Маргарет Барнс - Леди на монете

– Ужасно! – воскликнула Фрэнсис. – Что же мне делать в этой одежде?! В платье и в чулках!

Она приподняла подол юбки и, показывая ноги в шелковых чулках чуть ли не до колен, рассмеялась.

– Было бы гораздо лучше, если бы я действительно была одета в мужское платье!

Герцог Букингем, который в это самое время беседовал с русским послом, потом повторил всем присутствующим его высказывание: оказывается, посол думал, что только у русских женщин красивые ноги.

– Уверен, что вы не сможете найти такие, которые были бы столь же прелестны, как ножки Прекрасной Стюарт! – пошутил Карл.

Хотя Фрэнсис и была очень привязана к королеве, она не могла не признать, что без нее все чувствовали себя гораздо спокойнее, и, воодушевленная всеобщим вниманием и восхищением, Прекрасная Стюарт, приподняв юбку еще немного повыше, исполнила сольный танец. Эта юношеская бравада была скорее искренней и бесхитростной, чем вызывающей, и смеющаяся девушка, танцующая в огромном зале, являла собой очаровательное зрелище.

Только герцог Йоркский был настроен критически.

– Слишком тонкие, – произнес он. – Чтобы быть совершенством, ноги должны быть и короче, и толще. И на них должны быть надеты зеленые чулки.

Все расхохотались, потому что на Фрэнсис были чулки телесного цвета. Милорд Честерфилд издал удивленное восклицание, а леди Честерфилд вылетела за дверь: на ней были зеленые чулки из тончайшего шелка, и большинство собравшихся прекрасно знали, что в последнее время герцог Йоркский стал оказывать ей весьма заметные знаки внимания.

– Вот посмотрите, – предсказывала позднее Мэри Бойтон, – милорд Честерфилд, который едва ли не самый ревнивый муж в мире, очень скоро увезет свою жену из Лондона.

– И куда-нибудь подальше, чем в Ричмонд, где Каслмейн прячет свое плохое настроение, – добавил кто-то.

Пораженная услышанным, Фрэнсис молчала. Она обдумывала способы умиротворить Барбару, и известие о том, что та покинула Уайтхолл, стало для нее ударом. Она едва слушала короля, когда он стал хвалить и ее актерский талант, и танец.

– Мне следовало быть более сдержанной, – сказала Фрэнсис. – Я была очень возбуждена.

– Совсем не так, как мне бы хотелось, – многозначительно ответил Карл.

Фрэнсис постаралась отвести свой взгляд от его горячих карих глаз.

– Я очень огорчена. Почему Барбара уехала из Лондона? Она у вас в немилости?

– Скорее наоборот. Я у нее в немилости. Какая разница? Она вернется, когда ей это будет угодно. И более спокойная, будем надеяться. Впервые Барби не удалось настоять на своем. Мой дорогой сорванец, неужели вы думаете, что я склонен прощать хоть малейшее невнимание к вам?

– Это вы заставили ее уехать, Карл? – настаивала Фрэнсис.

– Нет. Но я сказал ей, что, если она отказывается принимать вас, мне придется развлекаться в другом месте.

Фрэнсис была смущена и огорчена.

– Нет, так нельзя! Я дала Барби время остыть, но я должна постараться как-то наладить с ней отношения. Я подумала… Хорошо, я подумала, что ей очень нравится та золотая пряжка с рубинами, которую вы мне подарили на Рождество…

– Моя дорогая Фрэнсис, я надарил Барби столько драгоценностей! Все, что у вас есть, не заполнит даже одной полочки в самом маленьком шкафчике Барбары…

– И все-таки ей очень понравилась именно та пряжка. Она любит рубины больше всех других камней. Она сама мне это говорила. Я не смогла бы отдать ей ее без вашего разрешения, но я надеюсь, что если я попрошу вас…

Она замолчала, и Карл в недоумении уставился на нее. Она ведет себя, как ребенок, а ведь уже совсем не маленькая. Она не отстранилась, когда он нежно обнял ее, хотя, подумал он, такая возможность предоставляется ему удивительно редко. И ее губы были такими манящими и обещающими… Хотя кругом было много наблюдавших за ними глаз, он поцеловал ее. Безобидный поцелуй в большом зале, где еще сохранилось рождественское убранство… Ему пришлось лишь слегка подтолкнуть Фрэнсис к большой охапке омелы,[33] которая свисала с потолка. Под этой омелой в тот вечер побывала не одна придворная дама… Обещающие губы не дали ему ничего, они были бесчувственны и невыразительны. Губы ребенка…

– Ну и как вы собираетесь вручить ей этот знак примирения? – спросил Карл.

