— У тебя завтра встреча с представителями ВАДА.
— И что?
— Я хочу быть рядом.
— Лев, ты всегда рядом. На протяжении всей моей жизни. Даже на расстоянии ты всегда был моей незримой поддержкой. Все мои соревнования, все мои победы только этому благодаря. Понимаешь?
Сегодня точно не Новый год? Иначе с чего бы мне судьба преподносила такие подарки? Смотрю на нее испытывающе. Интересно, она хоть отдаленно представляет, что со мной делают такие признания? Какие чувства будят в душе?
— Ты уверена?
— На все сто. Я справлюсь. Это мой бой.
— Я не хочу, чтобы ты сражалась одна.
— А я не одна. Больше нет. Да и охрану ты мне организовал серьезную.
И смотрит на меня так… Вопросительно, что ли?
— Я прошу тебя, если вдруг тебе хоть что-то понадобится…
— Обязательно.
— Я заеду перед тренировкой. Что тебе привезти?
— Наушники. Мои поломались, а я как раз собиралась подобрать музыку для новой программы. Хотя теперь… Мне не для кого ее ставить, ведь так?
Вика подняла растерянный, непонимающий взгляд. Похоже, до нее только сейчас стало доходить, что ее жизнь действительно изменилась.
— Я обязательно привезу наушники. И ты обязательно найдешь, для кого ставить свои программы. Это же Канада, детка! Тут все катаются на коньках.
Вика немного взбодрилась после моих слов и, отвернувшись к стене, прошептала:
— Спокойной ночи, Лайон. Жду наушники.
— Эй! — возмущаюсь. — Я — Лев.
— Лев по-английски Лайон, разве нет?
— Имена не переводятся, темнота.
— А твой… Друг тебя так называл.
— Ти Джей? Он так прикалывается. Я его Шоколадкой называю, он меня — Лайоном.
— Странно, — шепчет Вика и засыпает.
Выхожу из палаты, в коридоре сидит Ти Джей.
— Слава Богу. Я думал, вы уже не расстанетесь. Ты, правда, собираешься пропустить тренировку?
— Нет. Вика не разрешила.
Ти Джей толкает меня в плечо, направляясь к выходу, и комментирует:
— После этого она мне нравится гораздо больше.
Выходим на улицу. Подходим к пижонской Audi R8 Spyder, Ти Джей выключает сигнализацию, и мы несемся в сторону дома. В голове одно желание — спать.
Все утро кувырком. Просыпаюсь с трудом. Выгляжу соответственно. Сэм меня убьет. Набираю Вику.
— Привет. Не разбудил?
— Какой там. С меня уже литр крови выкачали на анализы. И УЗИ сделали.
— И как результаты? — настораживаюсь.
— Вот ты мне и расскажешь. Я медицинскую терминологию и на родном языке не воспринимаю, не то, что на французском.
— Я скоро приеду. Только куплю тебе новую симку.
— Не торопись, золотой. Будь внимательным на дороге.
— Спасибо, мамочка, — шучу, и только потом понимаю, насколько нелепа эта шутка в нашей с ней ситуации. Придурок. Я вам говорил, что это мое второе имя?
На том конце провода воцаряется молчание, видимо, я и правда сморозил что-то за гранью. И что теперь?
— Вик? — голосом побитой собаки.
— Тут ко мне пришли, не могу говорить. До встречи.
И сбрасывает. Я завожу свой Range Rover. Несколько минут на покупку симки и букета эустомы. Газую так, что багряные осенние листья разлетаются в разные стороны. Резко притормаживаю у любимого бистро, покупаю традиционные канадские оладьи с кленовым сиропом и два стакана латте.
Собравшись с силами, захожу в палату.
— Смотри, что я тебе принес. Настоящий канадский завтрак.
— Ух, ты, — деланно бодрится Вика.
Я ее знаю, как облупленную. Поэтому ее показная бравада без наркоза режет мне сердце. Я таки придурок. Ставлю угощения на прикроватный столик и набираю в вазу воды, чтобы поставить цветы.
— Вик…
— Не надо, Лева. Не сейчас.
— Ладно, — соглашаюсь беспрекословно. — У меня совсем немного времени.
Вика понятливо кивает, открывая свой кофе.
— Я приглашу врача сюда, чтобы перевести все интересующие тебя вопросы, хорошо?
