— Это абсурд, — сказала Памела, поправляя шалевый воротник свитера Оливии. — Ты кончишь тем, что проведешь все лето в пустыне.
— Ты так говоришь, как будто это плохо.
— Это плохо.
— Я пыталась сказать тебе и папе об этом каждое лето, пока росла, но вы никогда не слушали.
— Я думала, тебе нравится ездить в летний лагерь. — Ее мать протянула руки ладонями вверх в беспомощном жесте.
Оливия ничего не ответила. Недоразумения наполняли все ее детство.
— Я полагаю, ты уже обсудила это с твоим отцом. — В голосе Памелы прозвучало ледяное равнодушие.
— Да. Нана и дедушка его родители, в конце концов. — Оливия уже чувствовала усталость. Ее мать имела способность утомлять ее плавным потоком слов. Однако Оливия была решительно настроена не поддаваться.
Во всяком случае, ее отец не пытался встать у нее на пути. Вчера вечером, когда она объяснила свое внезапное решение взяться за проект лагеря «Киога», он поддержал ее и ободрил. Сегодня к полудню приготовления уже шли полным ходом. Она взяла в аренду на лето огромный SUV[9] , организовала работу офиса в свое отсутствие и договорилась с другой фирмой по недвижимости, чтобы ей передавали почту и занимались ее текущими делами.
— Ты убегаешь, — огорчилась ее мать. — Снова.
— Думаю, что да. — Оливия вытащила свой ежедневник и открыла его на странице, которую исписала в такси.
— Дорогая, мне так жаль. — Ее мать выглядела искренне подавленной.
— Да ничего, такое случается. — Иногда Оливии хотелось прижаться к матери и поплакать у нее на плече. Но это ничего не давало. Только не между нею и Памелой. — Мне тоже жаль, мама, — сказала она. — Я знаю, что на этот раз у тебя были надежды.
— О, ради бога, не обращай на меня внимания. — Ее мать издала кудахчущий звук. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, вот и все. Это моя главная забота.
— Со мной все будет в порядке, — заверила ее Оливия. К ее изумлению, в глазах ее матери показались предательские слезы. Она поняла, что Памела приняла это ближе к сердцу, чем она сама. — Это еще не конец света, верно? — сказала Оливия. — В жизни бывают вещи и похуже, чем быть брошенной бойфрендом. И теперь, когда я думаю об этом, я понимаю, что меня даже не бросили.
— Не бросили? — Памела вытерла лоб и щеки салфеткой.
— Рэнд просил меня переехать с ним в Лос-Анджелес.
— Я этого не знала. Дорогая, может быть, тебе стоит подумать…
— Никогда не поеду туда.
— Но когда ты сделаешь этот шаг, когда ты разделишь с ним свою жизнь, вы оба осознаете, что счастливы вместе.
— Я думаю, я осознала, что мы счастливы по отдельности.
— Глупости. Рэнд Уитни превосходно тебе подходит. Я не понимаю, почему ты сдалась без борьбы.
Сердце Оливии упало. Вот что удручало Памелу Лайтси Беллами — она желала, чтобы она была счастлива и успешна любой ценой, даже если это означало борьбу. Даже если это означало скрывать тот факт, что ты сама все еще не оправилась после развода, через семнадцать лет после него.
Однажды, давным-давно Оливия спросила свою мать, счастлива ли она. Вопрос вызвал недоверчивый смешок.
— Не будь глупышкой, — ответила Памела. — Я исключительно счастлива, и было бы несправедливо считать иначе.
Что даже близко не подходило к правде, думала Оливия.
— Я покончила с Рэндом Уитни, — заключила она, — и очень мило с твоей стороны тревожиться обо мне. Но я все решила. Я собираюсь сделать это для Наны. Я хочу взять пару вещей, пока я здесь.
— Это безумие, — сказала ее мать. — Я не знаю, о чем думает Джейн, попросив тебя сделать подобную вещь.
— Может быть, она думает, что я достаточно хороша в своей работе, чтобы принести ей успех.
Памела выпрямила спину:
— Ну конечно, она думает. И она очень счастливая женщина, потому что это место будет выглядеть потрясающе, когда ты его преобразишь.
— Спасибо, мама. Ты абсолютно права.
Разочарование на лице матери было не только из-за Рэнда. Оливия знала, что грядущий юбилей ставит маму в странное положение. Отец Памелы, Сэмюэль Лайтси, был лучшим другом Чарльза Беллами. Может быть, поэтому ее мать завершила развод на бумаге, но никогда в своем сердце. Тесные связи ее семьи с Беллами создали узы, которых она не могла избежать.
