом в египетском стиле.

Там была бакалейная лавка Максвелла Хэрлингфорда, скобяная лавка Дениса Хэрлингфорда, магазин дамских шляп, принадлежащий Аурелии Маршалл, урожденной Хэрлингфорд, кузница и бензонасосная станция, где хозяйничал Уолтер Хэрлингфорд; большой магазин одежды Херберта Хэрлингфорда; газетный киоск и писчебумажный магазин Септимуса Хэрлингфорда; чайная Джулии Хэрлингфорд под названием «Плакучая Ива»; библиотека Ливиллы Хэрлингфорд, где книги выдавались на дом; мясная лавка Роджера Хэрлингфорда Уитерспуна; кондитерский магазин и табачная лавка Персиваля Хэрлингфорда; наконец, кафетерий «Олимп» и молочный бар, принадлежащие Никосу Теодоропулосу.

Важность Байрон-стрит подчеркивалась и тем, что она была залита гудроном до самого соединения с Ноуэл-стрит и переулком Кэролайн Лэмб Плейс, ее .отличали также витиевато украшенные кормушки для лошадей из полированного гранита, заказанные в свое время сэром Уильямом Первым, а кроме того имелись площадки, на которых посетители магазинов могли привязывать лошадей. Вдоль улицы росли очень красивые толстые каучуковые деревья, а сама улица имела вид одновременно мирный и шикарный.

В центральных районах частных жилищ почти не было. Город жил за счет приезжих, которые летом искали здесь спасения от жары и влажности континентальной части страны, и страждущих ревматиков, круглый год посещавших Байрон в надежде облегчить свои болячки в горячих минеральных водах, что по прихоти природы бурлили прямо под поверхностью земли, на которой расположился город. Поэтому вдоль всей Байрон-стрит было понастроено множество домов для гостей и пансионов — держали их, конечно же, в основном Хэрлингфорды. Публичное купальное заведение «Байрон Уотерс Бате» могло предложить достаточный уровень комфорта людям со средним достатком; персональными купальнями наслаждались постояльцы просторного и шикарного Хэрлингфорд-отеля, ну а для тех, кто мог позволить себе лишь койку и завтрак в одном из дешевых пансионов, существовали чистые, хотя и в спартанском стиле, купальни байроновского минерального источника на углу с Моуэл-стрит.

Позаботились даже о тех, чья бедность вовсе не позволяла им посетить Байрон. Сэр Уильям Второй в свое время изобрел Байроновскую Бутылку (как ее называли по всей Австралии и в южной части Тихого Океана): артистически стройную, емкостью в одну пинту, бутылку лучшей байроновской кристально-чистой минеральной воды — мягко пенящейся, имеющей лишь легкое послабляющее действие и замечательный вкус. Счастливчики, побывавшие во Франции, говорили: "Ерунда это» — вода «Виши!»«. Старая добрая бутылка байроновской воды была не только лучше, но и намного дешевле. К тому же за каждую пустую сданную бутылку вам возвращали пенни. Местное стекольное производство отличалось высокими прибылями и низкими издержками, и поэтому мудро поступали те, кто покупал акции стекольного завода, который процветал со времен сэра Уильяма Второго и приносил неимоверные доходы фамилии Хэрлингфордов. Правил империей под названием "Байрон Ботл Компани сэр Уильям Третий, бывший внуком сэра Уильяма Первого и сыном Второго — правил со всей безжалостностью и ненасытностью своих предшественников.