– Карл хочет, чтобы и брачная церемония, и бал были настоящими, а вот сцена с брачным ложем должна быть инсценировкой, комедией. В критический момент невесту быстро похитят, и на следующий день она благополучно вернется в классную комнату.

– Должен быть грандиозный бал, – объявила Барбара. – С самого Рождества у нас не было ничего интересного, кроме этих жалких танцев, которые так нравятся королеве. Моя портниха, Фрэнсис, уже трудится над платьем из небесно-голубого шелка. А что вы наденете?

– У меня не было времени подумать об этом, – ответила Фрэнсис, у которой всегда было немало проблем с туалетами.

Ежегодного жалования, получаемого при Дворе, ей не хватало на то, чтобы одеваться так, как требовало ее положение, и она ответила, что, наверное, наденет то платье, которое портниха вдовствующей королевы сшила ей из тафты, подаренной герцогиней Орлеанской, хотя она уже появлялась в нем на новогоднем балу.

Барбара, посочувствовав ей, не могла сдержать улыбки: ничто не смогло бы заставить ее появиться в одном и том же наряде на двух важных приемах.

Спустя несколько дней король представил Леннокса Фрэнсис, которая, будучи подготовлена всеми рассказами к весьма неприятному впечатлению, испытала неожиданное разочарование, которое ее сильно обрадовало.

Танцевал он действительно неважно, но Фрэнсис нашла, что Леннокс приятный собеседник. Не исключено, что королю, который наблюдал за ними, находясь в компании королевы, Барбары и нескольких придворных дам, он мог показаться даже слишком приятным собеседником. Маркиз Рувиньи, приехавший незадолго до этого с важным поручением из Франции, был почетным гостем, и Карл не мог отвлечься от беседы. Он вынужден был вместе со всеми слушать концерт французских певцов, устроенный в честь Рувиньи, и выражать свое восхищение их искусством.

Фрэнсис и Леннокс без большого труда смогли исчезнуть из поля зрения собравшихся, и хотя было не совсем понятно, по чьей инициативе это произошло – ее или его, – она испытывала некоторую неловкость.

Они уединились в небольшой гостиной, и Фрэнсис сразу же заговорила о Кобхемхолле, заметив, что среди бумаг ее отца хранится гравюра, изображающая этот дом. Леннокс проявил к ее словам большой интерес и сказал, что с удовольствием посмотрел бы эту гравюру. Фрэнсис, которой было прекрасно известно, что миссис Стюарт бережно хранит все, что связано с ее покойным мужем, пообещала ему сделать все возможное, чтобы предоставить эту возможность.

– Дом был в очень плохом состоянии, когда я получил его, – сказал Леннокс. – Парламентарии, кажется, совсем не заботились о том, что им досталось, хотя и считали, что эта собственность принадлежит им навечно.

– Сомневаюсь, что они на это рассчитывали, – задумчиво ответила Фрэнсис. – У них не могло не быть дурных предчувствий.

Эти слова очень позабавили Леннокса.

– Я был бы очень удивлен, если бы у этих тупых круглоголовых оказалось такое воображение. Так вас действительно интересует Кобхемхолл?

– Конечно. Может быть, из-за той гравюры, которую я прекрасно помню.

– Теперь он, наверное, сильно отличается от того дома, который изображен на картине. Сейчас повсюду такая неразбериха со строителями! Скоро я вынужден буду просто их всех выгнать, потому что у меня постоянно не хватает денег, чтобы оплачивать их счета, которым не видно конца… И снова копить деньги…

Он замолчал, смутившись, и добавил извиняющимся тоном:

– Я могу показаться вам невоспитанным, потому что веду такой скучный разговор с молодой прелестной дамой.

– Я так не считаю. Расскажите еще, – живо откликнулась Фрэнсис.

– Как это может интересовать Прекрасную Стюарт, получившую это имя не только за красоту, но и за веселый нрав?

Фрэнсис показалось, что он произнес эти слова с насмешкой, но она ответила спокойно:

– Мне действительно интересно это. Если бы наш дом в Шотландии не сгорел дотла, я предпочла бы проводить именно там большую часть времени. Но, к сожалению, я лишена этого. И рада хотя бы поговорить о вашем доме.

– Или вы совершенно необыкновенная девушка, или я выпил слишком много вина во время банкета и поэтому что-то не так слышу!

Фрэнсис внимательно посмотрела на Леннокса.

