– Моя королева, можно спросить, за кого меня собираются выдать?

Маргарита остановилась и сказала:

– Скоро узнаешь. – Королева кивком позволила мне уйти, а потом грозно повернулась к Сомерсету. Мне стало ясно, что этот спектакль она устроила для него.

Урсула ждала меня в прихожей, где коротали время фрейлины Маргариты. Одни болтали, другие вышивали, третьи просто ждали приказаний. С помощью Урсулы я добралась до своей комнаты.

– Урсула, принеси мне бумагу и перо. Это срочно. Быстрее! – Я поняла, что говорю шепотом, хотя мы Пыли одни. Не прошло и нескольких месяцев, как я усвоила придворную привычку: здесь следовало помалкивать, а если уж говорить, то только вполголоса.

Когда Урсула вернулась, я встала на кровать и положила бумагу и чернильницу на неудобный высокий подоконник. Более укромного места во дворце не было.

«Мой дорогой и горячо любимый дядя!

От души приветствую тебя и желаю всего хорошего. Поскольку это письмо крайне важно для моего счастья, позволь поделиться с тобой моими легкомысленными новостями и сообщить суть дела. Дорогой дядя, я хочу выйти замуж, но боюсь, что королева не одобрит мой выбор, поэтому вся надежда, на тебя. На мне хочет жениться сэр Джон Невилл, сын твоего бывшего тестя графа Солсбери, а я об этом только и мечтаю. Ты хорошо знаешь высокие достоинства членов этой семьи, поэтому не стану понапрасну отнимать у тебя время. Мы с сэром Джоном осознаем трудность своего положения, и я уверена, что ты, как мудрый человек, посоветуешь нам забыть друг друга. Но молю тебя, вспомни, что такое любовь! Нам с ним не до мудрости. Ты всегда рассказывал мне о красоте любви, а теперь жизнь наградила меня истинным знанием и заставила забыть о мудрости и здравом смысле. Ты и сам не женился после смерти своей чудесной супруги, поэтому я верю, что ты поймешь нас. Сэр Джон Невилл – моя единственная радость и счастье в этом мире. Заклинаю тебя, вспомни любовь и помоги нам, потому что от этого зависит вся моя жизнь.

Твоя любящая племянница Исобел».

Я отправила письмо в Ирландию, где мой дядя исполнял обязанности наместника короля, а потом пошла в часовню и помолилась, чтобы мое послание застало его на месте. Тем временем по дворцу прошел слух, что Королевский совет ничего не решил и Невиллы уехали на север. На следующий день я узнала, почему королеве понадобилось вызвать меня, чтобы сообщить о предстоящем браке. Я вышивала часть гобелена и так углубилась в свои мысли, что не заметила соседства Элизабет Вудвилл. Перехватив мой взгляд, она хитро улыбнулась.

– Как самочувствие? – спросила она с таким видом, словно знала, что мне не по себе.

– Голова немного кружится. Наверно, от вышивания.

– Тогда я отвлеку тебя. Хочу рассказать одну забавную историю.

Я ждала.

– Вчера у королевы был посетитель. Просил твоей руки для своего сына.

Я побледнела. Она посмотрела на меня искоса, как кошка, обрадовалась моей реакции и продолжила:

– Это было ужасно смешно. Если ты оглянешься по сторонам, то увидишь, что весь двор хохочет.

Я быстро обвела взглядом комнату. Элизабет была права. Все смотрели на меня, шептались и подавляли смешки.

– Не хочешь знать, кто это был? Я отложила вышивание.

– Умоляю, Элизабет, скажи скорее.

Уголки ее рта ликующе поднялись.

– Граф Солсбери просил твоей руки для его сына, сэра Джона Невилла.

У меня закружилась голова. Я закрыла глаза и услышала хихиканье.

– Ты знаешь, что сделала королева? Высмеяла его и прогнала. Все хохотали. А Сомерсет громче всех.

Эта фраза заставила меня открыть глаза.

– Дорогая Элизабет, прощу прощения. Я должна лечь. Что-то мне нехорошо.

Я собрала остатки достоинства и на подгибающихся ногах вышла из комнаты. Вслед мне неслись смешки фрейлин. Увидев меня в прихожей, Урсула отложила отцовскую рукопись, подошла и позволила мне незаметно опереться о ее руку.

На следующий день я королеву не видела, потому что сказалась больной, но вечером она сама послала за мной. Я шла в ее светлицу, мучимая тревогой. Но когда увидела Маргариту в одиночестве, без фрейлин и Сомерсета, у меня отлегло от сердца.

– Ваше величество… – Я низко присела, зная, что Маргарита очень ценит такие знаки.

– Можешь встать. – Она показала на кресло, мучительно долго рассматривала меня зелеными глазами и наконец сказала:

– Количество претендентов на твою руку растет с угрожающей быстротой… Похоже, граф Солсбери хочет, чтобы ты стала женой его сына, сэра Джона Невилла.

Королева умолкла, не сводя глаз с моего лица. Я знала, что она ждет моей реакции, поэтому предпочла промолчать. Правда, это не помешало мне отчаянно покраснеть.

