— Лукас? Я сказала, да, и это правда. Я хочу этого, я имею в виду, если у тебя, конечно, есть защита. Я хочу этого, с тобой. Так что все хорошо. — Я мямлила, боясь повторения той ночи шесть дней назад. Я выдохнула и сказала чуть громче шепота: — Пожалуйста, не проси меня сказать стоп.

Смотря на меня сверху вниз, он потянул, и я приподняла бедра. Стянув мои джинсы, он отбросил их в сторону, сам освободился от своих и, уже расстегнутой, рубашки.

— Я хочу, чтобы это было лучше, чем хорошо. Ты заслуживаешь лучше, чем просто хорошо. — Схватив презерватив из коробки на его ночном столике, он кинул маленький квадратик на кровать и расположился между моих ног. Меня колотило, как будто у меня совсем не было опыта. — Тебя трясет, Жаклин. Ты хочешь…

Нет. — Я накрыла его рот своими дрожащими руками. — Мне просто немного холодно. — И я сильно нервничаю.

Он сдвинул одеяло подо мной и накрыл нас обоих. Придавливая меня своим весом, он крепко меня поцеловал, прежде, чем уставиться на меня, лаская руками мое лицо.

— Лучше?

Я сделала глубокий вдох, мои страхи улетучивались с каждым его прикосновением, а предвкушение возрастало еще быстрее, чем несколько минут назад на кухне.

— Да.

Пока он большим пальцем проводил по моему виску, кончики его пальцев играли в моих волосах. Его глаза были настолько светлыми, что я могла видеть каждую мелкую грань.

— Ты знаешь, что можешь сказать это. — Его голос стал тише, мягче. — Но я не буду тебя просить, на этот раз.

— Хорошо, — ответила я, поднимая голову и завладевая его ртом. Мои руки поднялись вверх по  железным мускулам его спины, прежде чем провести ногтями путь вниз от его плеч к бедрам.

Его предыдущее стеснение испарилось, он освободил нас обоих от мелких остатков одежды, надел презерватив на место, горячо поцеловал и вошел в меня.

Если бы это был Кеннеди, все закончилось бы через несколько минут.

Моей последней связной мыслью, пока Лукас не жалел времени на то, чтобы целовать и дотрагиваться до каждой части меня, до которой он мог дотянуться и мое тело сливалось с его, была о… так вот о чем весь этот переполох.

***

Мы лежали лицом друг к другу, переплетя конечности под одеялом. Я наблюдала за тем, как его взгляд пробежался по моему лицу, останавливаясь на отельных частях, как будто он пытался запомнить все это: ухо, скула, рот … подбородок, шея, изгиб плеча.

Затем он посмотрел мне в глаза, поднимая руку и проводя ею по тому, на что он до этого смотрел, при этом наблюдая за моей реакцией. Когда его пальцы дотронулись до моих губ, они очертили контуры, прежде чем потереть нижнюю, я сглотнула и сконцентрировалась на дыхании. Он опустил глаза и достаточно долго на них смотрел, и затем, подвигая меня ближе, рукой за шею, поцеловал меня так мягко, я почти не почувствовала поцелуя, пока наше соприкосновение не проскочило через меня, ударяя, как молнией.

Я вздохнула и наше дыхание сплелось. Откинув, одело с моей груди, он положил меня на спину, подпер рукой голову и продолжил свое изучение. Моей раскрытой коже должно было быть холодно, но я грелась в лучах его взгляда.

— Я хочу нарисовать тебя вот так". Его голос был таким же нежным, как и его прикосновения — в данный момент, пробегающиеся туда-обратно по моей ключице и опускаясь ниже.

— Я подразумеваю, что этот рисунок не окажется на стене?

Он мне ухмыльнулся.

— Эм, нет, этот на стене не окажется, как бы мне того не хотелось. Я сделал несколько твоих рисунков, которые тоже не на стене.

— Правда?

— Ммм-хмм.

— Могу я их увидеть?

Он зажевал нижнюю губу, очерчивая кончиками своих пальцев контуры моей груди и следуя ниже по ребрам.

— Сейчас? — Его теплая рука обвилась вокруг моей талии, и он притянул меня к себе.

Я посмотрела в его глаза, пока он лежал на мне сверху.

— Может, через некоторое время…

Он опустился ниже.

— Хорошо. Потому, что есть парочка вещей, которые мне бы сначала хотелось сделать.

