С этой секунды я на него не смотрела и смотреть не собиралась. Так было легче без его глаз звериных с тяжелым и невыносимым взглядом. А еще я не хотела, чтоб он увидел в моих глазах страх. Потому что я дико его боялась. До дрожи в пальцах и судорог в животе. Господи… неужели он заявит на меня свои права? А если я откажусь? Меня изобьют и возьмут насильно? От панического ужаса по телу прошла дрожь.
Я содрогнулась от одной мысли, что этот монстр может прийти ко мне в спальню. Можно было не смотреть ему в глаза, потому что я и так чувствовала его взгляд кожей, он смотрел на меня, прожигал насквозь. Но Макс молчал, и я предпочла сидеть тихо и не задавать вопросов, потому что боялась получить ответы. Я все еще пребывала в состоянии шока после той правды, что открылась мне так неожиданно. Это был ощутимый удар по моей психике. Настолько сильный, что я с трудом держала себя в руках. Если бы я могла сейчас на ходу выпрыгнуть из машины, я бы так и сделала. Но он сидел рядом, и все двери были заблокированы, я сама слышала этот щелчок. Положила руку на кресло и почувствовала, как она предательски дрожит, в ту же секунду ее накрыла его ладонь, и я интуитивно одернула к себе с такой силой, что сама отшатнулась к дверце машины. Он расхохотался, и мне захотелось зажать уши руками. Его хохот звучал как издевательское карканье.
Когда мы приехали, Максим по-хозяйски взял меня под локоть и провел в дом. Охрана и слуги вежливо здоровались. Они меня помнили, а я их нет. Они казались мне такими же жуткими, как и их хозяин. Но по сравнению с ним, они просто щенки, готовые выполнить любое его указание, и я не сомневалась — если он прикажет им разорвать меня на части, они так и сделают. Не раздумывая. Потому что они испытывали дикий страх и фанатичное чувство преданности. И я не могла понять, чем он заслужил подобную преданность.
— Я хочу к себе в комнату, — тихо попросила я. Не решаясь обвести взглядом дом и сжимая руки замком между собой.
— Здесь все комнаты твои, но ни в одной из них ты не жила. Ведь у нас была общая спальня, малыш.
Я вскинула голову и посмотрела ему в глаза — как же всегда тяжело выдерживать его взгляд. Я не выдерживаю и всегда отвожу свой первая.
— Тебе постелют в любой из комнат.
А можно где-то очень далеко от тебя?
— Иногда ты спала в комнате Таисии. Там есть твои вещи. Я прикажу перенести все остальное.
— Таиисии?
Переспросила, и имя невольно заставило внутри что-то дрогнуть. Сердце наполнилось чем-то необъяснимо хорошим. Наверное, я ее знала.
— Да. В детской. Когда мы пытались отучить нашу дочь спать с нами. Сейчас она у Фаины.
Дочь. Боже… боже мой. Это непостижимо уму. У меня есть дочь. Как такое может быть? Как ужиться и смириться с этой мыслью? И сердце дергается и щемит. Мой ребенок. Я ведь любила ее… даже сейчас внутри есть отголоски этой любви. Значит, мой мозг хотя бы что-то сохранил. Нечто святое и нежное, что не стирается никогда.
— Спасибо. Я поживу там, да.
— Вот и отлично, она находится рядом с нашей спальней. Я проведу тебя туда, все остальные вещи привезут ближе к вечеру. Я уже распорядился. Вечером я покажу тебе весь дом.
— А можно не показывать? Я не хочу пока что ничего рассматривать. Я не готова.
Снова почувствовала, как жжет меня своим невыносимым взглядом.
— Как же тебя качественно обработали, что каждая секунда со мной превращается для тебя в пытку. А раньше ты говорила, что дышать без меня не можешь…
Его голос дрогнул, а я стиснула пальцы между собой до хруста. Он лжет. Я не могла ему такое говорить. Не могла. Но и сказать этого вслух не смогла, я не знала его реакции. Я ее боялась.
— Можешь ничего не говорить. В отличие от тебя, я прекрасно знаю, о чем ты думаешь. И перестань дрожать. Никто тебя здесь не обидит.
Прозвучало неубедительно… очень неубедительно после всего, что я видела там… после того, как видела себя саму на фото, утыканную трубками, с руками синими от гематом и следами пальцев на скулах и на горле. Содрогнулась от ужаса и даже не посмотрела на него.