– Ты уже знаешь это?

– Да, миледи королева. Мне рассказала Элизабет Вудвилл.

– И о нашей реакции тоже?

– Да, тоже.

– А ты что скажешь?

Я понимала, что вступаю на зыбкую почву.

– Не знаю, что и сказать, моя государыня, – тихо промолвила я.

– Для начала можешь рассказать, как это случилось. Ясно, что вы с сэром Джоном успели познакомиться заранее.

– Моя королева, это произошло в замке лорда Кромвеля, когда мы ехали в Вестминстер с сестрой Мадлен. Там присутствовал сэр Джон со своим братом, сэром Томасом. Хозяин устроил пир. Сэр Джон пригласил меня танцевать… – От этого воспоминания мое сердце забилось живее. Я снова видела, как пи смотрел на меня и протягивал руку; как я принимала ее и шла с ним танцевать; как парила, не чуя под собой ног…

Я умолкла и стала рассматривать свои руки.

Королева встала с кресла; раздался угрожающий шелест шелка.

– Он йоркист! – Ненависть, звучавшая в голосе Маргариты, заставила меня вернуться к действительности, как удар кинжала.

Я бросилась к ее ногам:

– Миледи, да, он из Невиллов, но это не мешает эму быть доблестным рыцарем, знающим свой долг перед королем! Разве сердцу прикажешь? Моя королева, я пыталась, но доводы разума против любви бессильны!

Королева тяжело опустилась в кресло.

– Когда-то это сказал мой отец… в любовной записке моей матери. Ты ведь знаешь, он поэт… – Ее изгляд стал мечтательным. Казалось, Маргарита унеслась за море, в место, предназначенное только для нее.

– «Однажды вечером я рано лег спать, – процитировала я сочинение короля Рене, – измученный мыслями о любви. А потом – то ли в видении, то ли вo сне – передо мной внезапно предстала сама Любовь, вынула из груди мое сердце и отдала его Желанию…»

– Ты читала произведения моего отца? – с изумлением спросила королева.

– И запомнила их наизусть, миледи. Отец вашего величества пишет прекрасные стихи и хорошо разбирается в сердечных делах.

– Встань, мое дитя. Садись. – Королева протянула руку и помогла мне подняться. – Я верю в любовь. Это чудесное чувство, от которого трудно избавиться. Вот почему я трачу столько времени на устройство браков. Мне нравится вознаграждать любовь и устраивать чужое счастье.

Я смотрела на нее во все глаза, чувствуя, как ко мне возвращается надежда. Однако следующие слова королевы разбили эту надежду так же, как меч разбивает стекло.

– Но это невозможно.

Я закрыла лицо руками и закусила губу, чтобы не дать воли слезам.

Глава седьмая

Святки, 1456 г.


Я пролежала в постели несколько дней; слезы, которые я смогла скрыть при королеве, теперь обильно мочили подушку. Как я могла выйти за человека, к которому не испытывала склонности, если уже узнала, что такое любовь?

Урсула приносила мне бульон и пыталась заставить поесть, но я отворачивалась.

– Ну, дорогая леди, если вы не хотите есть, то, может быть, хотите узнать новости?

Голос Урсулы звучал весело. Я повернулась и посмотрела на нее.

– Первого декабря в Ковентри состоится заседание Королевского совета, на которое прибудет герцог Йорк. – Ее глаза улыбались.

Я повернулась на бок; сердце заколотилось. Там будет Джон!

– Но это еще не все… Королева отправила Сомерсета в Уэльс по государственным делам. До заседания в Ковентри он не вернется. Мы уезжаем из Лондона завтра. Не пройдет и нескольких недель, как вы снова увидите своего любимого. Кто знает, какие новости принесет он или будущее? А теперь, милая леди, ешьте свой суп.

На следующее утро грузили телеги, скрипели повозки, ржали лошади; двор отправлялся в Ковентри. Я едва сдерживала возбуждение. Хотя песни менестрелей настраивали меня на мысли о любви, но настроение толпы читалось безошибочно. Она ненавидела Маргариту. На всем протяжении пути у обочин собирались молчаливые люди, и взгляды у них были мрачные. Ни одна женщина не почтила королеву, «плетя в волосы маргаритки или украсив ими свою грубую одежду. Напротив, при виде королевы, которую сопровождали лорд Эгремон и толстошеий, грубо сколоченный лорд Клиффорд (еще один из молодых фаворитов Маргариты, потерявших отцов в битве у Сент-Олбанса), их суровые лица становились еще мрачнее. Люди винили чужеземную королеву в потере французских территорий, а особенно Мена, самого богатого и важного доминиона, который она пообещала вернуть своему дяде, Карлу Французскому, и сделала это вскоре после своего прибытия в Англию. Кроме того, она уговорила своего податливого мужа Генриха уступить Анжу Франции. Взамен Маргарита не дала Англии ничего, кроме краткого перемирия. Сама королева была так бедна, что смогла появиться на людях лишь в наряде, предоставленном Генрихом. Теперь же она была одета роскошно – возможно, слишком роскошно, – а ее фавориты обогащались за счет казны.