Сандра Уорт - Леди Роз

Я смотрела на несчастные лица бездомных, заполнявших зал, и гадала, скоро ли этому настанет конец. Как мы ни сокращали расходы, количество ртов в замке прибывало. Жертвы Маргариты искали защиты у своего лорда, графа Солсбери. Но подлинные размеры разразившейся в стране катастрофы я осознала только тогда, когда в Миддлем приехали Нэп Уорик и сестра графа Сесилия, герцогиня Йоркская.

– Бедный Рэдфорд, – грустно сказала Нэн, едва мы успели поздороваться. – Милый бедный Рэдфорд… То, что с ним сделали, возмутительно… просто возмутительно…

Я не знала, кто такой Рэдфорд, но вскоре это выяснилось. Когда мы подкреплялись вином и сладостями в обитой шелком дамской светлице, герцогиня Йорк екая сказала:

– Мы хорошо знали Никласа Рэдфорда. Это был очень уважаемый пожилой адвокат, представлявший интересы нашего друга лорда Бонвилля в его споре со сторонником королевы графом Девоном. В свою бытность лордом-протектором мой муж предлагал ему высокую должность. Рэдфорд мог бы нажить в Лондоне большое богатство, но он отказался, сказав: «Если я уйду, кто будет защищать тех, кто пострадал от рук графа Девона?» Эти слова очень тронули моего Ричарда…

Она сделала паузу и напрягла память.

– Рэдфорд жил в Апкотте, у Эксетера. Однажды поздно вечером ему нанес визит сэр Томас Куртепг, один из сыновей графа Девона, державших в страхе округу, и привел с собой сотню людей своего отца. Они окружили дом Рэдфорда и подожгли ворота…

Герцогиня Сесилия умолкла. В открытое окно ворвался детский смех. Я напряглась, боясь услышать конец рассказа. И оказалась права. Это было ужасно. Когда герцогиня продолжила, я живо представила себе события той ночи.

Старик подошел к окну и увидел группу людей, стоявших у ворот; их лица освещал огонь.

– Кто вы? – спросил он.

– Рэдфорд! – крикнул в ответ Куртене. – Спуститесь вниз и поговорите со мной. Клянусь верой и Господа, словом рыцаря и джентльмена, что не причиню вреда ни вам, ни вашей собственности!

Поверив этому обещанию, Рэдфорд открыл дверь, и Куртене вошел в дом вместе со всеми своими подручными.

– Зачем так много, милорд? – спросил Рэдфорд, встревоженный их количеством.

– Не бойтесь, – заверил его Куртене. – Отведите меня туда, где мы сможем поговорить с глазу на глаз.

Пока сын Девона пил вино Рэдфорда и беседовал с ним, его бандиты ограбили дом, вынеся постельное и столовое белье, книги, деньги, церковную утварь и другие ценности, общая стоимость которых составляла около тысячи фунтов.

– Эти мерзавцы даже сбросили с кровати больную жену Рэдфорда, чтобы вытащить из-под нее простыни, – после короткой паузы добавила герцогиня. – А потом Куртене сказал: «Поторопитесь, Рэкдфорд, вы должны поехать со мной к моему отцу». Рэдфорд послал слугу за лошадью. Дрожащий слуга вернулся и доложил, что всех лошадей запрягли в телеги, на которых увезли украденное. Рэдфорд повернулся к Куртене и горько сказал: «Ах, сэр Томас Куртене, вы нарушили слово. Я стар и немощен, хожу с трудом и поэтому должен просить вас позволить мне ехать верхом». А Куртене ему ответил: «Не бойтесь, Рэдфорд. Скоро поедете. Пойдемте со мной». Они вышли из дома, а когда отдалились от него на расстояние брошенного камня, Куртене сказал несколько слов своим людям и ускакал галопом, крикнув: «Прощайте, Рэдфорд!» Потом эти люди бросились на старика с мечами и кинжалами и зверски убили.

Когда герцогиня Сесилия закончила рассказ, воцарилась мертвая тишина.

– Я боюсь, что худшее еще впереди, – негромко промолвила герцогиня и сотворила знак креста.

Нам не пришлось долго ждать, чтобы убедиться в правдивости этого пророчества.

1458 г.

В канун Нового года разыгралась гроза. Мой живот рос вплоть до Двенадцатой ночи Джон был со мной неотлучно; я вышивала, играла на лире и читала в библиотеке графа. В нашем конце страны, вдали от двора и его интриг, жизнь казалась безмятежной, и я благодарила за это Небо. Так прошел январь 1458-го.