– Если только поехать к ней в Ричмонд… Но, представьте себе, вдруг она выгонит меня…

– Даже для Барбары это слишком… Но если вы твердо решили поступить именно так, нужно, чтобы с вами кто-то поехал.

И Карл обратился к молодому Беркли, который пользовался при Дворе общей любовью, и велел ему отвезти Фрэнсис в Ричмонд на следующий же день.

– И привезите обратно ту глупую негодницу, – приказал он, – потому что эта глупая негодница, кажется, не может чувствовать себя без нее счастливой!

Хоть он и говорил отрывисто и, казалось, не придавал никакого значения своим словам, он сам скучал без Барбары, которая всегда была непременным участником всех его развлечений и, как любой живой и веселый человек, заставляла окружающих чувствовать свое отсутствие.

Когда на следующий день, после продолжительного и унизительного ожидания, Барбара наконец согласилась их принять, молодой лорд Беркли уже имел совершенно четкое представление о том, что он должен ей сказать.

Узнав об их приезде, Барбара тщательнейшим образом нарядилась и приняла их с помпой – в присутствии двух дам, живших при ней. Она заметила, – или это ей просто показалось, – что после ее поспешного отъезда из Лондона слуги стали относиться к ней менее почтительно, словно эти безмозглые создания решили, что она уже лишилась покровительства короля. И теперь, думала Барбара, им будет полезно увидеть, что он прислал за мной гонцов, чтобы уговорить вернуться, потому что не может без меня жить.

Беркли, который был прирожденным дипломатом, постарался все представить именно так, а влюбленный взгляд Фрэнсис, неотрывно направленный на Барбару, только придавал его словам еще большую достоверность.

Барбара, узнав об их появлении, испытала огромное облегчение: прошло уже три дня после ее отъезда, а король не предпринимал никаких шагов, и она терзалась от самых мрачных предчувствий. Ее беспокойство еще больше усилилось после визита Букингема, который, узнав о скандале, который она закатила Карлу, обозвал ее идиоткой.

С бесстыдной неискренностью он старался уверить ее в том, что не имел никаких серьезных намерений использовать Фрэнсис для того, чтобы развести Карла с Екатериной: это была просто мимолетная идея, которая не смогла бы осуществиться даже с помощью Барбары. Это была чистая фантазия, и у нее хватило ума понять это, но не хватило воли воздержаться от ссоры с Карлом, который настолько взбешен, что готов прислушаться к тем, кто постоянно советует ему изменить свое отношение к королеве и быть с ней более нежным и внимательным.

Эти слова Барбара восприняла с явной насмешкой.

– Карл, – сказала она, – не будет знать, как это сделать. Больше всего на свете он ненавидит скуку, а кто может нагнать большую тоску, чем Екатерина Браганса со всеми ее молитвами и пуританством, которая не сводит с него обожающих глаз, совсем, как эти его отвратительные спаниели?

– Карл обожает своих собак, – напомнил ей Букингем. – Кроме того, за границей ходят упорные слухи о том, что королева ждет ребенка. Больше всего на свете он хочет иметь наследника.

Когда Букингем уехал, Барбару начали мучить несвойственные ей сомнения в правильности собственного поведения. Если королева действительно ждет ребенка, это непременно благотворно подействует на Карла, во всяком случае в течение нескольких месяцев будет именно так. Он вполне может не так сильно жаждать ее возвращения, но она ни в коем случае не может позволить себе исчезнуть из дворца вплоть до самого рождения этого ребенка: к тому времени про нее совсем забудут, и появится много желающих, кроме Фрэнсис, занять ее место.

А Фрэнсис вовсе к этому не стремилась, и, когда Барбара была в нормальном состоянии, она не могла не понимать этого. Фрэнсис вовсе не рвется к власти. Она достаточно безвредна и будет такой до тех пор, пока Букингем не вовлечет ее в свои интриги. Но поскольку он расстался со своей бредовой идеей влюбить в нее Карла до такой степени, что он будет готов заменить ею Екатерину, Фрэнсис может быть прощена, решила Барбара, не догадываясь о том, что план Букингема вполне мог быть реализован и без помощи Фрэнсис, если бы не слухи о беременности королевы…