Кэтрин Тейлор - Лето диких цветов

По дороге она могла бы пересечься с Мэттом и поговорить с ним, пока он не подошел к их столику. Роуз ни в коем случае не хотела, чтобы Мэтт встретился с Саймоном, пока тот не узнает всю правду.

– Роуз! – искренне удивившись, воскликнул Мэтт, когда та неожиданно оказалась перед ним, и окинул ее взглядом с ног до головы. – Что ты делаешь в Лондоне?

– У меня здесь дела, – объяснила Роуз, в свою очередь разглядывая его красивую спутницу. Девушка была моложе Мэтта, самое большее лет двадцати пяти, и уж точно в его вкусе. Мэтт, казалось, понял, что Роуз требует их представить.

– Это Келси Джоунс, – сказал он, не вдаваясь в подробности, в каких отношениях находится с девушкой. – А это моя бывшая жена Роуз, – добавил он и снова обратил все внимание на нее: – Почему ты не сообщила мне о том, что ты в городе?

– Я так и собиралась сделать. Собственно, нам нужно срочно поговорить об алиментах для меня и детей.

Хорошенькая Келси заметно вздрогнула при слове «алименты», что, конечно, заметил и Мэтт.

– Нам обязательно говорить об этом прямо сейчас? – прошипел он с явным неодобрением.

– Нет, но мы еще побеседуем на эту тему, – сказала Роуз и уже хотела пойти дальше к лестнице, ведущей вниз, к туалетам, однако Мэтт ее удержал.

– Подожди! Ты здесь одна?

Роуз высвободилась из его хватки.

– Нет. Я с другом.

Она оглянулась на Саймона, который сидел за столиком и, погрузившись в свои мысли, смотрел в окно.

– Ты здесь с Саймоном Филдингом?

Роуз почувствовала, как внутри у нее все сжалось.

– Ты его знаешь?

– Лично не знаком, конечно, – объяснил Мэтт. – Его бюро обслуживает нашу фирму, я его часто видел у нас в здании. Говорят, он очень хороший юрист. А еще родственник графа Чизика.

Мэтт не мог скрыть своего восхищения, и это не удивило Роуз. Тот любил ориентироваться на «важных» людей, к которым по его мнению относился и Саймон. Но казалось, Мэтта смутило то, что Филдинг пришел обедать в ресторан с его бывшей женой.

– А откуда ты его знаешь?

– Не думаю, что тебя это касается, – холодно ответила Роуз. – Прости, сейчас мне нужно идти.

Она снова направилась к лестнице, но Мэтт и в этот раз удержал ее, сжав ее руку почти до боли.

– Это меня очень даже касается. Ты – мать моих детей. Где они вообще?

Заметив искорки ревности в глазах Мэтта, Роуз почувствовала, как в душе разливается холодная ярость. Судя по всему, ему не нравилось, что в ее жизни появился другой мужчина. Что было не лишено изрядной доли иронии: их брак разрушили постоянные измены Мэтта.

– Они остались с моей семьей, которая нас поддерживает, в отличие от тебя, – сказала Роуз и рывком высвободилась. – Дети уже даже больше не спрашивают, когда же ты объявишься, и мы месяцами ждем денег, которые ты нам должен. И не рассказывай, что у тебя тяжелое финансовое положение. Если ты можешь позволить себе привести подружку в такой ресторан, то с алиментами не должно возникнуть никаких проблем.

Лицо Мэтта побелело, он сжал губы. Он ненавидел публичные сцены, да и Роуз вообще-то тоже. Но Мэтт спровоцировал ее, и, в конце концов, она слишком долго терпела его выходки. Поэтому Роуз сжала кулаки и гневно взглянула на него.

– Ты, конечно, можешь вмешиваться, когда речь идет о детях, как бы там ни было, ты их отец. Но ты больше не мой муж, поэтому, будь добр, держись подальше от моей жизни. Пока, Мэтт, и как говорится: ты обо мне еще услышишь.

Она бросила на него последний предупреждающий взгляд, а потом спустилась по лестнице к туалетам. Там она поспешно освежилась и постаралась взять себя в руки, прежде чем подняться обратно наверх.

Вернувшись в зал, Роуз заметила Мэтта и его спутницу за столиком в другом конце зала. Он взглянул на Роуз, но та проигнорировала его и вернулась к Саймону, который ее ждал.

– Извини, что задержалась, – сказала она.

– Ничего страшного. – Саймон пожал плечами, и только теперь она заметила его подавленность. – Наверное, я напрасно произнес свою речь. Я слишком тороплюсь.

– Что? Нет!

Судя по ее реакции, Роуз и вовсе не думала об этом. Но, возможно, на него так подействовало ее странное поведение – она буквально вскочила и убежала после того, как он рассказал о своих чувствах. Роуз потянулась к нему и положила ладонь на его руку.