Максим остановился напротив двери и толкнул ее от себя. Мы вошли в просторную спальню, и я на секунду замерла. Да. В этой комнате жил ребенок. Все с любовью обставлено светлой мебелью, на полках игрушки, шторы украшены рюшами, ковер с изображением героев мультфильмов. Почему-то здесь мой страх немного отступил. Я прошла внутрь и одернула шторы, впуская солнечный свет. На полке возле письменного стола стояли несколько фотографий в серебряных рамках. Я подошла ближе и взяла одну из них в руки. Со снимка на меня смотрела светловолосая малышка, очень похожая на меня саму. Сердце сжалось и пропустило несколько ударов, в нем что-то шевельнулось. Щемящее, нежное. Где-то вдалеке.
— Это Тая. Мы фотографировали ее в день рождения всего лишь год назад.
Я повернулась к Максу. О господи… это наш общий ребенок. Мы делили постель, мы зачали ребенка. Это похоже на кошмар. Или не делили? Возможно, он брал меня силой.
— Сколько ей?
— Два года.
Я поставила фото на место.
— Она скучает по тебе. Она очень маленькая и не может уснуть без тебя по ночам. Она спала с нами обычно в нашей постели. Посередине. Потом я уносил ее в детскую… чтобы… На хер, это не важно все.
Я дышала очень тяжело, он намеренно сказал все таким тоном, чтобы я почувствовала угрызения совести? Или мне кажется в его голосе горечь. Господи, кому верить? Что это за спектакли или испытания, и почему все это происходит со мной?
— Ты вернешь ее теперь домой?
— Ты увидишься с ней, когда будешь к этому готова. Не уверен, что сейчас это было бы к месту, судя по твоей реакции и на меня, и на наш дом.
— И кто определит, насколько я готова к встрече с моим ребенком? Ты?
— Да. Я.
— Я в этом даже не сомневаюсь. Теперь я хочу знать — кто я в этом доме? Хозяйка или…
— Хозяйка, если я не решу по-другому, ты всегда была и будешь в этом доме хозяйкой.
Можно было даже не сомневаться, что все зависит только от него и его решений. Впрочем, разве раньше было иначе? Одного не пойму, как я с этим мирилась?
— Я хочу уточнить. То есть я совершенно свободный человек и могу уходить, когда и куда хочу?
— Ты не можешь уходить, когда тебе вздумается, потому что это опасно. Ты можешь уйти с моего разрешения и с охраной.
— Значит, хозяйка и свобода — это лишь иллюзия. Весьма интересно. А если я не хочу здесь жить с тобой? — выпалила ему прямо в лицо, ощущая, как внутри поднимается волна протеста.
— Тебе кажется, что ты не хочешь, — вкрадчиво очень тихо, при этом взяв меня за руку чуть выше локтя, — у тебя потеря памяти, и ты можешь наделать кучу глупостей, а мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой что-то произошло, малыш.
— А можно обо мне позаботится кто-то другой? Или мои пожелания здесь не учитываются?
Вот теперь его взгляд стал убийственным.
— Нельзя. Кто-то другой до этой секунды отвратительно справлялся со своими обязанностями, маленькая.
"Малыш" и "маленькая" не знаю, что из этого меня раздражало больше. Он словно клеймил меня этими словами, ставил на мне печать принадлежности ему.
— Значит, я под арестом?
— Под арестом. Если тебе нравится именно такая формулировка, я не стану тебя разочаровывать. Я вообще люблю угождать хорошеньким женщинам. В особенности своим.
Он сказал это во множественном числе, и меня передернуло. Еще и изменял мне, и даже этого не скрывает.
— Пока к тебе не вернется память, я позабочусь о тебе.
— Значит, ты меня оберегаешь от меня самой? Как благородно.
Его зрачки сузились, и на резко очерченных скулах заиграли желваки.
— Благородно? Пожалуй, сочту это за комплимент. Несмотря на тот сарказм, с которым ты это сказала. То, что показали тебе эти служебные шавки, кардинально отличается от правды. А точнее, они вывернули правду так, как им было удобно, чтоб ты сделала то, что они хотят.
Я усмехнулась:
— Это значит, что вы ведете честный образ жизни, и все, что я видела, видеомонтаж? Ты считаешь, что я потеряла память или потеряла мозги?
Макс облокотился о косяк двери:
— Нет, это значит, что у всего есть свои причины и свои логические объяснения.
— Какое логическое объяснение может быть тому, что ты на моих глазах чуть не убил людей?