Она прождала еще тридцать пять минут, прежде чем направиться в кухню. Она также была прекрасно оформлена, вплоть до ретродизайна из яблок на чайных полотенцах из винтажного магазина, в котором она частенько бывала. Одним из ключевых моментов было найти подлинные вещи, лишенные поддельного блеска новизны.
Чайные полотенца, выцветшие, но не блеклые, превосходно подошли.
Оливия направилась к буфетной, где расположились импортная паста из «Дин и Делука»[7] , оливковое масло холодного отжима, гранатовый сок и консервированный тунец. То, что Рэнд обычно ел, вроде «Лаки чермз» и копченых равиоли, теперь лежало спрятанное в корзине, которая выглядела так, словно готова была отправиться на пикник.
Она вытащила корзину и схватила пачку «Читос». Один из многих специалистов-диетологов, к которым ее направляли, когда она была круглолицым подростком, консультировал ее об опасностях еды под настроение.
«Черт с ним, — подумала она, залезая в пачку «Читос», из которой пахнуло сыром. — Черт побери все». Для полноты картины она схватила банку пива из стального, без единого пятнышка холодильника «Саб-Зеро», сделала долгий дерзкий глоток и отрыгнула.
Она уже десять минут предавалась разврату с «Читос» и пивом, когда услышала, как открылась и закрылась парадная дверь.
— Эй? — позвал голос от входа.
О хо-хо. Она посмотрела на оранжевую пыльцу, впившуюся в ее пальцы. Она, наверное, легла и вокруг ее рта.
— Я вернулся, — неуверенно позвал Рэнд. Затем: — Bay. Эй, но место выглядит потрясающе.
Оливия выбросила пакет из-под «Читос» и бутылку из под пива в мусорное ведро и бросилась к раковине, чтобы вымыть руки.
— Я на кухне, — отозвалась она, ее голос охрип. — Я сейчас выйду.
Она наклонилась над раковиной, ее волосы сбились на одну сторону, она сполоснула рот, когда он вошел.
— Оливия, ты чертов гений, — воскликнул он, открывая объятия.
Она торопливо вытерла рот чайным полотенцем.
— Да, а ты сомневался, — сказала она и упала в его объятия.
Мгновение он обнимал ее, затем поцеловал в лоб.
— Ты должна стать моим агентом по недвижимости после всего, что ты здесь сделала.
Оливия застыла. Ее сердце заныло раньше, чем понял рассудок. Понимание пронзило ее позвоночник и сжало голову. Было что-то в том, как мужчина обнимает женщину, когда он собирается сделать ей предложение. Осознание заключалось в том, что в его мышцах и во всем его теле было едва ощутимое сопротивление. Ощущение дискомфорта, витавшее вокруг него, было безошибочным.
Она отступила назад и посмотрела в его привлекательное лицо.
— О, мой бог, — сказала она. — Ты решил порвать со мной.
— Что? — Ее проницательность была для него сюрпризом. — Эй, послушай, детка. Я не имею никакого представления, о чем ты говоришь.
Его протест только усилил ее убежденность. Она была права, и они оба это знали. Многие женщины с более сильными механизмами отрицания, чем у Оливии, были не способны заметить предупредительные сигналы. Но не Оливия, только не она со своим чувствительным радаром и только не после двух предыдущих поражений, которые оставили ее истекать кровью. Она была как одна из тех собак, которые натренированы на электрическую ограду. Ей достаточно было обжечься два раза, и она научилась это понимать.
«Читос» и пиво сформировали холодный, неприятный комок в ее желудке. «Это не должно случиться снова», — думала она.
— Я совершенно не поняла тебя. Боже, какая идиотка. — Она еще на шаг отступила от него.
— Помедленней, — сказал он, и его рука, которая легла на ее руку, была такой нежной, что ей захотелось заплакать.
— Сделай это быстро, — огрызнулась она. — Словно срываешь пластырь. Покончи с этим быстро.
— Ты пришла к неверному заключению.
— В самом деле? — Она сложила руки на животе. «Не плачь, — сказала она себе, смаргивая слезы, которые вскипали под ее контактными линзами. — Оставь слезы до подходящего времени». — Ну хорошо. Как насчет того, чтобы рассказать мне, что ты намерен делать после того, как продашь эту квартиру?
Его взгляд бегал по сторонам, задерживаясь на потолке, который она поменяла в два часа дня сегодня пополудни. Это был еще один симптом мужчины в бегах. Он не хотел встречаться с ней взглядом.
