Сьюзен Робинсон - Леди Неукротимость

— Любовь моя, — сказал он, — не надо этого делать.

— Но я хочу прикоснуться к тебе. Я ведь не должна ждать, чтобы сделать это, не так ли? Он рассмеялся:

— Мне не следовало ожидать, что ты станешь изображать истеричную девственницу. — Ее отважная рука оставила его. — Нет! Ты меня неправильно поняла. Я просто счастлив.

Взяв ее руку, он положил ее туда, где он хотел, чтобы она находилась.

Алексис направился к комнатам Каролины Бичуит. Было уже за полночь, и он устал, но он обещал Каролине. Но даже если бы он не пообещал этого, его последняя встреча с женщиной убедила его в необходимости избавиться от старых обязательств. После чувственного катаклизма, который он испытал в этот день, он не мог больше откладывать, особенно если учесть слова, которые были сказаны Кейт, когда они спускались вниз по винтовой лестнице башни.

Она шла за ним, придерживая юбки обеими руками, тогда как он нес проклятый кринолин. Когда он завернул за очередной поворот лестницы, он услышал, что звук шагов позади него затих. Он оглянулся через плечо. Кейт стояла, придерживая юбки, несколькими ступеньками выше его. Она внимательно смотрела на полоску раствора между двумя камнями, образующими часть стены.

— Что-то случилось, любовь моя?

Медленно повернув голову, она посмотрела на него сверху вниз. У него возникло такое ощущение, как будто она была удивлена, увидев его здесь.

— Нет, — сказала она. — Я не уверена, но я думаю, что я теперь падшая женщина.

У него отвисла челюсть, но всего лишь на мгновение.

— Лет.

— О да. Мама всегда очень определенно высказывалась о добродетели. Я действительно падшая женщина.

— Послушай…

Кейт продолжала говорить, как если бы он не произнес ни звука:

— Но я не могу ничего сделать. Дело в том, Алексис, что мы все испортили.

— Я не вижу, каким образом.

— Я не могу больше считаться леди. В конце концов, настоящие леди не занимаются любовью с джентльменами, если они не женаты. А так как ты хочешь, чтобы я была приличной девушкой, вела себя пристойно и все такое, то мне кажется, что я не могу больше тебя касаться.

Проклятье, это снова заработал ее ум. Если бы она только не была так чертовски умна. Алексис прислонил кринолин к стене и подошел к ней. Она рассматривала его с озадаченным видом.

— Ты ведь ненавидишь, когда я не веду себя достойно, — сказала она.

Он прижал ее спиной к стене и прикоснулся губами к ее виску.

— Это исключение, — сказал он, целуя ее. Он не смог удержаться от того, чтобы прижать свои бедра к ее. Моментально желание снова охватило его, и он попытался прижать ее своим телом как можно плотнее к стене.

Она высвободила свои губы и сказала:

— Это лицемерие.

Опершись руками на стену, он оттолкнулся от нее и встретился с ней взглядом.

— Ты права, маленькая дикарка. Но если я начну выставлять напоказ в обществе наши отношения, то пострадаю не я. Как и ты, я могу спокойно

прожить без одобрения людей, у которых вместо головы на плечах маленькие жестянки из-под печенья. Однако Фальк, Ханна и моя мать не могут прожить без этого.

Кейт прикусила нижнюю губу.

— Моя мать тоже не может прожить без этого, — она, прищурившись, посмотрела на него и добавила: — И Офелия тоже не могла.

Склонившись над ней, он поцеловал кончик ее носа.

— Офелия не сдалась бы. Она твердо решила про себя стать хозяйкой замка Ричфилд, и она была так настойчива в достижении своей цели.

— Это у нас фамильная черта, — сказала Кейт и внезапно замерла. — Ш-ш.

Она высунула голову из-под его руки и прислушалась.

— Что? — спросил он.

— Я слышу Динклей.

— Боже упаси!

— Быстро! К стене. Мы перебежим в другую башню.

— Все, что угодно, лишь бы не встретиться с Динклями.

Алексиса вернул к окружающей действительности его собственный смешок. Он огляделся вокруг и увидел, что он остановился в Длинной галерее, которая соединяла комнаты, где жили члены семьи, с комнатами для гостей. Галерея, по одной стороне которой шли высокие окна, была отделана дубовыми панелями и освещалась двадцатью серебряными канделябрами, которые были украшены фамильным гербом. Он снова возобновил свой путь, проходя мимо портретов, висевших на стенах.

