Андрей Матвеев - Летучий голландец

Русский выходит и быстро садится в машину.

Али трогает с места, медленно едет мимо базарчика, справа торгуют коврами и всякими поделками для туристов, слева — фрукты, керамика, опять фрукты.

Хозяйские гости любят ходить здесь и прицениваться.

Иногда даже что-то покупают.

Но этот русский равнодушно смотрит в окно, зачем-то опять достает мятый конверт и изучает его, будто читает какую-то надпись.

Али подглядывает одним глазом, но отвлекаться нельзя, они опять выехали на трассу, петляющую между невысоких гор, уже видно последнюю, самую низкую, почти холмик, за ней дорога становится шире и ведет напрямик к побережью.

Али увеличивает скорость, русский убирает конверт и вновь закуривает.

Дорога сворачивает вправо, начинается пологий спуск, и показывается море.

Океан.

Он светло-зеленый, и от него тянет прохладой, хотя окна машины закрыты и гудит кондиционер.

Но Али знает, что от океана тянет прохладой, тут всегда дует ветерок с воды и не так жарко.

Не за сорок, а меньше сорока.

Возле дороги появляются пальмы, скоро будет въезд в Хар-Факкан, они уже проехали указатель, осталось километров восемь.

русский снова закуривает, Али ставит кассету с арабской музыкой. Вдоль берега ползет деревянное рыбацкое суденышко под парусом, вода становится голубоватой, но все равно со светло-зеленым отливом.

Всё, они въезжают в город, хотя городом это назвать нельзя, длинный бульвар вдоль берега, двухэтажные виллы, а там, в самом конце пляжа, — отель «Океаник», куда Али и должен доставить пассажира.

Останавливает машину у входа в отель, выключает двигатель, берет сумку русского и идет к дверям.

Тот следует за ним и как-то странно осматривается, будто пытается кого-то увидеть, хотя вокруг нет ни одной живой души, почти два часа дня, все отдыхают, самый пик жары. Они входят в пустой холл, Али идет к рецепции, русский следует за ним.

Открывается дверь лифта, и оттуда появляется женщина.

Рыжеволосая, лет двадцати восьми, с очень бледной, но уже прихваченной красным загаром кожей.

Она вдруг останавливается и улыбается русскому, а потом подходит к нему, и они начинают о чем-то говорить.

Али просит у русского паспорт и протягивает его портье, а затем передает своему бывшему пассажиру ключ от номера.

Русскому надо еще заполнить анкету, но он это сделает и без Али.

Время идет, пора возвращаться.

Обратно через горы, на другое побережье, в Дубай.

Али выходит из отеля и направляется к машине, отчего-то думая, выйдет рыжеволосая женщина вслед за ним или нет, но женщина не выходит, и Али садится в машину, достает из пачки очередную сигарету и смотрит, сколько осталось.

Он молодец, он выкурит сейчас лишь седьмую.

А ведь день уже неумолимо катится к концу, и через какие-то четыре часа наступят быстрые сумерки, почти мгновенно переходящие в ночь, впрочем, завтра будет новый день, и — судя по всему — намного серьезнее, ведь хозяин еще утром предупредил его, что завтра они снова должны ехать в Абу-Даби, а это гораздо дальше, чем Хар-Факкан!

Ему понравилось, что по гороскопу она — Телец, а еще ему пришлись по душе длинные, густые темно-рыжие волосы у нее на лобке.

Вначале он даже не думал, что до них доберется; но ему всегда везло с Тельцами, с шестнадцати лет, та, первая, была подругой сестры, ей, как и Мартышке, было уже чуть за двадцать, и она сама ночью пришла в его комнату.

Точно так же, как поздним вечером, уже практически ночью, в его номер пришла Вера, а перед этим они плескались в теплом, искрящемся под луной океане; впрочем, и тогда, много лет назад, они вернулись домой с пляжа — Мартышкина подруга увязалась за ними, и поначалу ему это не понравилось, откуда было знать, чем все закончится.

А вчера он знал.

Точнее — догадывался.

Хотя она уже сказала, что по знаку — Телец, было это после ужина, когда он наконец-то совсем пришел в себя после отупляющей ночи в дубайском отеле, полной то ли зловещих, то ли идиотических кошмаров, будто он не пил перед этим, а закидывался таблетками, причем — горстями, а если и пил, то не два дня, а минимум две недели, потому что подобный бред может догнать тебя только вместе с белой горячкой.

