Королева удивилась, что присутствие Леннокса не помешало королю произнести эти последние слова: поскольку в визите Генриетты, одобренном Людовиком, было что-то секретное, тайное, и Карл не сомневался в том, что об этом не должен был знать никто, даже королева, которой он полностью доверял, тем более не должно было касаться его кузена – всем было известно, что Карл недолюбливал Леннокса.
– Между нами и Францией не может быть других отношений, кроме самых формальных. Только внешне они могут казаться дружбой, – сказал Леннокс. – Наши нации враждебны друг другу, и никто не виноват в этом. Дело в том, что у нас разные характеры, разное представление о добродетели.
– Вы так считаете?
Карл с удивлением смотрел на своего кузена, сделавшего такое мудрое замечание.
– Французы остроумны, легкомысленны и хитры, а здесь, в Англии, их считают болтливыми и вероломными. Мы более упорны и серьезны, к тому же склонны больше восхищаться другими, чем собой. Поэтому французы считают нас дураками. Такая смесь не может долго существовать, она обязательно должна свернуться. У нас гораздо больше общего с датчанами, с которыми мы по какому-то недоразумению все время воюем.
– В этом замечании немало верного. В нем есть свой резон, – сказал Карл. – Но, возможно, это только одна половина нашей проблемы с французами. Вторая половина заключается в том, что мы очень похожи.
– Одинаково тщеславны, – пробормотал Леннокс. Карл, задумавшийся над этими словами, вынужден был признать, что презираемый им кузен не лишен наблюдательности и понимания.
Карл терпеть не мог эти ужины a quatre[46] и смертельно скучал, но Фрэнсис и Леннокс, когда приезжали в Лондон и жили в Павильоне, устраивали время от времени такие приемы. Спокойная и дружественная обстановка, царившая на этих вечерах, очень импонировала Екатерине, и король не хотел лишать ее удовольствия.
Фрэнсис, как всегда, была восхитительна и, как всегда, прекрасна. Карлу, который когда-то так страстно желал ее, было невыносимо видеть, с какой нежностью она смотрит на своего мужа. Он околдовал ее, раздраженно думал король, и даже если, подобно шекспировскому герою, он напялит на себя ослиную голову, она будет считать, что он неотразим.
– Хотя, – сказал Карл, – чтобы угодить этому отъявленному дураку, герцогу Орлеанскому, Генриетта не приедет в Лондон, она останется в Дувре. Но я уверен, что от этого ее визит не станет менее значительным. Пока она будет в Дувре – там будет столица.
Именно так они и поступили, вернее, именно так и поступил Карл, который не пожалел ни сил, ни денег, чтобы порадовать и развлечь свою маленькую сестричку. Король не видел Генриетту-Анну много лет, и за это время она из прелестной худенькой девочки превратилась в прекрасную молодую женщину.
В течение всего визита Генриетты, продлившегося, как и предполагал Карл, две недели, Дувр жил en fete.[47]
Король, герцог Йоркский и принц Руперт вышли в море на гребной шлюпке, чтобы встретить судно «Король Карл», которое с роскошной свитой было послано для того, чтобы привезти в Англию единственную сестру короля. Едва ступив на палубу, Карл уже держал Генриетту в объятиях, и только потом герцог Йоркский тоже смог расцеловать сестру. Она совсем не изменилась, думал король, в душе она осталась прежней, и он не сомневался в том, что во всем мире нет человека, который был бы ему так же дорог, как Генриетта. Как это получилось, что он так давно не видел ее? И Карл поклялся, что больше не будет таких длительных разлук. Отныне непременно он будет встречаться с ней несколько раз в год, даже если для этого ему придется уезжать из Англии, хотя это и опасно: стоит ему только уехать из страны, как обязательно что-нибудь замыслят против него.
Королева и герцогиня Йоркская встречали Генриетту на берегу, в Дувре. Город был украшен знаменами, эмблемами, гирляндами цветов, скрученных в виде арок. Везде звучала музыка, и прелестные девушки в белых платьях кидали розы под ноги знатной гостье. Тут же была и Фрэнсис, о которой Генриетта никогда не забывала и ради которой сделала все, что только было в ее силах, чтобы видеть ее во Франции.
Юная герцогиня Леннокс и Ричмонд примчалась в Дувр в страшной спешке, в карете, запряженной шестеркой лошадей, но она успела сменить дорожный костюм и сейчас сверкала в одном из своих лучших нарядов.
– Девочка, которая никак не хотела взрослеть! – рассмеялась Генриетта, когда они с Фрэнсис обнялись.
