— Ты можешь идти, я посмотрю за ней.
Она выглядела неуверенно.
— Ты раньше хоть раз присматривала за двухлеткой? С ними может быть сложно.
Я моргнула.
— Ты планируешь провести в уборной весь день?
Женщина захихикала.
— Нет, пару минут.
Я подошла к кофемашине и наполнила кружку.
— Ну и прекрасно. — Сев на место, которое она только что освободила, я заверила ее: — С нами все будет хорошо, — я улыбнулась малышке, чьи ресницы заставят обзавидоваться даже взрослую женщину. — Итак, крошка, полегче со мной, я новичок.
Лидия ответила на это, наложив в свою маленькую ложку немного еды и протянув ее ко мне, что-то бормоча в это время.
Я была тронута ее предложением. Я улыбнулась шире.
— Нет, малышка. Это твой ланч, — я подняла кружку. — А вот это — завтрак Мины.
Но она заупрямилась, пихая ложку вперед сильнее, чем раньше. Я покачала головой.
— Я уверена, это очень вкусно, но я не могу.
Она пихнула ложку сильнее и сказала что-то типа:
— Yest, Eena. Yest
Я отстранилась, удивленная.
— Ты только что сказала Мина?
Она пробормотала:
— Eena. Zhena. Eena. Eeeena. Yest.
Я широко улыбнулась.
— Ты ведь сказала мое имя, да? Умничка.
Позади меня раздался голос:
— Она хочет, чтобы ты поела с ней.
Шокировано ойкнув, когда все мое тело дернулось от перепуга, я подняла руку к груди, повернулась и увидела Льва, который прислонился к дверной раме, что вела в прачечную, и наблюдал за нами двумя.
— Ты до жути напугал меня. Давно ты там стоишь?
Он вошел в комнату, и я практически проглотила язык. Лев в костюме был обалденным, но Лев с взъерошенными каштановыми волосами, в серых свободных трениках с низкой посадкой на бедрах, в черной мокрой от пота футболке, которая обтягивала его грудь, — просто незабываем.
— Достаточно, чтобы понять, что дети пугают тебя.
Я только хотела начать отрицать это факт, когда Нас впорхнула в заднюю дверь. На ней была крошечная, просвечивающая белая футболка, которая открывала вид на ее пупок, ее черный лифчик был виден любому, у кого были глаза, а также на ней были синие джинсы и сандалии на сплошной подошве песочного цвета. Сняв с себя огромные очки, она указала на меня.
— Ты. Поднимай задницу, шагом марш в душ и одевайся. У нас куча дел.
Я посмотрела на нее, потом на Льва.
— Да?
Она кивнула.
— Ты и я, в клуб, делать напитки. Мы, возможно, будем слишком пьяны, чтобы работать вечером, но, эй — она пожала плечиком, затем хитро ухмыльнулась, — я готова рискнуть.
Я прикусила внутреннюю часть губы.
— Я на самом-то деле хотела поговорить с вами, ребята, об этом, — я откашлялась и начала: — Уверена, вы видели меня вчера. Я пыталась делать все хорошо. Правда, но не думаю, что могу сделать это. — Я сделала паузу, затем добавила: — Я разбила столько бокалов, что Аника взяла на себя вину за последний. Затем меня отправили в конец бара «изучать» гид по напиткам. — Я невесело рассмеялась. — Я ж не тупица. Я поняла, они отправили меня подальше от бара, чтобы я им не мешала. Никто не нанимался нянчиться со мной.
Тишина, затем заговорила Нас:
— Ой, вах-вах-вах. Бедняге Мине так сложно подавать напитки. Кто-нибудь пожалейте ее.
— Эй! — раздраженно вставила я.
Лев нахмурился.
— Тебе не нравится работа?
— Я не могу работать, если буду постоянно ронять бокалы направо и налево, — объяснила я, умоляя его голосом понять.
Нас покачала головой, выглядя расстроенной.
— Я не думала, что ты одна из тех девчонок, которые ноют, постоянно жалея себя.
— Я и не такая, — отрезала я.
— Тогда, черт побери, шевелись, дорогая, — абсолютно спокойно пробормотала она. — Ты собираешься упасть с лошади и позволить ей затоптать тебя? Или ты собираешься выпрямиться в седле и показать ей, кто хозяин? — я молча закипала, и по самодовольному выражению лица Настасьи было видно — она просто обожала каждый момент всего этого. Она ухмыльнулась. — Усмири лошади, Мина, Мина. Сделай это.
Я встала и вылетела из кухни, практически сбивая по пути Миреллу.
