Елизавета была молода — на вид не старше двадцати пяти, со свежим румяным лицом и рыжеватыми волосами. Она искрилась жизнерадостностью; но в то же время в ней чувствовались глубокая серьезность и неподдельное величие, которые очень шли ей и вызывали восхищение собравшегося народа.
Мы все были очень тронуты ее словами, произнесенными у входа в Тауэр.
— Случалось не раз, — сказала она, — что некоторые из властителей этой страны низводились до участи заключенных в этом месте; я же, быв узницей, возвысилась до положения повелительницы этой страны. Падение тех было актом Господнего правосудия; мое возвышение — актом Его милосердия. Как они должны были нести свой жребий с терпением, так и я должна принять свой, преисполнившись благодарности к Богу и милостивой благосклонности к людям.
Ее речь, полная мудрости, скромности и твердой решимости, приняли бурными аплодисментами все, кто это слышали.
Когда мы ехали обратно в Аббатство, я всю дорогу размышляла о королеве Елизавете, бывшей ненамного старше меня, — о том, какая огромная ответственность легла теперь на нее. Она меня как-то воодушевляла, и я все вспоминала ее слова о том, как она страдала в заключении и как Господь проявил милость и вознес ее от бед и тревог к величию. Я воображала ее узницей, входящей в Тауэр через Ворота изменников и задающей себе вопрос — а она не могла его не задавать, — скоро ли ее поведут в Зеленую башню — как было с ее матерью — и прикажут положить голову на плаху. Как в таком молодом возрасте жить с предчувствием близкой смерти? Эта жизнерадостная молодая женщина, горящая рвением к своему великому делу, — чувствовала ли она себя такой же несчастной, готовясь потерять жизнь, как была несчастна я, потеряв Кэри? Но все кончилось для нее благополучно, и она осталась в живых. Господь был милостив: она вышла из мрачной тени Тауэра, чтобы стать повелительницей всего и всех в этой стране.
Зрелище вступления королевы в ее столицу подняло мне настроение.
За обедом я прислушивалась к разговору, в котором главенствовала Кейт. Она, как всегда, блистала остроумием, и как я ни ненавидела ее, но должна была признать ее неоспоримое обаяние. За столом она была центром притяжения. Однако болтовня ее была слишком вольной. Кто мог знать, что принесет с собой новое царствование и о чем могут донести прислушивающиеся к разговору слуги! Во всяком случае, они занимались доносами при Марии. Какие у нас были основания полагать, что при Елизавете все будет иначе?
— Итак, она, наконец, благополучно достигла трона, — говорила Кейт. — Подумать только, дочь Анны Болейн! Имейте в виду, она похожа на своего августейшего отца. Такой же крутой, горячий нрав. Это видно по цвету волос. Почти одинаковый у обоих. Однажды я танцевала с Его Величеством, ее августейшим отцом, и, знаете ли, я совершенно уверена, что если бы он не был в то время так очарован прелестями Кэтрин Говард, то обратил бы благосклонный взгляд на меня. И тогда все сложилось бы совсем по-другому! Моя мать возразила:
— Возможно, тогда твоя голова давно бы уже рассталась с плечами, Кейт. Нам больше нравится, чтобы ты оставалась в целом виде.
— О, мне всегда везло. Бедная Кэтрин Говард! С плеч полетела ее голова, а не моя. Что за человек! Как он умел отделываться от своих жен!
— Ты слишком вольно говоришь, Кейт, — заметил ее брат Руперт.
Кейт понизила голос с заговорщицким видом:
— Мы должны помнить, — сказала она, — что это дочка Гарри. Гарри и Анны Болейн! Ну и комбинация!
— Наша покойная королева тоже была его дочерью, — вставил слово сын Кейт Николае, которого мы звали Колас.
— О, но при ней, — сказала Кейт, — все, что требовалось, — это быть добрым католиком.
Матушка попыталась сменить тему и завела разговор с моей бабкой о каких-то травах, которые она хотела достать. Бабушка была очень сведуща во всем, что касалось растений, и они тотчас углубились в обсуждение проблем садоводства, но голос Кейт скоро одержал верх. Она стала рассказывать об опасностях, через которые прошла новая королева: как ее будущее висело на волоске, когда Анну Болейн отправили на эшафот, как ее объявили незаконнорожденной и как после смерти Джейн Сеймур три последние жены Генриха были к ней благосклонны, а когда король умер, она поселилась во Вдовьем доме вместе с королевой Екатериной Парр.
