Карен Хокинс - Лэрд, который меня любил

— Александр, пожалуйста… Я не хотела тебя рассердить. Мне просто любопытно узнать твой план. И потом, я являюсь его частью, поскольку именно я пригласила её сюда.

Он посмотрел на неё долгим взглядом. Снаружи ветер постепенно затихал; облака успокаивались, но ещё не рассеялись.

— Я только с ней поиграю. Она не в один миг привела к краху моего брата; у него было время осознать свою участь. Я хочу сотворить с ней то же самое. Она догадывается, что у меня есть план, но не знает, в чём он заключается. Она заинтересована и озабочена; я прочёл это по её лицу. — Его жёсткие губы сложились в подобие улыбки. — Наступит время, и она узнает, что ей уготовано. А пока — пусть поволнуется.

Джорджиана охватила волна облегчения:

— Так ты мучаешь её! Я — то заволновалась, что ты тоже не устоял перед ней, как этот глупец Фолкленд и другие. Но как же ты собираешься наказать девушку, если её постоянно окружают воздыхатели? От тебя потребуется немалая изощрённость.

— Значит, будет. — Он встал, заставив убрать свою руку с его. — А пока я хочу, чтобы она томилась в неопределённости. Я иду за ней, и она начинает это осознавать. Это всё, что тебе нужно знать.

Джорджиана открыла рот, чтобы выразить протест, но он опередил её, сдвинув брови:

— Мне нужно переодеться для конной прогулки.

Это всё, что она получит. Джорджиана всё ещё стояла:

— Конечно. Я дам знать лакеям, сколько понадобится лошадей. И, Александр?

— Да?

— Когда ты вернёшься, мне бы хотелось услышать, как всё прошло. — Она задержала дыхание. Она рисковала, прося о таких вещах, особенно таким тоном, который предполагал, что она знает, что ответом будет «да».

К её облегчению, он только пожал плечами:

— Я зайду в твои апартаменты, когда вернусь.

Её сердце подпрыгнуло. Когда он вернётся, она вовлечёт его больше, чем в беседу. Она сдержала себя, чтобы не показать своего торжества:

— Тогда и поговорим.

Он поклонился и вышел, шагая с той звериной грацией, что заставляла её трепетать. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице, потом повернулась и взглянула в окно. Штормовые облака всё ещё висели низко над горизонтом, и ощущение дождя ещё не прошло.

Дрожа, она потёрла руки. Александр МакЛин был вызовом — восхитительным, прелестным и трудным вызовом. Но она была не обычная мисс из общества; она была много, много больше этого. И она, более чем кто — либо другой, не знает значения слова «оставить». Она найдёт способ вернуть его. Так или иначе, но он будет её.

С высоко поднятой головой она покинула комнату для завтрака.

Спустя час Кейтлин сидела на лошади, вцепившись в неё двумя руками и удивляясь, как её угораздило оказаться в такой непростой ситуации.

То есть, как — это она знала точно, и это имело отношение к 1 метру 90 сантиметрам ухмыляющегося мужского достоинства, которые сидели на мощном чёрном мерине в полутора метрах позади неё и веселились всякий раз, когда её лошадь — гарцующая гнедая кобыла, такая же упрямая, как и сама Кейтлин, — решала испугаться очередной воображаемой опасности.

До сих пор Кейтлин удавалось удержаться в седле, но исключительно усилием воли. Хватаясь за уздцы, она с завистью поглядывала на Салли, которая изящно восседала на маленькой толстой кобыле, у которой не было других наклонностей, кроме как семенить иноходью. В связи с чем Салли могла вести непринуждённую беседу с лордом Кейтнессом когда пожелает, а вот Кейтлин могла только натянуто улыбаться лорду Фолкленду, который пристроился к ней в первую же секунду её появления в фойе. Она не осмеливалась произнести ни звука, поскольку всё её внимание было поглощено тем, чтобы её лошадь не понесла из — за очередного дрогнувшего листа.

— Я говорю, это что, кролик? — воскликнул Фолкленд, указывая своим кнутом на дальнее поле.

Лошадь Кейтлин, — которую она уже начала называть Дьяволом — испугалась внезапного движения. Кейтлин конвульсивно сжала колени, согнувшись вниз и дёрнув за уздцы.