***
Днем в клубе все ощущалось не так. Без музыки и с кучей людей, которые пополняли запасы бара, натирали полы, вытирали столы и стулья, давления не было. Мои плечи были расслаблены, и я не чувствовала напряжения.
После того как Нас наорала на меня, что я заметила было ее фишкой, я пошла наверх, распустила волосы, надела пару черных джинсов, белые шлепки, белую футболку и свой карамельного цвета свитер, который свисал с одного плеча. Поскольку я увидела, в чем была Нас, я решила, что обычный стиль одежды будет в самый раз.
Когда мы вошли внутрь, я встретила двух охранников, Брика и Томми. Брик стоял на входе, когда я в тот самый первый раз вошла в заведение. Он был милый, но серьезный, и я была больше чем рада, что он не узнал меня. Я собиралось спросить, почему они зовут его Брик, но это было очевидно. Он был сложен как кирпичный дом (прим.перев. brick с англ. кирпич).
Томми же мог из серьезного превратиться в забавного за долю секунды. Он был высокий, но сложен не так, как Брик, но когда он хмурился, то мог до смерти напугать кого угодно. Он взял мою руку и поцеловал тыльную сторону, удерживая ладонь слишком долго. Прошло уже много времени, с тех пор как мужчины выказывали свою заинтересованность во мне. Мне было приятно, и я хихикала как школьница, мои щеки пылали, а улыбка не сходила с лица.
Нас засмеялась надо мной, когда я обдула лицо руками, направляясь к бару. Она толкнула меня плечом.
— Тебе лучше привыкнуть к тому, что парни ведут себя так рядом с тобой. Особенно с таким-то лицом как у тебя.
Я была сбита с толку.
— Что ты имеешь в виду?
Она приподняла бровь.
— Напрашиваешься на комплимент? — Но когда я опустила голову, нахмурив брови в смятении, она пробормотала, будто сама себе: — Господи Боже, да она не понимает. — Прежде чем я смогла ответить, она потянула меня к зеркалу в фойе. К счастью, поблизости никого не было, когда она поставила меня перед ним и встала за мной. — Что ты видишь, когда смотришь в зеркало?
Я ненавидела свое отражение. Я была похожа на свою маму, и это было ужасно жестоко, потому что я скучала по ней больше всего на свете. Я любила ее до самого последнего дня ее болезни, и когда она умерла, моя любовь превратилась в притворное безразличие. Я притворилась, что было не больно потерять ее, мою маму, моего лучшего друга, хотя это и была сплошная агония. Каждый вдох, что я сделала за следующий год, показал разницу. Моя жизнь больше не была прежней. Мама была настоящим солнышком. Заботилась обо мне, когда я была больна, и смешила, когда мне было грустно. Я зависела от нее. Она была всем для меня. А затем она умерла.
Я разглядывала свой подбородок, а затем пожала плечами.
— Не знаю.
— Посмотри же на себя. Я имею в виду, по-настоящему посмотри, — Я посмотрела на свое отражение, и она спросила: — Разве ты не видишь? Ты хоть представляешь, насколько ты привлекательная?
— Я выгляжу как моя мама, — прошептала я.
Нас мило улыбнулась.
— Готова поспорить, она была красавицей.
Она была.
— Она была симпатичной.
— Ты видишь? — предположила тихо Нас. Я покачала головой. Она положила пальцы под мой подбородок, подняла его, и мое отражение оказалось прямо перед моими глазами. — Лучше посмотри. — Она встала возле меня. — У тебя утонченные скулы. Твоя кожа безупречная и сливочная как фарфор. У тебя маленький ротик, но с пухлыми губками, которые, бьюсь об заклад, вызывают у мужчин разные пошленькие фантазии. — Мой румянец стал сильнее. — Твои волосы гладкие и блестящие, и темные, но не совсем черные. Твои большие зеленые глаза и длинные ресницы придают тебя экзотичности и загадочности. И я думаю, когда ты наберешь вес в свое крошечное тельце, у тебя будут изгибы во всех нужных местах. — Она положила руки на мои плечи и сжала их. — Ты крышесносна, Мина. И даже не осознаешь этого.
Ее речь заставила меня по-настоящему взглянуть на себя. Я никогда не считала себя красивой. Я всегда думала, что я... ну ничего такая. Но когда она деталь за деталью все описала мне, вероятно, так и было. Я увидела это в первый раз.
— Я симпатичная? — осторожно поинтересовалась я, разглядывая свое отражение.
— Ну а теперь ты уже напрашиваешься, — застонала она, толкнув меня в бок, тем самым вынудив меня слегка споткнуться и засмеяться. — Ты маленькая засранка. — Она захихикала и пошла к бару.