Джейн Остин - Леди Сьюзен

Вскоре глазам Шарлотты предстал большой и красивый дом, в который их впустили двое слуг. Здесь все говорило о богатстве и порядке. Леди Денем гордилась своим положением в обществе и находила огромное удовольствие в том, чтобы строго придерживаться подобающего ей образа жизни. Их проводили в небольшую прекрасно обставленную гостиную, мебель в которой не поражала взгляд ни новизной, ни роскошью, но была добротной и содержалась в превосходном состоянии. Пока не появилась леди Денем, Шарлотта без помех обводила взглядом стены и слушала объяснения миссис Паркер: висевший над камином и сразу бросавшийся в глаза портрет величавого джентльмена во весь рост изображает сэра Гарри Денема, а на одной из множества почти незаметных миниатюр в другом конце комнаты запечатлен мистер Холлис. Бедный мистер Холлис! Ему нельзя было не посочувствовать: оказаться в дальнем углу своей же гостиной и видеть, как лучшее место у камина неизменно занимает сэр Гарри Денем.

Отчего у Джейн Остен, воплощенной английской старой девы, сегодня так много поклонников?

Похоже, Джейн Остен будет сейчас погорячей Квентина Тарантино. Но прежде чем попытаться понять, в чем суть феномена Остен, надо бы разобраться, что не есть его суть. С полтора года тому назад я оказался в расположенном на севере Лондона кинотеатре, где показывали фильм «Четыре свадьбы и похороны». Очень скоро мне захотелось заняться чем-нибудь другим (дрожать на автобусной остановке под дождем, к примеру), и в обычных обстоятельствах после первых же десяти — пятнадцати минут я бы вышел из зала. Но обстоятельства были не обычные. Рядом со мной сидел Салман Рушди. По разным причинам (связанным с его безопасностью) уйти было никак нельзя. Таким образом, аятолла Хомейни обрек меня высидеть «Четыре свадьбы и похороны», и никакому иранскому заплечных дел мастеру не удалось бы выбить из меня такого разнообразия охов и гримас, жалоб и стонов. Оставалось покориться и в этих мучительных обстоятельствах извлечь для себя несколько уроков обществознания. Все было, как на карикатуре Чарльза Аддамса[17], только наоборот: я сидел вне себя от отвращения, а все вокруг (за исключением автора «Сатанинских стихов») хихикали и гоготали, заходясь от того, какая же это прелесть. По мне, если там что и было хорошего, так это когда стало ясно, что заглавные похороны выпали Саймону Кэллоу. Йес! — сказал я себе, сжав кулаки. Хоть один из них помер…

— Так, — подвел я черту, когда все кончилось. — Гадость неописуемая. Отчего же такой успех?

— Оттого, — ответил Салман, — что у людей дурной вкус. Ты разве не знал?

Но одним только дурновкусием этого не объяснишь. Понять, что белая кость способна с упоением наблюдать за себе подобными, причем изображенными с такой причудливой нежностью, я еще в состоянии. Но что привлекательного в этом зрелище для четырехсот плебеев из Хендона?! В любое послевоенное десятилетие, кроме нынешнего, «Четыре свадьбы» вызвали бы лишь недоверие и омерзение. Аудитория шестидесятых, та вдребезги разнесла б кинотеатр. А ныне… Видно, старые обиды улеглись, и те, кого Гамлет именовал «толпа»[18], ощутили в себе склонность «поболеть» за природных миллионеров. Все позабыв, они, похоже, не прочь раболепно склониться перед своими историческими притеснителями. Класс — это безвредно, класс — это стильно, класс — это даже классно! «Четыре свадьбы», что и говорить, вещица глубоко сентиментальная, в обыденном смысле этого слова, то есть исполненная нежности фальшивой и недостойной. Но кроме того, фильм сентиментален и в смысле литературном: изжившая себя форма воскрешена напоказ. Особняки, рауты, пикники, любовные злоключения в роскошных гостиных и ландшафтных садах, правила хорошего тона, что подобает, что нет, фамильные состояния и сколько угодно досуга. Дабы попасть в тон «Четырем свадьбам», вообразите себя преподобным Коллинзом под воздействием увеселительного газа. Та же Джейн Остен, только в гнусной новехонькой упаковке!