– Но мне все-таки удалось это, дорогая Генриетта, – в тон ей ответила Фрэнсис.
Они обменялись долгими, оценивающими взглядами, и Генриетта жестом дала понять, что согласна с Фрэнсис.
– Да, Вы повзрослели. И счастливы. О, как давно мы были вместе и как давно были молоды! Chère[48] Фрэнсис, вы все еще любите засахаренный миндаль?!
– Обожаю, как и раньше. Я не забыла об этом и привезла огромную коробку, – ответила Фрэнсис.
Так начался этот необыкновенный визит – радостный и праздничный.
Гостью ожидали разнообразные развлечения, хотя Генриетта больше всего хотела побыть с братьями, особенно с Карлом. Она сразу же подружилась с Екатериной и перестала удивляться тому, что брат и слышать не хочет о разводе с бездетной женой. Каждую свободную минуту она стремилась провести с Фрэнсис, которая буквально излучала радость и гордость за своего красавца мужа. Странно, думала Генриетта, что Карл до сих пор неприязненно относится к Ленноксу, хотя давно уже не влюблен во Фрэнсис.
– Он очень привязан к вам, – говорила Генриетта подруге, – так же, как и Людовик ко мне. Мы – лучшие друзья, ничего больше, хотя, когда я вышла замуж за Филиппа, Людовик влюбился в меня и сожалел, что сам не женился на мне. Хорошо это или плохо, но с мужчинами случается такое, и они могут продолжать любить женщину и прекрасно относиться к ней и после того, как проходит страсть.
– Последняя любовь Карла – Нелл Гвин, актриса, – сказала Фрэнсис. – И хотя она ужасно вульгарна, ее невозможно не любить. Мне кажется, что даже королева втайне неравнодушна к ней.
– Дорогой, непостоянный Карл! Наверное, королева уже смирилась и перестала страдать из-за этого. Но вы, Фрэнсис, вероятно, одна из немногих, кто мог устоять?
– Я ждала встречи с Ленноксом, неосознанно ждала. Мне кажется, что я знала о его существовании в мире и о том, что именно он нужен мне.
Генриетта недоверчиво посмотрела на Фрэнсис.
– И существовал Кобхемхолл, этот удивительный дом, – как бы размышляя вслух, сказала она. – Именно о таком доме вы мечтали всю жизнь, еще в Коломбе, когда узнали, что ваш дом разрушен…
Там, в Дувре, из всех собравшихся на праздник, Фрэнсис была самой блестящей и прекрасной, и Леннокс не мог смотреть на нее без улыбки.
День, который они провели в Кентербери, совпал с днем рождения Карла, которому исполнилось сорок лет, и годовщиной его возвращения на престол. Там было поставлено гигантское майское дерево, и Фрэнсис, распустив по плечам прекрасные волосы, танцевала вокруг него вместе с самыми молодыми гостями.
В конце вечера приглашенные Карлом лондонские артисты дали спектакль, после которого жгли костры и был устроен банкет.
Когда они поздно вернулись в Дувр и у всех от усталости слипались глаза, Генриетта и Карл провели несколько часов наедине в кабинете дуврского замка. Именно там Карл подписал секретный договор с Францией, который должен был связать обе страны, но со временем стал причиной резни между Стюартами-протестантами и Стюартами-католиками. Генриетта была уверена, что оказывает услугу обеим странам, и Карл, исполненный нежности и любви к сестре, не мог ей ни в чем отказать.
– Этот визит, – сказала Фрэнсис мужу, – хоть и принес всем немало радости, был задуман не ради этого. И не для того, чтобы напомнить: английская принцесса одновременно является и французской герцогиней. У этого визита есть какая-то тайная причина, о которой мы, возможно, никогда не узнаем. Однажды Генриетта намекнула мне на это. Они с Карлом провели несколько часов за закрытыми дверями.
– Людовик – коварный человек, – ответил Леннокс. – Это вполне в его духе. Ему ничто не могло помешать использовать герцогиню как секретного, тайного посла. Но Карл, несмотря на все его капризы, очень проницателен и дальновиден во всем, что касается дипломатии, и умеет обходить поставленные для него ловушки.
– Для королевы визит все-таки оказался немного испорченным. У Карла не хватило выдержки не демонстрировать так открыто, что он успел влюбиться в эту брюнетку, Луизу де Керолл, которая приехала в свите Риетты. Она говорит, – я имею в виду Генриетту, – что Екатерина, наверное, уже смирилась с изменами Карла, но этого никогда не будет. Каждое его новое увлечение – для нее источник новых страданий.