Но я начал любить и утро, и вечер, и день, и каждую секунду долбаного времени, потому что она здесь со мной под одной крышей живая… Все остальное такая херня. Все остальное поправимо. Я так думал… пока меня не скрутило в дичайшем приступе невыносимого желания увидеть, как она спит. Разбудить ее, как раньше. Я сам приготовил ей кофе с молоком, как она любит, и пожарил яичницу с беконом. Да, повар из меня не ахти какой, но это я делать научился.
Поднимался к ней с подносом в руках. Ромашкой в стакане с водой и с этой яичницей. И боялся… да, как тупой болван, я боялся, что она сейчас наденет мне на голову этот поднос и пошлет меня к такой-то матери из ее комнаты. Но мне повезло — она спала. Не услышала даже, как я открыл дверь своим ключом, как зацепился за край ковра и чуть не растянулся там с этим дурацким подносом, как поставил поднос на тумбочку и сел рядом с кроватью, придвинув кресло и покручивая между пальцами ромашку. Смотрел на нее, как ошалевший от голода нищий, как одичавший в пустыне смотрит на мираж. Я жрал ее взглядом и сам не понимал, что у меня ноздри раздуваются, и что я дышу, как паровоз. Меня возбудило ее голое плечо со спущенной лямкой ночнушки. Возбудило до одурения, и я скрипел челюстью от желания жадно впиться в него губами, оставить на нем засосы, содрать эту ночнушку и… От возбуждения мне казалось — у меня дрожат даже кончики волос.
В этот момент она подскочила на постели, как от кошмарного сна. Но как только открыла глаза, тут же вскрикнула и завернулась в одеяло. Увидела меня, шарахнулась, как от прокаженного, и к похоти примешалась едкая горечь с неконтролируемой яростью.
— Что ты здесь делаешь? — закричала она и беспомощно осмотрелась по сторонам в поисках одежды. А я с садистским удовольствием отметил, что ее одежда слишком далеко, и ей придется ради этого встать и пройти через всю комнату вот в этой полупрозрачной ночнушке. Я бы сдох, если бы сейчас увидел ее грудь.
— Захотел принести тебе завтрак в постель. Как раньше.
Она нервно усмехнулась.
— А ты носил мне завтрак в постель?
— Конечно. Иногда после бурного секса на утро у тебя болели ножки и между ними до такой степени, что я даже носил тебя в душ.
Ее щеки стали пунцовыми, а я чуть не застонал вслух от того, что представил себе ее распахнутые в стороны длинные ноги.
— И ты считаешь, что имеешь право вот так заходить и сидеть здесь, когда тебе вздумается?
— Я имею гораздо больше прав, и ты об этом прекрасно знаешь. Я мог бы ими воспользоваться, но ПОКА не стану этого делать.
Минута очарования была разрушена.
— А потом ты будешь предъявлять свои права насильно?
В глазах неподдельный страх, а мне хочется за это заставить ее орать от наслаждения подо мной.
— Нет. Это скучно, слишком быстро и неинтересно.
Я встал с кресла и, пройдя через комнату, взял ее халат. Швырнул ей на постель.
— Вставай. Мы скоро уезжаем.
— Тебе доставляет удовольствие мною командовать, заставлять делать все, что ты хочешь? Упиваешься своей властью?
Я преодолел между нами расстояние и сел на край ее постели. Резко привлек ее к себе за затылок, всматриваясь в слегка испуганные глаза.
— Я получаю удовольствие от того, что ты рядом, малыш. От того, что ты жива, я слышу твой голос, чувствую, как ты дышишь со мной одним воздухом. И ничто больше с этим не сравнится.
Она оторопела от моих слов, а я зарылся в ее волосы еще глубже, лаская пальцами затылок и видя, как сползает одеяло с ее груди. Увижу, как просвечивают через щелк ее соски, и кончу в штаны на хер. Но Даша вдруг сильно дернулась и отшатнулась от меня назад, прикрываясь до самого подбородка. Я тут же встал с кровати, и всего передернуло от титанического усилия перебороть сумасшедшее наваждение.
— Давай собирайся. Поедем с тобой прогуляемся.
— Поиграем в мужа и жену?
— Ну почему поиграем, мы и есть муж и жена.
— И как долго это будет продолжаться? Вот эта игра, этот спектакль, который доставляет удовольствие одному тебе.