Девушка пожимает плечами, по-видимому, соглашаясь. И я выхожу за дверь. Тут же меня встречает абсолютно лысый мужчина. Викин лечащий врач. Пожав друг другу руки, мы возвращаемся в палату.
То, что говорит мне док, несколько выбивает почву у меня из-под ног. Да что там… Я понятия не имею, как об этом вообще заговорить с Викой. Случившееся отравление негативно сказалось на работе практически всех органов. Особенно пострадала печень. Но, за счет вовремя полученного лечения, даже эти последствия удалось минимизировать. Критично другое. Перевожу растерянный взгляд на любимую и вижу — она поняла врача и без перевода.
— Я поняла, Лева… Можешь выдыхать.
— Это же не приговор, Вик. Пятьдесят на пятьдесят. Сейчас такие технологии, что, если не получится зачать… ээээ традиционным путем…
— Лев, я все понимаю. Спасибо.
Она смотрит на меня, и я действительно вижу, что она благодарна. Пусть даже за такую неуклюжую поддержку. Беру ее за руку и говорю со всей уверенностью, на которую только способен:
— Мы справимся. Захочешь малыша — получишь. Как только будешь готова.
Ее глаза расширяются. Не уверен, что это именно те слова, которые она ожидала услышать. Но… Я не мог их не сказать.
— Ты узнала все, что хотела?
— Да.
— Тогда давай уже отпустим доктора и поедим. У меня совсем не осталось времени.
ГЛАВА 9
Сразу же после ухода Льва ко мне пожаловали представители ВАДА. Разговор выдался тяжелым. Хотя, вроде бы, и готова была, и осознавала, на что иду. Но… Рассказывать о том, что люди, с которыми ты работал на одном поприще, многих из которых знал лично, а некоторых даже уважал, замешаны в настолько грязной схеме… Это реально тяжело. Я испытывала двоякие чувства, передавая пароли от облачного хранилища, в котором до этих пор сберегались собранные мною доказательства. С одной стороны, я была убеждена, что поступаю правильно. С другой — понимала, что из-за возможных санкций, таких, как снятие сборной с предстоящей олимпиады, пострадают и честные спортсмены. А я, как никто другой, знала, каким ударом это может стать. Меня тоже пытались снять накануне Олимпиады. Это колоссальный стресс для спортсмена. Это то, чего нельзя допускать в обычных условиях.
Наш разговор с ВАДАвцами длился более двух часов. Сказать, что я устала — ничего не сказать. Кое-как дождавшись их ухода, я, наконец, прилегла. Несмотря на усталость, сон не шёл. Возможно, виной тому были мысли, роем кружащие в моей голове. Сконцентрировавшись на банальном выживании, я не думала о том, как буду жить дальше. Чем заниматься? Теперь же все эти вопросы встали передо мною, что называется, “в полный рост”. Я растерялась… И ужаснулась. Мне тридцать два года. Я оказалась в чужой стране с двумя сменами белья и паспортом. Ни жилья, ни работы, ни каких бы то ни было перспектив. У меня, конечно, были кое-какие деньги на карте, но кто знает, не перекроют ли мне доступ к личному счёту? Я бы даже этому уже не стала удивляться.
А ещё с вероятностью в пятьдесят процентов я не смогу зачать. Не то, чтобы теперь это было уместно, с моими-то проблемами, но… Я безумно, маниакально хочу ребёнка. Как ненормальная, заглядываюсь на чужих малышей, представляя, какой мамой я могла бы стать.
Лев выбил меня из колеи, назвав “мамочкой”. Я понимаю, что он дурачился, и, возможно, раньше я бы не придала этим словам значения, лишний раз убедившись только, что модель «мать — сын» всегда будет стоять между нами. Но сейчас… Это было действительно больно. Ведь беременность стала для меня чудом. Благословением небес. Счастьем, которого я уже давно не испытывала. А когда потеряла ребёнка… Свет померк. Однако меня лишили возможности оплакать своего не рожденного малыша. Практически все время, после выкидыша, я была вынуждена думать исключительно о выживании. Сконцентрировавшись на этой задаче, я гнала от себя все другие мысли и чувства. И вот теперь они обрушились на меня камнепадом. В груди что-то сжимается, комок подкатывает к горлу, и впервые за долгое время горькие, злые слезы прорывают платину моей сдержанности. Я плачу от боли, от бессилия, от страха… За что?! Почему я?