Ребенок должен был родиться в марте, но схватки начались на месяц раньше, и на Сретение, во втором день февраля, я родила двойню. В честь маленьких племянниц Джона девочку, родившуюся первой, мы назвали Анной, а вторую – Изабеллой. Ночь родов была холодной, выпал легкий снежок, и окна покрылись инеем. Но утро выдалось погожее, и бившим в окно солнечный свет казался мне, измученной родами, слишком ярким. Я не знала, можно ли считать ясное небо хорошим предзнаменованием, но надеялась на это. Когда повивальная бабка принесла мне плакавших новорожденных, я смотрела на них как навороженная.

– Любимый, у Анны твои ямочки, – наконец скатила я Джону.

– А у Иззи твои каштановые волосы, мой ангел. – Лицо Джона светилось любовью и гордостью. Он бережно погладил головку малышки.

– Джон, у ангелов волосы золотые, а не каштановые, – засмеялась я. – Я хоть и не в себе, но помню это.

Он поцеловал меня в покрытый испариной лоб и ответил как всегда:

– У моих ангелов волосы каштановые.

Первую годовщину нашей свадьбы мы отпраздновали пышно и весело, в окружении плачущих детей. И июне пришло сообщение о новой победе Уорика на море. После сражения, продолжавшегося два дня, он уничтожил несколько испанских и генуэзских кораблей, захватил три вражеских судна и привел их в Каме. Вся Англия снова с гордостью говорила о его викториях.

На смену блаженным летним месяцам пришла осень. Когда в октябре солнце скрылось и начались проливные дожди, я обнаружила, что беременна снова. А второго ноября, в День Всех Святых, когда я были на четвертом месяце, Джон сообщил, что уезжает Iв Шериф-Хаттон, а оттуда – в Вестминстер.

Я отдала Иззи няне и с удивлением посмотрела на мужа.

– Ко двору? – При воспоминании о злобном лице Сомерсета у меня возник холодок под ложечкой. – Но зачем? Что случилось?

– Королева потребовала, чтобы Уорик объяснил причину своего нападения на восточные суда, перевозящие соль, которое она называет пиратством. Главой следственной комиссий назначен лорд Риверс. Они хотят отнять у Уорика пост коменданта Кале и передать его Сомерсету. Я должен быть там на случай возникновения сложностей.

– Кто такой лорд Риверс?

– Фаворит королевы. Ты знаешь его как сэра Ричарда Вудвилла. Это тот самый безземельный рыцарь, который женился на герцогине Бедфорд. Не давно Маргарита сделала его бароном.

«Элизабет Вудвилл поднимается все выше», – подумала я не без укола горечи.

В те дни я плохо спала и видела дурные сны – несомненно, вызванные боязнью предстоявшего Джону визита в Вестминстер. Ночью после его отъезда я си дела у окна, вглядывалась в темноту и слушала за унывное пение монахов в часовне. И вдруг меня осенило. Я тоже поеду в Лондон! Но тайно, чтобы никто не помешал мне. Родные непременно сделали бы это, зная о моем положении.

Утром я пошла искать нового слугу, которого Джон приставил ко мне специально, и нашла его в оружейной. Он помогал кузнецу подковывать мою Розу.

– Джеффри, – окликнула я.

Слуге было около пятидесяти, но он был силен, жилист и полностью сохранил зубы и волосы. Джеф фри остановился, вытер руки о кожаный фартук и, как всегда, добродушно улыбнулся. Почти всю жизнь он прослужил солдатом и хромал из-за старой раны. Желая облегчить старику жизнь, Джон перевез его из деревни Соустон, где у нас был манор, и сделал моим личным слугой.

– Да, миледи? – спросил он.

– Я собираюсь в Лондон. Вы с Урсулой поедете со мной. Оседлай мне гнедую кобылу. Роза не понадобится. Она слишком заметна, а уехать мы должны тайно. – Перед уходом я обернулась. – Ничего никому не говори. Встретимся через час.

Единственным признаком его удивления были приподнятые брови.

– Все будет готово, миледи.

Когда мы с Урсулой и Джеффри прибыли в Лондон, часы на каменной башне Вестминстера пробили пять. Мы услышали этот звук еще у Епископских ворот, потому что большинство горожан отправилось ужинать и на улицах было тихо.

Над Вестминстером клубились темные ноябрьские тучи, усиливая ощущение напряжения. Перед тем как пропустить нас во дворец, стражи рассматривали паши лица дольше обычного, грумы молча принимали у нас лошадей, а слуга помогал Джеффри вытаскивать из повозки мой тяжелый сундук, глядя в другую сторону. Большой двор с огромным фонтаном, кик обычно, был наполнен купцами, монахами, священниками, рыцарями, дамами и просителями. Но не было слышно ни смеха, ни обрывков бесед, молчали даже слуги. Я встревожилась еще сильнее: обычно эти люди, таскавшие на кухню мешки с мукой или дрова для очага, облегчали себе жизнь вольными разговорами.