— Кое-что случилось, когда я был в Лос-Анджелесе, — сообщил он ей, и, несмотря на то что ему, очевидно, было неловко перед ней, его лицо осветил энтузиазм. — Они хотят, чтобы я переехал туда, Лив.
Она задержала дыхание. Предполагалось, что он скажет: «Я сказал им, что не могу принять решения, пока не поговорю с тобой». Однако она уже знала. С сухой усмешкой, все еще не веря, она произнесла:
— Ты ответил им «да», не так ли?
Он этого не отрицал.
— Фирма собирается создать для меня новую позицию.
— Что, в резиденции для ослов?
— Оливия, я знаю, мы говорили о будущем вместе. Я не отрицаю этого. Ты можешь поехать со мной.
— И делать что?
— Это Лос-Анджелес. Ты можешь делать все, что захочешь.
«Выйти за тебя замуж? Иметь от тебя детей?» Она знала, что это не то, что он имел в виду.
— Вся моя жизнь, моя семья, мой дом, мой бизнес — все здесь, в Нью-Йорке. Я положила последние пять лет своей жизни на «Трансформэйшнз», — сказала она. — Я построила ее. Я не собираюсь просто уйти.
Она подумала о том, чтобы начать все заново. Компьютерная сеть, новые контакты, пиар, реклама самой себя на словах.
Эта мысль утомляла ее. Она наконец-то свела свои рабочие часы до мыслимых пределов, но у нее ушли на это годы. Начать все сначала в Лос-Анджелесе будет даже еще труднее. Здесь ее имя и связи открывали перед ней двери Манхэттена. «Этого не должно было случиться, — подумала она. — Не должно было».
— Скажи, что ты любишь меня, — бросила она ему вызов. — Скажи, что ты не можешь жить без меня. И именно это я имею в виду.
— Когда это ты превратилась в такую театральную деву?
— Знаешь что? — сказала она, отбрасывая волосы и расправляя плечи. — Если бы я достаточно сильно тебя любила, я бы поехала. Я бы с радостью в ту же секунду упаковала свои вещи.
— Что ты имеешь в виду под словами «достаточно сильно тебя любила»? — потребовал он.
— Достаточно, чтобы последовать за тобой куда угодно. Но я тебя не люблю. И это освобождающее замечание, Рэнд.
— Я тебя не понял. — Он провел рукой по волосам. — Это простая ситуация. Ты или переезжаешь в Лос-Анджелес со мной, или нет. Твой выбор.
«Мой выбор», — думала Оливия. К собственному удивлению, она поняла, что у нее есть выбор.
— Ну хорошо, в таком случае, — сказала она, как-то преодолев внезапную, забирающую дыхание агонию, — нет. — И с этими словами она направилась к двери.
На этот раз она справилась вполне достойно — в третий раз. Но если она задержится еще подольше, ее самообладание может ослабнуть. Она прошла через фойе, по артистичному ковру в красный цветок, который добавлял благоприятному впечатлению от входа. Было трудно не заметить иронию этого прекрасно организованного, словно сцена, жилища. Она решила разбить какую-нибудь чертову вещицу, но это было бы так… так похоже на Беллами.
Она пошла к лестнице, чтобы не ждать лифт. Она спускалась по лестнице в первый раз, она прорывалась по ней. Она все еще помнила, как стояла в вестибюле, желая, чтобы он догнал ее с криком: «Подожди! Я был не прав! О чем я только думал?»
Это никогда не срабатывало, разве что с людьми вроде Кэйт Хадсон или Риз Уизерспун. Люди вроде Оливии Беллами спускались по ступенькам.
Она даже не помнила, как приехала на такси домой. Она машинально переплатила водителю и взобралась по лестнице в свой каменный дом.
— О, это нехорошо, — сказал ее сосед, Эрл, поприветствовав ее, когда она шагнула в фойе между квартирами первого этажа. — Вы приехали домой слишком скоро.
Седовласый пожилой человек, который ходил в школу с отцом Оливии, Энтони Джордж Эрл-третий был владельцем здания из бурого песчаника. С тех пор как его вторая жена бросила его, он утверждал, что Оливия — единственная женщина, которую он хотел в своей жизни. Торопясь, исполнить амбиции среднего возраста, он стал брать уроки кулинарии. В данный момент богатый аромат трески и уксуса проникал из кухни, но от этого Оливию только затошнило. Ей хотелось, чтобы она не говорила ему, что сегодня Рэнд собирается сделать ей предложение.