— Ты меня слышал, — сказала она.
— Третий сосок. Это совершенно ненаучно. Ни у кого нет третьего соска.
— Ага. Бебе Блакмун однажды сказала целой группе, что у ее брата три соска.
— Ты это видела? — спросил он с вызовом.
— Ну, мне это было ни к чему. — Она пожала плечами. — Ага.
— Это дерьмо.
Она шмыгнула носом, желая показать, что на нее не производят впечатление его ругательства.
— Готова спорить, что у тебя тоже есть лишний. — Она и сама не знала, зачем сказала это, ведь прекрасно понимала, что это невозможно.
— Как ты догадалась? — спросил он, останавливаясь на тропе и поворачиваясь. Одним стремительным движением он приподнял свою футболку прямо перед ее лицом, и она растерялась. — Хочешь сосчитать их?
Ее лицо вспыхнуло, и она прошла мимо него, глядя прямо перед собой. «Идиотка, — думала она. — Я такая идиотка. О чем я думала?»
— Может быть, у тебя три соска, — предположил он с издевательским смешком. — Может быть, мне стоит сосчитать твои.
— Ты сумасшедший. — Она продолжала шагать.
— Это ты начала.
— Я просто пыталась поддержать разговор, потому что ты совершенно невероятно ску-у-учный.
— О-хо-хо. Это я. Ску-у-учный. — Он скользящими шагами обогнал ее, копируя ее походку. Свою рубашку он заткнул за пояс форменных шортов. С этим своим ремнем и рубашкой, наброшенной словно набедренная повязка, он выглядел как дикарь. Повелитель мух [2].
Он был совершенный хвастун. Он…
Она споткнулась о корень и вынуждена была схватиться за ветку, чтобы не упасть. Он повернулся, и она готова была поклясться, что его рука взметнулась с единственной целью — поддержать ее, но она удержалась, и он двинулся дальше, не касаясь ее. Она уставилась на него, не желая быть грубой или назойливой, но проявляя озабоченность.
— Что у тебя на спине? — спросила она прямо.
— Что? — Мистер Повелитель мух хмуро посмотрел на нее.
— Сначала я подумала, что ты забыл вымыться, а теперь вижу, у тебя на спине большой синяк. — Она указала на его ребра.
Он остановился и изогнулся, его лицо комично исказилось.
— У меня ничего не болит. Подруга, ты вызываешь у меня страх. Лишние соски и теперь фантомные синяки.
— Я смотрю прямо на него. — И хотя он вызывал у нее раздражение, она в то же время испытала некоторое сочувствие ему. Синяк уже проходил. Это было ясно уже по тому, что цвет его, все еще густой в середине, бледнел по краям. — Но когда ты его заработал, тебе, должно быть, было действительно больно.
Его глаза сузились, а лицо окаменело, и одну секунду он выглядел угрожающе.
— Это ничего, — заявил он. — Я упал с велосипеда. Всего и делов. — Он быстро повернулся и продолжал шагать, торопясь, так что Лолли пришлось почти бежать, чтобы поспеть за ним.
— Послушай, я не хотела тебя разозлить.
— Я на тебя не злюсь, — рявкнул он на нее и зашагал еще быстрее.
«Ну вот, — подумала она, — первый день, а у меня уже есть враг». За ним, без сомнения, последуют и другие. У нее был талант вызывать у людей неприязнь.
И хотя Коннор сказал, что он на нее не злится, на что-то он разозлился точно. Ярость была в его напряженных мускулах и резких движениях. Значит, он поранился, катаясь на велосипеде. Однако обычно, когда кто-то падает с велосипеда, он ранит локти и колени, может быть, голову. Но не спину, разве что, падая с холма, наткнешься на что-то очень твердое. Или этот кто-то просто лжет насчет того, что на самом деле произошло.
Она была одновременно заинтригована и разочарована этим мальчишкой. Разочарована, потому что ей отчаянно хотелось, чтобы он ей не нравился, тогда не придется думать о нем снова, все долгое лето. А заинтригована, потому что он был более интересным, чем имел на это право. Он был, похоже, нервным, с этими слишком длинными волосами, низко сидящими штанами, ремнем, починенным изоляционной лентой. И в его глазах было что-то, кроме обычного тупого выражения мальчишки. Те же самые льдисто-голубые глаза, которыми он, как Дэвид Копперфилд, видел что-то в девушке, такой как Лолли, чего она не могла вообразить.
