Вашингтон Ирвинг - Легенда о «Розе Альгамбры», или Паж и сокол

После того как мавры потеряли Гранаду, этот прелестный город в продолжение некоторого времени был любимой и весьма часто посещаемой резиденцией испанских монархов, но их прогнали оттуда последовавшие друг за другом землетрясения, которые разрушили немало домов и расшатали старинные мавританские башни до самого основания.

Текли годы, и Гранада лишь изредка удостаивалась посещения августейшего гостя. Дворцы знати стояли безмолвные и заколоченные, и Альгамбра среди своих заброшенных садов, напоминая покинутую красавицу, покоилась в мрачном и тоскливом небрежении Башня Инфант, некогда обитель трех прекрасных принцесс, разделила судьбу всего остального: паук заткал паутиной ее раззолоченный свод, и в комнатах, которые были некогда почтены присутствием Сáиды, Сорáиды и Сораáиды, гнездились лишь летучие мыши да совы. Заброшенность этой башни, впрочем, может найти частичное объяснение в суеверных рассказах, ходивших о ней между окрестными жителями. Носилась молва, будто в ясные лунные ночи не раз видели дух юной Сорааиды (ведь она именно здесь окончила свои печальные дни) возле фонтана в зале нижнего яруса или на зубцах стен, где она скорбно стенала, и будто в полуночный час путники, проходя вдоль оврага, слышали звук ее серебряной лютни.

Наконец Гранада снова была осчастливлена посещением королевского дома. Всему свету известно, что Филипп V был первый Бурбон, взявший в свои руки бразды правления испанской державы; всему свету известно также, что он сочетался вторым браком с Елизаветою, или Изабеллою (что то же самое), прекрасной пармской принцессой, и, наконец, всему свету известно, что благодаря этому стечению обстоятельств французский принц и итальянская принцесса совместно уселись на испанский престол. В ожидании приезда этой славной четы Альгамбра усердно чинилась и спешно приводила себя в надлежащий порядок.

Прибытие гостей преобразило облик давно покинутого дворца. Грохот барабанов и звуки фанфар, конский топот вдоль аллей и на внешнем дворе, сверкание оружия и доспехов, знамена над барбаканом и зубцами крепостных стен – все напоминало о давней боевой славе этой твердыни. Внутри королевского дворца, впрочем, царил далеко не столь воинственный дух. Здесь слышались шуршание платьев, легкие шаги и шепот голосов почтительно толпящихся в прихожей придворных; в садах слонялись без дела фрейлины и пажи, из раскрытых окон неслись сладкие звуки вкрадчивой музыки.

Среди свиты, окружавшей монархов, находился также любимый паж королевы, по имени Руис де Аларкон. Назвав его любимым пажом королевы, мы тем самым воздаем ему величайшую похвалу, ибо в свиту блистательной Елизаветы попадал только тот, кто выделялся красотою, изяществом и талантами. Ему недавно пошел девятнадцатый год, он был тонок, строен и ловок, как юный Антиной. По отношению к королеве он являл пример почтительности и уважения, хотя в душе был склонен к проказам, испорчен и избалован придворными дамами и не по годам опытен в амурных делах.

Однажды утром этот бездельник-паж слонялся по рощам Хенералифе, граничащим с садами Альгамбры. Ради забавы он взял с собой любимого сокола королевы. Заметив выпорхнувшую из чащи птичку, он снял с сокола колпачок и пустил его в погоню за нею. Сокол взмыл в воздух, бросился на добычу, но, упустив ее, погнался за нею, не обращая внимания на призывы пажа. Следуя взглядом за полетом своевольного сокола, паж увидел, что тот уселся на зубцах далекой, одиноко стоящей башни, поднимающейся над внешней стеною Альгамбры и воздвигнутой на самом краю оврага, который отделяет королевскую крепость от угодий Хенералифе. Это была башня Принцесс.

Паж спустился в овраг и приблизился к башне, но с этой стороны в нее не было входа, а высота здания обрекала на неудачу всякую попытку взобраться по его стенам. Пустившись на поиски крепостных ворот, он сделал довольно значительный крюк и подошел к башне с той стороны, где она упирается в самые стены.