– Думаю, что сейчас от этого вина уже ничего не осталось, – твердо сказала она. – Но вообще это удивительно – как много может мужчина выпить и не опьянеть! А я… уже после одного-двух бокалов у меня кружится голова! Но мне говорили, что вы, Ваше Высочество, можете выпить очень много.

– Иными словами, вам сказали, что я – пьяница. Что поделаешь, это близко к истине. В прошлом году, когда мы с отчимом ездили по делам в Шотландию, я учинил там скандал, за что и получил нагоняй от короля. Впрочем, вряд ли он рассказывал вам об этом…

– Конечно, нет. Я не слышала от короля ни единого слова про вас, но я обратила на вас внимание несколько дней назад и потом расспрашивала разных людей. И они мне многое рассказали.

Видя, что Леннокс молчит, Фрэнсис посчитала нужным мягко добавить:

– Разве это не естественно, что я заинтересовалась вами? Я не знала вас раньше, но вы смотрели на меня так долго и пристально… А потом мне сказали, что вы – мой родственник…

– Конечно, вполне естественно, – согласился он. – И почему здесь кто-то должен отзываться обо мне хорошо? Я для них чужой человек. Вино – это спасение, когда ты несчастен. Вы, конечно же, ничего не знаете об этом, не правда ли? Когда судьба одной рукой дает тебе что-то и тут же второй – отнимает?

– Я могу понять это, – печально сказала Фрэнсис. Прежде чем продолжить беседу, Леннокс внимательно посмотрел на Фрэнсис.

– Наш родственник, король, вряд ли одобрит то, что вы тут беседуете со мной. От его взгляда, каким бы ленивым он ни казался, мало что может скрыться. Он смотрел на вас, когда мы уходили оттуда, и будет лучше, если я провожу вас обратно. Я достаточно часто попадаю в немилость, и меня это мало заботит, но вы..

Фрэнсис больше не казалось, что Леннокс выглядит старше своих лет, потому что сейчас он нахмурился совсем, как мальчишка.

– У короля нет причин сердиться. Сегодня вечером я совершенно свободна, – беззаботно ответила Фрэнсис. – Расскажите мне, что же все-таки вы делаете в Кобхемхолле?

– Разрушаю его, совершенно не представляя себе, как потом буду восстанавливать, – рассмеялся Леннокс. – В свое время старик Джонс сделал несколько черновых набросков, но потом он умер, и вот теперь мы – я и Джон Уэбб, его ученик, – пытаемся разработать хоть какой-нибудь проект. Мы даже добились кое-каких успехов к тому времени, когда заболела моя жена, но ее очень раздражал шум, который производили строители. И все работы пришлось остановить. Она умерла несколько недель назад. Вы знаете, что я был дважды женат?

Этот вопрос был задан без малейших эмоций, он снова стал выглядеть старше – суровым и погруженным в себя.

– Да, – сказала Фрэнсис, – я знаю.

– Кто-то скажет, что на мне лежит проклятье, а кто-то – что на тех женщинах, которые связывают себя со мной.

– Я не думаю, что их судьбы сложились бы иначе, не выйди они замуж за вас.

– Моя первая жена умерла во время родов, – с усилием сказал он. – И ребенок, девочка, тоже умер.

– О! – только и могла сказать Фрэнсис, которая обычно за словом в карман не лезла. Потом, дотронувшись до его руки, прошептала:

– Я вам очень сочувствую.

Он издал какой-то звук, лишь отдаленно напоминающий смех.

– Это же комедия. Выражать сочувствие мужчине по поводу смерти его первой жены, когда он совсем недавно похоронил вторую. Но я очень любил Бетти. Ее первый брак был очень несчастным. Но вместе нам было хорошо, и мы прекрасно понимали друг друга. Потом она умерла из-за меня. Из-за ребенка, которого мы оба очень хотели.

Насколько было известно Фрэнсис, лишь немногие мужчины считали себя виновниками подобных трагедий. Ей хотелось сказать Ленноксу что-нибудь в утешение, но он не дал ей этой возможности, потому что заговорил снова.

– Я чувствовал себя бесконечно одиноким, поэтому и поспешил снова жениться, хотя вряд ли мог бы придумать что-нибудь хуже этого брака.

Он сделал такое движение плечами, словно хотел сбросить с себя какой-то груз.

– Господи, ну зачем я докучаю вам всем этим? Зачем вам все это нужно выслушивать? Действительно, я плохо воспитан. Не зря мне много раз говорили об этом.

– Вы вовсе не докучаете мне, – совершенно искренне ответила Фрэнсис.