— Мама, ты приедешь?
— Было бы проявлением незрелости отказаться.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Оливия. — Все будет отлично. Послушай, мне нужно выудить кое-что из подвала. — Она смотрела в прелестное, невозмутимое лицо матери. — Мои старые кроссовки, — добавила она. На мгновение ее сердце остановилось. — Скажи мне, что ты не выбросила их.
— Я ничего не выбрасываю. Никогда, — улыбнулась ее мать.
Что многое объясняло в Памеле. Ясно, как вчера, Оливия помнила день, когда ее отец съехал. Она все еще могла представить себе, как она выглядела сквозь потоки слез, словно он был по другую сторону залитого дождем окна. Он присел, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Мне пора идти, дорогая, — сказал он ей.
— Нет, не пора. Но ты все равно уйдешь.
Он не стал ее разубеждать. Невысказанное напряжение, которое всегда существовало между родителями Оливии, достигло критической точки. Это должно было стать облегчением, но Оливия облегчения не чувствовала.
— Я оставляю несколько коробок с вещами в подвале, сказал ей отец, — включая мое спортивное снаряжение и лагерный инвентарь. Теперь все это твое.
То и дело она вытаскивала его старый свитер из «Киоги» и надевала его или заворачивалась в шерстяное одеяло, которое пахло шариками от моли.
Оливия села в грузовой лифт, спускаясь в одиночестве в глубины старого здания, и вошла в подвал. Она тут же обнаружила свой шерстяной спортивный костюм. Плотная ткань была покрыта эмблемами «Киоги», каждого лета с 1987 по 1994 год. Большинство скаутов собирали эти нашивки, каждая из которых представляла волшебное лето в лагере. Но не Оливия. Однако она послушно нашивала их, чтобы не обидеть своих бабушку и дедушку. Сами эти заветные нашивки не имели для нее никакой сентиментальной ценности. Нана и дедушка были убеждены, что лагерь был для нее волшебной страной, и они бы расстроились, если бы им сказали, что все иначе.
Оливия отложила в сторону рюкзак и огляделась в хорошо организованной подвальной комнате, заполненной старыми вещами и старыми воспоминаниями. Там были фотографии в рамочке — Оливии и ее отца и кожаные альбомы с наклейкой Беллами. Отодвинув большой тяжелый сундук со спортивной одеждой, которую ее отец оставил ей много лет назад, Оливия открыла крышку и была поражена заплесневелым запахом, которому она немедленно нашла имя: лагерь. Это было незабываемое сочетание плесени, дровяного дыма и запаха гор — композиция, которую не могла уничтожить стирка и которая витала в воздухе.
Обыскивая шкаф, она нашла фонарик, книгу о выживании в пустыне и сгребла винтажную толстовку лагеря «Киога» с капюшоном, на которой было вышито «вожатый» на спине. В семье Беллами недостаточно было быть скаутом. Когда каждый из них достигал определенного возраста, работа вожатого была обязательной повинностью. Отец Оливии, все ее тетушки и дядюшки проводили там летние каникулы во время учебы в колледже, возглавляя лагерные мероприятия днем и устраивая по ночам вечеринки с остальным персоналом. Оливия, ее кузены и кузины делали то же самое до того момента, как девять лет назад лагерь закрыли. Это было лето, которое началось с больших ожиданий, но окончилось бедствием. Она была удивлена тому, как живо она вспомнила запахи и звуки, качество света и тихую гладь озера, головокружительную радость и тошнотворное разочарование, которое она испытала тем летом. «Я с ума сошла, возвращаясь туда», — подумала она.
Она сложила несколько основополагающих вещей в рюкзак: полосатое одеяло, толстовку и старую теннисную ракетку, которую следовало починить. Она собрала деревянные значки с выжженными на них именами скаутов, весла от каноэ, выкрашенные с удивительным умением, на рукоятке автографы других скаутов. Сборники песен, браслеты с дружескими надписями, обгоревшие свечи и безделушки — это было целое богатство.
Для того чтобы придать жилищу обитаемый вид, нужны детали — чем более они подлинные, тем лучше. Вещи вроде этих вернут лагерь к жизни, и она рассчитывала, что ее тетушки и дядюшки внесут свой вклад в коллекцию. В глубине ящика со спортивными снарядами она нашла теннисный кубок, потускневший и потертый. У него был пьедестал, двойные ручки и крышка-купол. Эта вещь будет отлично выглядеть среди трофеев в обеденном холле лагеря, учитывая, что витрина все еще там.