— Газеты, видать, читала. — Райли покосился на свернутую в рулон почту, которую Денни прихватила с собой из фургона. Эти газеты явно были свежими и нетронутыми.

— Не читала, — ответила Денни. — Но радио слушаю, знаете ли. — Теперь у нее в руках уже не соломинка была, а настоящее бревно.

— Значит, ты слышала сегодня утром, что полиция наконец догадалась, где он может находиться? — Райли не смотрел на Денни — он повернулся к официанту: — Чайник и бутербродов. На двоих, пожалуйста, — и снова посмотрел на собеседницу: — Ты ведь не откажешься выпить со мной еще чашечку?

— Да, благодарю. — Денни с трудом контролировала себя. «Осторожнее! Только не спрашивай где. Мелочи, именно на мелочах все и попадаются. Это такой прием: задать вопрос, в котором явная ложь содержится. Может, в утренних новостях ничего особенного не было». — Значит, его уже поймали? — Она сглотнула и напряглась, пытаясь придать лицу обычное выражение. Надо успокоиться.

— Пока еще нет, но скоро поймаем. Ты же слушала радио сегодня утром?

Денни кивнула. И только тогда поняла, что сама загнала себя в ловушку. Вынесла себе приговор, заявив, что слушала утренние новости. Зачем она сделала это? Она же не включала радио. Надо было просто сказать, что ничего не знает. Слишком занята была. Она вчера слушала… Во сколько вчера Джек Смит включил свой приемник? Во сколько они узнали про Мундиджонг? Надо срочно сворачивать этот разговор. Или уводить его в сторону. Надо собраться и включить мозги.

— Что с ним будет, когда его поймают? — излишне бодро спросила она.

— Осудят, потом повесят, — бесстрастно констатировал Райли и протянул ей пачку сигарет. — Куришь такие?

— Да, благодарю.

Слишком поздно Денни поняла, что попала в очередную ловушку. Пальцы ее стали ледяными, посинели и тряслись, пока она неловко выуживала из про тянутой пачки сигарету. Наклонилась к зажженной спичке, и Райли насквозь просверлил ее своими прозрачными голубыми глазами.

«Ему не в чем подозревать меня, — убеждала Денни сама себя. — Откуда ему знать? Я раздуваю из мухи слона. Или море из чашки чаю». Эта мысль успокоила ее. Девушка затянулась сигаретой, выпустила в потолок облачко дыма и поглядела вверх.

— А я думала, правосудие вершится в суде, — сказала она. — Почему вы заранее приговариваете его к повешению? Никто ведь пока даже не доказал его вину.

— Потому что он совершил преступление, за которое приговаривают к повешению. Правосудие действительно вершится в суде. Там оно и свершится, и итогом будет смертная казнь.

— Откуда вам знать, что это он убил ее? Может, это кто-то другой. Кто-то очень похожий на него. Брат-близнец, к примеру.

Улыбка исчезла с лица инспектора Райли, глаза его теперь ничего не выражали. У Денни сердце упало. Неужели снова ловушка? Официантка принесла заказ, и прошло несколько минут прежде чем она накрыла стол, тщательно расставляя чашки и блюдца и раздумывая над тем, куда поставить заварочный чайник и кувшин с кипятком.

— Ставьте сюда, передо мной, — предложил Райли. — Я сам стану разливать, для разнообразия. — Он замолчал и неожиданно добавил: — Денни хочет собраться с мыслями и выстроить защиту.

У Денни не хватило духу поинтересоваться, что он имел в виду. Ей совершенно не хотелось, чтобы он начал развивать, эту тему. Но как эту тему сменить, она тоже не знала: у нее в голове будто замкнуло от страха и нервной дрожи.

— Не слишком крепкий. Пойдет? — без тени улыбки посмотрел на нее Райли.

— Да, спасибо. Сахару не надо.

— Зачем сегодня в город пожаловала? На рынок? Ага, помню: понедельник, среда, пятница.

— По средам я редко приезжаю, — с облегчением выдохнула девушка. Она говорила правду, и от этого ей стало легче. По природе своей Денни терпеть не могла ложь — знала, что даже самое маленькое вранье тянет за собой целую вереницу лжи. — В такую жару фрукты быстро поспевают, — пояснила она.

— И сколько ящиков ты сегодня привезла?