Они повернули вслед за тропой на сто восемьдесят градусов, и их приветствовал мерный шум воды.
— Ух ты, — сказал Коннор, поворачивая голову, чтобы посмотреть на стофутовый водопад, спускавшийся из какого-то невидимого источника высоко вверху, он гремел по камням, и капельки воды образовывали туман. Везде, где пробивался солнечный свет, сияли радуги. — Это потрясающе, — сказал он, его плохое настроение исчезло.
— Водопад Мирскил, — сказала она, повышая голос, чтобы его можно было расслышать за ревом воды. — Один из самых высоких в штате. Пойдем, с моста открывается хороший вид.
Мост Мирскил был построен в 1930 году правительственной рабочей командой. Головокружительно высокий каменный мост аркой простирался над запрудой, внизу с дикой яростью разбивался водопад.
— Местные называют его мостом самоубийц, потому что были случаи, когда люди погибали, прыгая с него.
— Да, точно. — Он, казалось, не мог отвести глаз от каскада, который туманом закрывал тропу на другой стороне, одаривая влагой ковер мха и сочных папоротников.
— Я серьезно. Вот почему здесь цепи ограждают верхушку моста. — Она протиснулась, чтобы встать рядом с ним. — Их вроде бы поставили пятнадцать лет назад, после того, как с него спрыгнули два подростка.
— Откуда ты знаешь, что они спрыгнули? — спросил он. Туман завил его темные волосы и ресницы, делая его еще симпатичнее.
Лолли подумала, сделает ли туман привлекательнее ее. Вероятно, нет.
— Думаю, все это просто знают, — сказала она.
Они добрались до моста и прошли в арку.
— Может быть, они упали случайно. Может быть, их толкнули. Может быть, они вообще не существовали.
— Ты всегда такой скептик? — спросила она.
— Только когда кто-то рассказывает мне какую-нибудь дерьмовую историю.
— Это не дерьмо. Можешь спросить кого угодно.
Она задрала нос и промаршировала до конца моста и к изгибу тропы, не глядя, идет ли он за нею. Некоторое время они карабкались в гору. Они уже серьезно отставали от группы, но ему, похоже, не было до этого дела, и Лолли решила, что ей тоже. Сегодняшнее восхождение не гонка в любом случае.
Она продолжала поглядывать на него исподтишка. Может быть, стоит допустить, чтобы этот парень ей понравился, ну хоть немного.
— Эй, смотри. — Она понизила голос до шепота, когда тропинка пошла вдоль края покрытого анемонами и окруженного березами луга. — Олениха и два детеныша.
— Где? — Он осмотрел лес.
— Ш-ш-ш. Не шевелись. — Она поманила его с дорожки.
Олени не были редкостью в этой части штата, но всегда захватывало дух от вида оленят с большими сияющими глазами. Олениха стояла на открытой поляне, малыши прижимались к матери, пока она щипала листья и траву. Лолли и Коннор замерли на краю поляны и завороженно смотрели.
Лолли жестом показала Коннору, чтобы он сел с ней рядом на упавший ствол. Она бесшумно вытащила бинокль из своего рюкзака и протянула ему.
— Это потрясающе, — сказал он. — Я никогда раньше не видел оленя в дикой природе.
Она спросила себя, откуда он. Нельзя сказать, чтобы олени были редкостью.
— Олененок съедает пищу, равную весу своего тела, в двадцать четыре часа.
— Откуда ты знаешь?
— Читала в книге. Я в прошлом году прочитала шестьдесят книг.
— Круто, — сказал он. — А для чего?
— Потому что пришло время читать больше, — сказала она с высокомерным вздохом. — Трудно поверить, что люди охотятся на оленей, да? Я думаю, они такие прекрасные. — Она сделала глоток из фляжки. Эта сцена перед ними была словно древняя картина: молодая трава, нежная и зеленая, колокольчики и дикие водосборы кивали на ветру. Паслись олени.
— Я могу ясно видеть другую сторону озера, — сказал Коннор. — Хороший бинокль.
— Мой папа подарил его мне. Подарок вины.
Он опустил бинокль:
— Что за подарок вины?
— Это когда твой папа не может прийти к тебе на концерт, чувствует себя виноватым из-за этого и покупает тебе по-настоящему дорогой подарок.
— Ха-ха. Есть вещи куда хуже, чем то, что твой папа пропускает концерт. — Коннор снова посмотрел в бинокль. — Это что, остров посредине озера?