– Я чувствую то же, что и ты, Саймон. Правда. Я в тебя ужасно влюбилась и больше всего на свете хочу быть с тобой.

Она собиралась продолжить, как вдруг к ее стулу кто-то подошел.

– Простите, что беспокою, – сказал Мэтт.

Он все еще был бледен, но щеки его горели. Это указывало на то, что он едва сдерживает злость. Его глаза пылали яростью. И все же он говорил тихо и сдержанно, так что люди за соседними столиками ничего не могли услышать.

– Значит, ты хочешь, чтобы я заботился о наших детях, Роуз? Но у меня, конечно, это получилось бы лучше, если бы я не видел, как халатно ты относишься к обязанностям матери. Ты должна сидеть с ними, а не развлекаться в Лондоне, – резко бросил он и покосился на Саймона.

Роуз поняла, что Мэтт не просто хочет ей насолить, но одновременно и привлечь к себе внимание Саймона. И это ему, бесспорно, удалось.

– Думаю, при таких обстоятельствах мне стоит подумать о том, не обжаловать ли соглашение о разводе и не пересмотреть ли решение об алиментах. В конце концов, я выплачиваю содержание на троих детей не для того, чтобы ты развлекалась на эти деньги с другими мужчинами.

Не дождавшись ответа Роуз, он развернулся и двинулся обратно к своему столику.

Но Роуз все равно не могла вымолвить ни слова. Эта сцена привела ее в ужас.

И Саймон, видимо, испытывал то же самое, потому что беспомощно смотрел вслед Мэтту.

– Это мой бывший муж, – поспешно объяснила Роуз. – Я как раз хотела тебе о нем рассказать.

Глаза Саймона превратились в щелочки.

– Предполагаю, в связи с этим ты наконец признаешься, что у тебя трое детей?

В его голосе слышался сарказм, и Роуз почувствовала, как внутри у нее все сжалось, когда она заметила разочарование в его глазах.

Зои заметила блестящие бисеринки пота на лбу Гарри Оуэна.

– Может, все же присесть? – глухо спросил он и опустился на диван, словно больше не мог стоять на ногах.

Он ничем больше не напоминал того подтянутого начальника полицейского участка, который несколько дней назад холодно заявлял, что не может позволить Зои ознакомиться со следственным делом даже в порядке исключения. «Теперь же он выглядит скорее неуверенно», – подумала Зои.

– Ваша речь вчера вечером была впечатляющей, – сказал он. – Совершенно верно, истина очень важна. И тот человек, которому Крис посвятил это стихотворение, уже давно должен был вам ее открыть.

– Так вы знаете, что это за человек?

Он кивнул, а Зои думала о том, что рассказала ей во время праздника «Летних танцев» доктор Корби. Неожиданно Зои показалось, что она знает, о чем хочет рассказать ей полицейский, ставший вдруг таким нервным.

– Значит, это все же была ваша сестра?

Гарри Оуэн с удивлением поднял брови, а потом покачал головой.

– Алисия? Нет. Они с Крисом были едва знакомы.

– Но кого же он имел в виду? – не унималась Зои.

Гарри Оуэн глубоко вздохнул.

– Он имел в виду меня.

– Вас?

Зои озадаченно посмотрела на него, а в это время в ее голове начала выстраиваться картина, которую она самостоятельно никогда не смогла бы воссоздать.

– Это в вас он был так сильно влюблен?

Гарри Оуэн кивнул:

– А я в него.

Зои покачала головой.

– Но… почему вы молчали об этом?

Гарри Оуэн беспомощно поднял и опустил руки. Он выглядел подавленным, и Зои видела, что его глаза наполняются слезами.

– Потому что я оказался трусом. Мы оба были такими, по крайней мере вначале. Потому что все как-то не состыковывалось. Крису едва исполнилось двадцать, а мне было уже почти тридцать. Мы боялись собственных чувств. Это было так ново, так волнительно, так захватывающе! И возникало много вопросов. Я родился в очень консервативной семье. Гомосексуальность не вписывалась в картину мира моих родителей. Если кто-то из них и заговаривал об этом, то всегда снисходительно, с ноткой сочувствия в голосе. Словно это было нечто досадное, с чем никто лично не хотел иметь дела. Словно это касалось лишь тех, кто «не совсем нормальный». «Против природы», – так часто говорил мой отец. Он бы никогда не принял того факта, что я люблю мужчину, и в моей сфере деятельности это тоже трудно признать. В полиции преимущественно работают мужчины, и я опасался реакции коллег. Поэтому я долго пытался игнорировать свою склонность. Но это не надоедливая затяжная простуда, которая рано или поздно проходит.