***

Надев свои боксеры, он пошел на кухню. Я слышала, как открылась и через мгновение закрылась входная дверь, его голос был тихим бормотанием, смешанным с настойчивым мяуканьем Франсиса. Он вернулся с большим стаканом молока и тарелкой квадратиков брауни.

Протягивая мне тарелку, он отпил молока и поставил стакан на прикроватный столик. Я села, с простыней, натянутой до груди и наблюдала за его передвижениями в темной комнате. Он включил настольную лампу и схватил свой альбом. На столе, в стопке, лежали несколько точно таких же, какой он держал в своей руке.

В центре верхней части его спины, но не так высоко, чтобы выглядывать из-под футболки, был вытатуирован готический крест. Остальные татуировки были письменными линиями, окружавшими крест, но слишком мелкими, чтобы можно было их прочитать с расстояния, то что так же, как и поэма на его левом боку. От лопаток и вниз его кожа была чиста. Повернувшись, он поймал меня разглядывающую его — я не могла отвести взгляда, поэтому не было смысла скрывать мое изучение.

Он забрался в кровать, поправляя подушки и садясь позади меня, засовывая ноги под простыню по обе стороны от меня. Я откинулась назад и легла ему на грудь, жуя брауни, а он открыл альбом и пролистал несколько страниц, на некоторых было немного больше, чем фигуры, очертания и размытые формы, на других были детальные портреты людей, объектов и пейзажей. Некоторые были закончены и датированы, но большинство было сделано наполовину.

Наконец, он открыл первый рисунок меня — который он, скорее всего, сделал во время класса, когда я сидела рядом с Кеннеди. Мой локоть был на столе, а рука придерживала подбородок. Я взяла из его рук альбом и сама стала перелистывать страницы, медленно, одну за другой, удивляясь его таланту. Он зарисовал два из самых старых зданий на территории университета, парня на скейтборде и нищего, разговаривающего с парой студентов на окраине кампуса.

Вперемежку с этим было множество тщательных иллюстраций механических частей.

Я перевернула страницу к еще одному моему рисунку — линии лица и волос, и больше ничего. В нижнем углу стояла дата, за две или три недели до того, как Кеннеди меня бросил.

— Тебя не волнует то… что я наблюдал за тобой до того, как ты вообще меня узнала? — Тон его голоса был осторожным.

Я обнаружила, что в данный момент мне было сложно вообще о чем-то волноваться, учитывая то, как я была полностью им окружена.

— Ты просто очень внимателен, и по какой-то причине, посчитал меня предметом, достойным твоего интереса. Кроме того, ты рисовал множество людей, которые, я думаю, не знали, что ты так пристально их разглядывал.

Он засмеялся и вздохнул.

— Я не знаю, если это заставляет меня чувствовать себя лучше или хуже.

Наклонившись в сторону, я положила голову на его татуированный бицепс и посмотрела на него. Все еще прижимая простынь к своей груди, из-за запоздалого чувства скромности или неуверенности в себе, я наблюдала, как его взгляд задержался на ней, перед тем как подняться к моему лицу.

— Я больше не сержусь на тебя за то, что ты не сказал мне, что ты и есть Лендон. Я была зла потому, что думала, что ты играл со мной, но это было совсем не так. — Я отпустила и позволила простыне упасть, его обжигающий взгляд последовал за ней. Поднимая руку, я провела пальцами по гладкой коже его щеки. Должно быть, он побрился перед моим приходом. — Я бы никогда не стала бояться тебя.

Не говоря ни слова, он забрал тарелку с моих коленей и альбом из моих рук, затем поднял и повернул меня лицом к себе. Его рот начал двигаться по моей груди, а руки обвились вокруг  тела, и я запустила пальцы ему в волосы. Я игнорировала упрек в уголке своего сознания — тот, что настаивал на том, что это я на этот раз скрывала информацию, и может я и не боялась Лукаса, но я опасалась его бегства, если я расскажу ему, что знаю, и как я это узнала.

Вдыхая такой теперь знакомый его запах, я пробежалась пальцами, по словам и рисункам на его коже, а он продолжил меня целовать, изгоняя пронзительные укоры моей совести в дальние дали моего сознания. 

Глава 23

— А где... — голос Бенджи прервался, когда я посмотрела на него, он закончил предложение наклоном головы в сторону не занятого сидения Лукаса, и характерно подергал бровями.