— И я полагаю, — продолжала Кейт с лукавой усмешкой, — что неразумно обсуждать то, что там происходило. Бедный Томас Сеймур! Я встречалась с ним однажды. Какой обаятельный мужчина! Неудивительно, что наша принцессочка… но, разумеется, это только сплетня. Конечно, на самом деле она никогда не разрешала ему входить в ее спальню. Все это сплошные сплетни — насчет того, что принцесса произвела на свет ребенка. Кто бы поверил такой чепухе… теперь! Да ведь тех, кто распространяет такие зловредные слухи, следует вешать, колесовать и четвертовать. Повторять эти россказни теперь было бы государственной изменой. Вообразите, когда ей принесли известие, что он погиб на плахе, она сказала:» Сегодня умер человек, в котором было очень много ума и очень мало рассудка «. И причем сказала это так хладнокровно, как если бы он был просто знакомый, как если бы они не были так близки, что ближе некуда! Кейт засмеялась, и глаза ее сверкнули.
— Интересно, как сейчас поживают при дворе. Веселее, чем при Мэри, это уж точно. Наша милостивая повелительница будет стараться доказать свою благодарность Богу, своему народу и судьбе за то, что они сберегли ее для этого высокого предназначения. Она захочет веселиться. Она захочет забыть прежние страхи. Помилуйте, после мятежа Уота Тайлера она была так близка к эшафоту, как я к вам сейчас!
— Все это в прошлом, — быстро сказала матушка.
— От прошлого не уйти, Дамаск, — возразила Кейт. — Оно всегда маячит, как тень у нас за спиной.
« Но, — подумала я, — твои мерзкие грехи бросили тень на мою жизнь, а ты ни разу не оглянулась, чтобы увидеть тень за своей спиной…».
— Кстати, — продолжала Кейт, — вы видели лорда Роберта рядом с нею? Говорят, она от него без ума!
— Сплетни никогда не переведутся, — сказал Руперт.
— Быстро же он вскочил в седло, — засмеялась Кейт, — но чего еще ожидать от сына Нортамберленда?
Я смотрела на тетю Кейт с растущим негодованием. Как безрассудна она была, как легкомысленна! Ее неосторожные речи могли навлечь серьезную беду на наш дом. И уж конечно, сама-то она ускользнет целехонькой. Все, о чем говорилось за столом, напоминало мне о моей трагедии.
Когда Кейт и Колас вернулись к себе в замок Ремус, я почувствовала себя лучше — не счастливее, конечно, просто мне стало легче на душе оттого, что уехала Кейт.
Стоял ноябрь, и в саду почти нечего было делать. Меня не покидала тоскливая апатия. Аббатство казалось мне унылым, мрачным. Сам дом, выстроенный, как замок, и похожий на замок Ремуса, которым владел теперь Кэри, все больше превращался в настоящий домашний очаг с тех пор, как из него ушел отец. Но, когда я смотрела из окон на трапезные, дортуары и рыбные садки, мне все здесь казалось чужим.
Теперь интересы матери целиком сосредоточились на мне. Ее самым большим желанием было залечить мою сердечную рану и указать мне новый жизненный путь. Чтобы сделать ей приятное, я делала вид, что преодолеваю боль и примиряюсь со случившимся. Но она слишком любила меня, чтобы обольщаться на этот счет. Она пыталась пробудить во мне интерес к науке о травах, которую переняла от своей матери, к вышиванию, к изготовлению тканых ковров, но, найдя, что у меня нет склонности к таким занятиям, решила поделиться со мной своими заботами, и это было величайшей помощью, какую она могла мне оказать.
Однажды я сидела в своей комнате, когда она вошла с мрачным лицом. Я вскочила в тревоге, и она сказала:
— Сядь, Кэт. Я пришла потолковать с тобой. Я снова уселась. Помолчав, она начала:
— Я очень беспокоюсь, Кэт.
— Я это вижу, матушка. Что вас так тревожит?
— Будущее… Сегодня я слышала, что епископ Винчестерский арестован.
— За что?
— Ты, конечно, понимаешь, что раздоры на почве религии будут продолжаться. Епископ — на стороне папы. Идет все та же старая игра в перетягивание каната. О, Боже, я так надеялась, что мы уже пережили эти страшные времена!
— Но, матушка, говорят, что молодая королева намерена проявлять терпимость!
— Монархи редко проявляют терпимость, если их тронам угрожает опасность. Их окружение состоит из честолюбцев. В нашей семье было достаточно трагедий, Кэт. Мой отец поплатился головой за то, что укрывал католического священника; отчима сожгли в Смитфилде за приверженность протестантизму. Ты знаешь, что Эдуард — католик. Когда Хани выходила за него, она приняла его веру. В прошлое царствование это было безопасно. Но теперь у нас на троне другая королева.