Вздохнув, он остановился рядом с портретом Карла II и обратился к нему:

— Это нужно сделать, ваше величество. Вы должны понимать, что долг перед женщиной нужно выполнять.

Карл взирал на него с портрета с королевским безразличием. Алексис снова вздохнул и направился в коридор, который вел к апартаментам Каролины. Он остановился перед ее дверью, положил руку на ручку, а затем убрал ее.

Разглядывая дверные панели, он почувствовал, что его настроение портится с каждой секундой. С ним что-то случилось. Мысль о том, что придется отбиваться от Каролины и даже, может быть, уступить ей, беспокоила и раздражала его, л он постоянно вспоминал о том, какой невинной и озадаченной выглядела Кейт на ступеньках в Башне духов. Он вспомнил, как она назвала себя падшей женщиной.

— Лучше не сегодня, — пробормотал он.

Он развернулся на каблуках и пошел назад. Когда он открывал дверь в Длинную галерею, она ударилась о что-то твердое.

— Черт! — воскликнул Вэл.

Его друг отступил назад, в круг света, отбрасываемого свечами, когда Алексис вошел в галерею. Вэл держал в руках длинный, тяжелый меч. Его лезвие поблескивало в свете канделябров, но этот блеск казался тусклым по сравнению с сиянием золотистых волос и горящими ненавистью глазами.

— Что ты собираешься делать с этим мечом? Вэл поднял меч вверх, отдавая ему салют.

— У мадемуазель Сен-Жермен очень необычный вкус.

Алексис молча ждал, скрестив руки на груди.

— Ну, хорошо. Сегодняшний вечер прекрасно подходит для того, чтобы избавить старую добрую Англию от гнойного нарыва по имени Джеймс Бруднелл, граф Кардиган.

Протянув к нему руку, Алексис преградил ему путь. Вэл сердито посмотрел на него, но отдал ему меч.

— Я отдаю его тебе только потому, что ты не вооружен, а я не хочу ранить тебя в борьбе.

— Конечно, — сказал Алексис. — Не будем принимать во внимание тот факт, что ты устал оттого, что донес его сюда из большого зала. У тебя дрожат руки. Пойдем.

Он успокаивающим жестом взял Вэла за руку, и они направились обратно, в то крыло, где были расположены их комнаты.

— Ты никогда не шпионил за своими людьми, — сказал Вэл.

— Конечно, нет.

— А он шпионил. Он пытался отдать под трибунал офицера, который заказал на обед не то вино. У него был самый дорогой полк в конной гвардии. Все офицеры обязаны были обзавестись чистокровными лошадьми — для охоты, понимаешь — иметь самую изысканную кухню, шить одежду у самых дорогих портных.

— Не стоит убивать его за то, что он избалован, как примадонна.

Они подошли к комнате Вэла. Алексис пересек гостиную и направился в кабинет взять графин с портвейном. Он предложил стакан Вэлу, но тот отказался. Алексис оперся на каминную доску и наблюдал, как Вэл переходит от кресла к столу, от стола к дивану, от дивана к окну. Дольше всего он простоял у окна, устремив взгляд в темноту.

— Ненависть пожирает твое здоровье, — сказал Алексис.

Вэл резко обернулся и сердито посмотрел на него.

— В тот день ты тоже пробирался по колено в крови.

— Поэтому я хочу знать правду, Вэл. — Ответом ему стал золотистый затылок друга.

Алексис поставил стакан, подошел к своему другу и стал у него за спиной.

— Расскажи мне.

— Нет.

Вэл прислонил ладонь к стеклу. Алексис знал, что если прикоснуться к этой ладони, то она окажется такой же холодной, как и стекло под ней.

— Тогда я расскажу тебе, что произошло, — сказал он. — Чтобы проскакать по долине смерти, понадобилось не больше двадцати минут. Полторы мили под перекрестным огнем прямо навстречу жерлам пушек, сначала ты видел только мелькание клинков в воздухе, стреляющие во всех направлениях пистолеты. Острые сабли рассекали на куски все, что попадалось на пути. Вокруг тебя только свист пуль, гулкие удары ядер и разрывы снарядов, и чем дольше ты скакал, тем больше людей падало на землю, пока земля не покрылась полностью телами людей и лошадей.

— Прекрати, — Вэл опустился на кушетку у окна.

— Ты был весь залит кровью, когда я нашел тебя, наполовину скрытым лежащей лошадью.