Перед башнею был разбит крошечный садик, окруженный тростниковой, увитой миртами изгородью. Отворив калитку и пройдя между цветочными клумбами и кущами роз, Руис де Аларкон подошел к входной двери. Она была закрыта и на запоре. Слуховое оконце над нею позволило ему заглянуть внутрь. Он увидел небольшой зал мавританской архитектуры с отделанными лепкой стенами, легкими мраморными колоннами и алебастровым фонтаном, обсаженным цветами. Посредине свисала с потолка клетка из золоченой проволоки, внутри которой порхала певчая птичка; под нею, развалясь в кресле, рыжая с черными пятнами кошка нежилась среди мотков шелка и других принадлежностей женского рукоделия; изукрашенная лентами гитара была прислонена к фонтану.

Руис де Аларкон был очарован: все говорило о том, что женщина, наделенная вкусом и чувством изящного, обитала здесь в одинокой и, как он полагал, покинутой башне. Это напомнило ему столь распространенные в Альгамбре рассказы о зачарованных залах, и он подумал, что, быть может, рыжая с черными пятнами кошка и в самом деле какая-нибудь заколдованная принцесса.

Он тихонько постучал в дверь. В слуховом оконце над нею мелькнуло и тотчас же исчезло прелестное женское личико. Он принялся ждать, предполагая, что ему сейчас отворят, но его ожидания оказались напрасными; внутри не слышалось никакого движения – все было безмолвно. Не обмануло ли его зрение или, быть может, прелестное это видение – всего лишь фея старинной башни? Он постучался еще, на этот раз настойчивее и громче. Снова выглянуло то же светящееся личико, и теперь он разглядел, что оно принадлежит юной девице в цвету лет пятнадцати.

Паж поспешно снял шапочку с пышными перьями и, рассыпавшись в отменных любезностях, попросил впустить его в башню, дабы он смог разыскать своего сокола.

– Я не смею отворить дверь, сеньор, – ответила, вспыхивая, юная девушка, – тетушка строго-настрого наказала мне никого не впускать.

– Умоляю вас, моя раскрасавица, ведь это – любимый сокол самой королевы: без него я не смею предстать перед нею.

– Стало быть, вы из придворных кавалеров?

– Да, раскрасавица; я потеряю расположение королевы и свое место, если не разыщу этого сокола.

– Sancta Maria![1] Но ведь тетушка особенно настойчиво предупреждала меня относительно вас, придворных; именно вам она строжайшим образом запретила отворять дверь.

– Она имела в виду, разумеется, лишь легкомысленных кавалеров, но я не из их числа; я – простой скромный паж, которого постигнет ужаснейшее несчастье и для которого нет больше места под солнцем, если вы отвергнете его столь пустячную просьбу.

Сердце юной девицы тронула приключившаяся с пажом беда. Было бы бесконечно жестоко ввергнуть его в несчастье, отказав в сущей безделице. К тому же он, конечно, совсем не похож на тех таящих в себе пагубу волокит, которых тетушка изображала ей наподобие людоедов, жаждущих поймать в свои сети беззаботных девиц; он был любезен и скромен, покорно стоял перед нею со своей шапочкою в руке и казался таким очаровательным, таким милым.

Лукавый паж между тем, обнаружив, что гарнизон уже утратил былую непреклонность и твердость, удвоил свои усилия и пустил в ход столь трогательные слова, что в целом мире не нашлось бы ни одной смертной девы, способной ответить ему отказом. Покраснев от волнения, маленький башенный страж сошел вниз и дрожащей рукой отворил наружную дверь. И если пажа очаровало всего лишь на мгновение мелькнувшее в окне личико, то теперь, когда он увидел ее во весь рост, она пленила его бесповоротно и окончательно.

Андалусский корсаж и кокетливая баскинья облегали ее округлый, изящный, еще почти детский стан, начинающий, впрочем, приобретать женские формы. Ее блестящие волосы, тщательно разделенные посередине пробором, согласно обычаю, были украшены только что срезанной свежею розой. Ее лицо, правда, подверглось действию южного солнца, но это лишь оттеняло просвечивавший сквозь смуглую кожу нежный румянец и еще больше подчеркивало сияние ее темных глаз.

Руис де Аларкон заметил все это с первого взгляда; у него не было времени медлить; он пробормотал слова благодарности и затем легко взбежал вверх по винтовой лестнице в поисках своего сокола.

Вскоре он возвратился с вероломною птицею в руке. Девушка между тем, сидя в зале возле фонтана, мотала шелк, но, завидев пажа, от волнения уронила клубок на пол. Паж галантно к ней подскочил и поднял упавший шелк, после чего, грациозно став на колено, подал его девице и, сжав ее протянувшуюся к нему руку, запечатлел на ней пылкий и искренний поцелуй, несомненно, более пылкий и более искренний, нежели когда бы то ни было запечатленные им на прелестной ручке его государыни.