Единственная проблема — надпись на конверте; впрочем, он не помнит, может, она была там сразу, когда грузный всучил ему деньги перед отелем, а что в надписи упомянута сестра Мартышка — так кто знает, скольких сестер в этом мире братья называют по-обезьяньи?

И вообще, его намного больше интересовала знакомая еще по самолету дамочка, внезапно попавшаяся навстречу в холле отеля и сразу же, ничуть не смутившись, сказавшая, что ее приятель завис в Шардже по делам и приедет только через два дня, так что она рада, что здесь появился хоть один русский.

— Я — тоже рад! — ответил он, заполнил анкету на стойке рецепции и проследовал в номер.

Номер оказался намного приятнее, чем в Дубае, отель был другой категории — вроде бы пять звезд, но Максиму было сложно понять, действительно пять или — на самом деле — четыре. В любом случае, такой кровати он еще никогда не видел, да и махровый банный халат, висевший в ванной, настраивал на ощущение нереальности происходящего, будто Максим смотрел кино про самого себя.

Он выключил кондиционер и открыл дверь на лоджию, которая нависала чуть ли не прямо над морской гладью. С пятого этажа вода казалась плещущей где-то совсем далеко, но чувствовался ее запах — свежий, соленый, чуть отдающий фруктами.

А еще ему показалось, что вдобавок он чувствует исходящий от воды аромат кофе, хотя это объяснялось совсем просто: прямо на пляже располагалась кофейня, ее было хорошо видно из номера, туда-то он и отправился незадолго до ужина, и там они и встретились, второй раз за день, — Вера в белом, легком, чуть просвечивающем платье из ткани, напоминающей обыкновенную марлю, сидела напротив входа, хотя входа, собственно, и не было: просто крыша на четырех столбах, а под ней — с десяток маленьких столиков и почти игрушечных плетеных кресел.

И очередной темнолицый в белой рубашке за стойкой с аппаратом эспрессо и большой кюветой, заполненной песком, для варки амброзии в турках.

— Можно? — спросил Банан; вопрос был совершенно излишним, хотя то, что она — Телец, он узнал лишь несколько минут спустя, когда перед ним уже стояла малюсенькая чашечка, на треть наполненная густой, темной, божественно пахнущей жидкостью, а рядом — высокий стакан с водой и льдом.

— Они всегда так мало наливают? — спросила она.

— Здесь так принято! — ответил Банан. — Чем больше кофе в чашке — тем меньше уважения к собеседнику; когда же чашка налита до краев, то это значит, что ты должен выпить и сразу уйти!

— Странные люди, — сказала Вера.

— Другие, — ответил Банан. — Мы для них даже не пришельцы…

— А кто?

— Просто существа, с которыми надо смириться… Мы приносим им деньги, мы покупаем их нефть, мы отдыхаем в их отелях…

— А они?

— Они смотрят на нас и терпят, пока мы не мешаем, по крайней мере здесь, в Эмиратах…

— Их почти не видно, местных…

— У них своя жизнь, — ответил Максим. — Они же не будут стоять за стойкой и наливать прелестным дамам кофе…

Дама прыснула и потянулась к сумочке.

«За сигаретой…» — подумал Банан.

Но ошибся. Вера достала зеркальце и помаду и стала тщательно красить губы.

А потом посмотрела на него и спросила:

— А по гороскопу вы кто?

— Близнец, — ответил Максим, — но ближе к Раку… — И зачем-то добавил: — Два дня назад мне исполнилось тридцать…

— А я — Телец! — парировала рыжеволосая, убирая зеркальце с помадой в сумочку.

Банан улыбнулся.

— Чего тут смешного? — осведомилась дамочка.

— Я люблю Тельцов, — ответил Максим.

Рыжеволосая как-то зябко повела плечами и внезапно спросила его, хочет ли он на море.

— После ужина, — сказал Банан, которому почему-то было удивительно спокойно сидеть за маленьким столиком в почти игрушечном плетеном кресле и смотреть на женщину, сидящую напротив, за спиной которой медленно дышал уже начавший терять к вечеру свою зеленоватую окраску океан.