«Доводы рассудка» и «Чувство и чувствительность» уже экранизированы, в работе три версии «Эммы», и нет никаких сомнений, что скоро кто-нибудь состряпает миленькое, пародийно-готическое «Нортенгерское аббатство», а у кого-то еще достанет духу взяться за натужно-суровый «Мэнсфилд-парк». На этом — все. Ибо о «Гордости и предубеждении» уже в высшей степени основательно позаботилось Би-би-си, истратив девять с половиной миллионов долларов на шесть частей сериала, который воскресными вечерами опустошал улицы Англии. На нас идет остеновская лихорадка или, точней, дарсимания. Редактора журналов только и делают, что заказывают интервью с водителями грузовиков и сантехниками, которым случилось зваться Дарси; поток туристов-паломников в дом Джейн Остен (в Чотэнс, Гемпшир) в октябре вырос в 3,5 раза, объем продаж сумок, керамики, маек, чайных полотенец и фартуков (все это «а-ля Джейн Остен») взметнулся ввысь; пока вы слушаете «Музыкальный компакт-диск Джейн Остен» (пьески, которые она предположительно могла слушать или исполнять), можно быстренько состряпать что-то съестное из «Поваренной книги» ее же имени (все ингредиенты осовременены). И так далее. Конечно, большей частью весь этот энтузиазм приходится по боковой линии, иначе говоря, это энтузиазм, укорененный в традиции: смесь износившегося снобизма и легкой постимперской печали. Нет сомнений также и в том, что многие из десяти миллионов зрителей сериала смотрят его с тем же настроем, что и «Четыре свадьбы», блаженно оглушенные всем этим роскошеством и чудачеством. Но такие издержки неизбежны, даже закономерны. «Чувство и чувствительность» и «Доводы рассудка» демонстрируются в кинотеатрах. «Гордость и предубеждение» — прямо у вас в гостиной, с готовностью раскрывшись, в полном соответствии с книгой, вашему восприятию.

Один смешнее, другой нет, но все романы Джейн Остен — это классические комедии: речь в них о том, как молодые пары ищут дорогу к счастливому венцу, а именно браку. Более того, структурно все комедии Джейн Остен — это одна и та же комедия. Вот Героиня, тот Герой, а вот Препоны. Главная Препона — это всегда деньги (нет, не классовое происхождение: миссис Беннет — из «торгового сословия», да и мистер Бингли оттуда же). За исключением Эммы Вудхаус, все героини — без гроша за душой и не имеют никаких перспектив, кроме как безрадостно засесть в старых девах. Едва на сцене показывается Герой, как следом неизменно появляется Соперница-интриганка, богатая наследница или вамп. Героиню же отвлекает, соблазняет или же попросту докучает ей зеркальное отражение героя, Антигерой — ловелас, авантюрист или хлыщ. Антигерой может быть богаче Героя («Доводы рассудка», «Мэнсфилд-парк») и, по чести сказать, куда как занимательней («Мэнсфилд-парк»). Да и внешне Герой, бывает, уступает своему антиподу. В своей экранизации «Чувства и чувствительности» (где действуют две героини) Эмма Томпсон делает все, что может, дабы всячески прихорошить полковника Брендона (роль исполняет Алан Рикман), но в романе-то недвусмысленно сказано, что это жалкая развалина тридцати пяти лет от роду. Брендон воплощает собой наказание, которое автор накладывает на Марианну за ее безоглядное увлечение Антигероем, Джоном Уиллоуби (в фильме его играет напрочь лишенный обаяния красавец Грег Уайз). Пороки Антигероя призваны оттенить весьма основательные достоинства Героя. Если героини еще могут иметь некоторые несовершенства, то герои все сплошь — сугубые образцы для подражания. Двое из них, Генри Тилни и Эдмунд Бертрам, — священнослужители.

В «Гордости и предубеждении» Остен повернула рычажок, контролирующий температуру комедии, таким образом, что придала ей некоторую лихорадочность любовного романа. И Соперница, и Антигерой — фигуры почти мелодраматически фарсовые: себе во вред кусачая хищница Кэролайн Бингли и снедаемый жалостью к себе же распутник Джордж Уикхэм. Конечно, некоторые второстепенные трудности они создают, но ни тот, ни другая отнюдь не способны сколь-нибудь основательно поколебать привлекательность главной героини. Ибо Элизабет Беннет, далеко опережая всех прочих, являет собой самую распребезупречно восхитительную героиню во всем собрании сочинений Остен. А что до Героя, то и здесь мисс Остен в кои-то веки за свою недолгую жизнь не поскупилась. Он высок, темноволос, хорош собой, мрачен, умен, благороден и устрашающе богат: обширное имение, дом в городе и десять тысяч в год «чистыми». Приданое его сестры Джорджианы составляет тридцать тысяч фунтов, тогда как все достояние самой Элизабет — едва ли фунт в неделю. Нет на свете читателя, который устоял бы, когда желаемое выдается за действительное столь беззастенчиво, как в «Гордости и предубеждении», но имеются очевидные свидетельства того, что сама мисс Остен никогда себе этого не простила. «Мэнсфилд-парк» стал ее — и нашей — епитимьей. По мере того как увядали ее собственные матримониальные перспективы, усохли до скромной надежды на респектабельность и романтические мечты. «Доводы рассудка» — это поэма о втором шансе. А затем пришла смерть.