Вопрос был вроде бы дружеский и невинный, но он снова загнал Денни в угол. Она привезла всего два ящика абрикосов, два ящика помидоров и десять дюжин яиц. Это капля в море, и инспектор вряд ли поверит, что она потащилась в такую даль ради столь скромной прибыли.

— Четыре ящика плодов, — схитрила Денни. Она прекрасно помнила, что им говорили на уроках ботаники. Все, что содержит зерна, можно считать плодами. И огурцы, и бобы, и горох, и помидоры — это все плоды. С научной точки зрения она не соврала, и, если инспектор Райли начнет придираться, придется прочитать ему лекцию по естествознанию. Денни почувствовала, что обретает почву под ногами. — Только не говорите, что я приехала за тридевять земель киселя хлебать. Райли рассмеялся:

— Боюсь, этот твой кисель даже бензин не окупит.

Он поднял кружку и отхлебнул чаю, Денни последовала его примеру. Над столиком повисло молчание.

— У тебя ведь еще какое-то дело есть, правда? Не зря же ты спустилась к нам с небес. Уж не киселя же хлебать, в самом деле.

Другу или знакомому Денни сказала бы: «В банк приехала» или «К дантисту, зуб болит». Но инспектору такого не скажешь — он может без труда проверить эти факты. И наверняка проверит, если подозревает ее в помощи Джеку Смиту. Но почему он должен подозревать ее? Почему она не может поболтать с ним запросто, как делала это сотни раз, работая в газете? Неужели ее и впрямь мучает комплекс вины? Неужели из-за того, что она давным-давно должна была выдать Джека Смита, и в душе понимала это? Для полиции каждая потерянная минута равносильна потере нескольких миль. Вдруг он уже далеко ушел? «Господи, вот бы он и впрямь ушел!» — взмолилась Денни.

— Хотела в библиотеку сходить. — Денни бросила взгляд на часы: одиннадцать сорок пять. На Крыжовенном холме она появилась в девять пятнадцать. Два с половиной часа назад. Два с половиной часа потерянного для полиции времени.

— Снова за парту села? — удивился Райли.

— Мы всю жизнь чему-то учимся, — изрекла Денни и сама поняла, как глупо прозвучал ее ответ.

— Старые дела не приходилось читать? Когда в газете работала?

— Что вы, нет, слава богу! — замахала руками Денни. — И без того дел хватало…

— А я читал. Приходилось. Много чему из старых дел научился.

У Денни глаза загорелись, и она попалась на удочку собственного любопытства:

— Из каких дел?

— Из дел об убийстве.

— Об убийстве? Почему именно об убийстве? У нас, в Австралии, таких преступлений — раз-два и обчелся, чего о них беспокоиться?

— Думаешь, не стоит беспокоиться? Разве ты не считаешь, что выпущенный на свободу убийца опасен для других людей, а тот, которого упустили, — вдвойне?

— Ну… наверное, вы правы. И так бывает. Сноуи Роулз, например. Он убивал людей ради наживы. Но большинство убийц не такие. Они убивают из ревности и тому подобного. Это не настоящие убийцы. Они не хотят никого убивать.

— Для журналистки знаний у тебя маловато, — сухо отреагировал инспектор Райли, подливая себе еще чаю. Он вопросительно взглянул на Денни, задержав чайник над ее чашкой.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Ну не знаю. В те дни я выяснила о преступлениях все, что хотела знать, — бросилась она на свою защиту. — Мне не слишком приятно говорить об этом.

— К сожалению, так думает большинство людей. Не желают сотрудничать с полицией, неохотно идут на контакт, отказываются выступать свидетелями в суде, считают, что совершенно ни к чему рассказывать то, что поможет упрятать человека за решетку. Или просто боятся…

Денни задумчиво кивнула:

— Да, думаю, в некоторых случаях так оно и есть.

— Не во всех?

— Иногда люди просто не уверены. Они боятся сделать ошибку. Вдруг это не тот человек…

— И все равно, нет ничего плохого в том, чтобы известить полицию. Мы ведь проводим расследование, и пока мы не удостоверимся в фактах, в прессу они не попадают. Ты же сама должна это знать.

— Некоторые люди не способны достойно защищаться, — возразила Денни. — Они слишком глупы или недостаточно образованны… или у них в жизни случилось что-то такое, что навсегда наложило отпечаток на их души. Шансов выпутаться из переделки и остаться на свободе у них гораздо меньше.

— Кого ты можешь привести для примера?

— Сама не знаю. Таких пруд пруди. Я не раз встречала их в суде.