Это был дилетантский приём, но, тем не менее, он сработал. Лошадь стала сопротивляться зубами и копытами, и уловка дала желаемый результат, ибо отвлекла внимание Дьявола от кнута Фолкленда.

Проклятье, почему я не сказала конюху, что мне нужна спокойная лошадь, как у Салли? — спрашивала она себя в который раз. Но она знала, почему; она отказалась спасовать перед вызовом, который прочитала в глазах МакЛина. Он стоял рядом с грумом и слушал с таким видом, как будто был уверен, что она попросит лошадь попроще; естественно, это было последнее, что она бы сделала. Моя гордыня меня убьёт когда — нибудь. Возможно, прямо сегодня.

Она стрельнула в МакЛина возмущённым взглядом. Он как всегда делал вид, что не замечает её, нагнувшись к леди Кинлосс, чтобы услышать, что она говорит. Его лицо было повёрнуто в профиль, и Кейтлин восхитилась твёрдой линией его челюсти, чувственным изгибом рта, чёрными волосами поверх бровей, его кожей, намного более тёмной, чем полагалось джентльмену из высшего света. По сравнению с бледным и следящим за модой лордом Дервиштоном, МакЛин выглядел нецивилизованным, даже каким — то диким, как будто его шотландские предки вышли не из замка, а из кузниц или с полей сражений.

И всё же в ровном срезе его подбородка, в чёткой и дерзкой линии его носа была аристократическая тонкость. Это был не обыкновенный мужчина, а мужчина с историей и наделённый властью. Тот мужчина, который был как у себя дома за длинным столом красного дерева в самом огромном, в самом богато украшенном доме, который когда — либо видела Кейтлин, и который теперь, сидя на только что объезженном чёрном мерине, больше походил на горца — налётчика.

И даже верхом на животном настолько строптивом, что про её лошадь и говорить — то неудобно, он держал себя с той элегантной грацией, какую не смог бы повторить ни один другой мужчина.

Кейтлин бросила взгляд на виконта Фолкленда, который молол вздор о том, со скольких лошадей он падал. Одет он был очень модно — с высоким, утрированно длинным и остроконечным воротником рубашки и пиджака, манжетами в оборку и начищенными до блеска сапогами — всё это просто кричало об отчаянной жажде одобрения. Он какой — то немного жалкий, решила Кейтлин, поворачиваясь опять к МакЛину; в тот самый момент он посмотрел в её сторону, и взгляд его тёмно — зелёных глаз столкнулся с её взглядом.

В миг, когда глаза их встретились, её прошило волной настоящего вожделения, бросив в жар с головы до ног. На его лице отразилась точно такая же реакция — желание и жаркое физическое влечение.

Кейтлин никогда ничего не желала с такой силой. Он был так близко, и одновременно — так далеко. Их время кончилось, и всё, что от него осталось, — это его злость и её глубокое болезненное влечение.

Она заставила себя отвернуться, хотя это было очень мучительно. Когда к ней вернулась способность говорить, она объявила:

— Я проголодалась.

Фолкленд моргнул, но быстро спохватился:

— Я тоже. Уже прошло… — он посмотрел на свои карманные часы, — два часа после завтрака.

— Мне хочется чаю, — сказала Кейтлин. Если она съест столько кексов к чаю, сколько весит сама, то, возможно, какая — то её часть удовлетворится.

— И я бы выпила немного чаю, — согласилась Салли. Она посмотрела на Кейтнесса: — А вы…

— Невероятно пересох, — ответил он решительно.

Салли улыбнулась молодому графу, и тут Кейтлин пронзила острая боль. Забеспокоившись и мечтая, чтобы прогулка поскорее закончилась, она повернулась к леди Кинлосс:

— Далеко до Снейда?

Леди Кинлосс не понравилось, что её оторвали от общения тет — а–тет с МакЛином:

— Осталось ещё 8 километров.

Боже милостивый, да я раньше с голоду помру.

— А нельзя ли как — нибудь срезать?

Губы леди Кинлосс вытянулись в тонкую линию, но взгляд устремился к каменистому участку справа от них.

— Думаю, вы можете попробовать через это поле…

— Отлично! — Кейтлин направила туда лошадь.

— Стойте, не дурите, — рявкнул МакЛин, изучая своими тёмно-зелёными глазами этот участок. — Это поле полно камней, кочек и кроличьих нор, и я вижу как минимум две изгороди.