Ударила с такой силой, что я прокусил щеку до крови и почувствовал стальной привкус во рту. Отрезвляющий и приводящий в чувство. Вот она твоя реальность, Макс — она ненавидит тебя. Она мечтает от тебя сбежать. Хрена с два. От меня только на тот свет.
— Пока я этого хочу.
Со всей дури хлопнул дверью и не удержался — ударил несколько раз кулаком по стене с такой силой, что разбил костяшки пальцев. За дверью послышался грохот посуды. Вышвырнула принесенный мною завтрак.
Она заставила меня ждать больше часа. Намеренно растягивала время. Глупая — я мог бы прождать ее до самой смерти и не сойти с места. Но я больше всего на свете ненавидел ждать и, естественно, когда моя жена спустилась по лестнице, я ошпарил ее взглядом полным ярости и… чтоб эту маленькую сучку… похоти. Все, во что она одевалась, сводило меня с ума и будоражило мое воображение. Каждая тряпка на ее теле превращалась в дико сексуальный соблазн. Даже намеренно скромный брючный костюм, обтянувший ее ноги и бедра, заставил меня сжать руки в кулаки и мысленно выматериться, и заодно взмолиться дьяволу, чтоб у меня не встал на ее задницу прямо сейчас. Мастурбация уже не спасала, напряжение скопилось в мозгах и требовало разрядки.
— Я бы выехал из дома даже ночью. У меня нет проблем подождать, пока мне это интересно.
Я отвез ее в приют для животных проведать Демона, и пока она плакала от счастья, что он выжил, я ходил взад и вперед вдоль вольера и старался на нее не смотреть. Потому что мне было больно. Меня накрывало этой бл*дской безысходностью и бессилием, потому что я уже не знал, как мне к ней подойти, что сказать и что сделать, чтоб ее взгляд изменился, чтоб он стал ненадолго другим… таким, как раньше. Потому что я уже на стены хотел лезть без ее любви… я не мог жить без ее заботы и тоски по мне. Я хотел видеть свое отражение в ее глазах и знать, что, когда я приползу к ней весь разодранный в клочья, она соберет меня по пылинкам… но той женщины, что любила меня так самоотверженно, больше не было. Была вот эта. Похожая на нее, и все же не она. Словно я разговариваю со снятой копией. С каким-то близнецом.
— Можно мы заберем их к нам домой? Демона и Молли?
Медленно развернулся к ней и… сказал:
— Да.
Потому что у нее на ресницах дрожали слезы, потому что она кусала губы, и я видел, что совершенно не рассчитывала на это "да". Но я сказал его не поэтому. Совсем не поэтому. Я не выносил ее слезы. Ненавидел, когда она плачет.
— Правда?
— Да. Мы можем их забрать.
Всю обратную дорогу она сидела на заднем сиденье и тискала собак, а я в очередной раз мечтал стать хотя бы собачьим ухом, чтоб меня потрепали. Я уже молчу о том, чтоб мне целовали морду и причитали, какой я милый и какой мокрый у меня нос. Украдкой наблюдал за ней… и все же это она. Со своей безграничной и какой-то абсурдной для этого мира добротой. С радостью, от которой словно взрывной волной заражает все вокруг.
Потом я уехал. На гребаных два дня, которые казались мне бесконечными. Звонил туда каждый час и проверял камеры наблюдения. В доме знали, что выпускать мою жену в мое отсутствие из дома нельзя даже с охраной.
Да, жестокий приказ, да, я понимал, что перегибаю. Но я не хотел ее потерять. Я трусливо боялся, что, если она уйдет — я не смогу ее вернуть обратно даже насильно. И я готов был держать ее под замком. Конченый и больной ублюдок. Я понимал, что так нельзя и что это нас совершенно не сближает, но ничего не мог с собой поделать.
Я знал, что она мечется в доме, как запертая в клетке птичка, бьется о нее, рыдает в своей комнате после отказа охраны выпустить ее за пределы дома. Мне повезло или не повезло только в одном — она одинаково не доверяла никому из нас… и когда мой брат позвонил ей, чтоб спросить — как она, моя гипернапуганная козлами из спецслужб жена ответила, что ей здесь даже лучше, чем в доме Графа. Не знаю, поверил он ей или нет, но в данный момент Андрей уехал на Ближний Восток улаживать наши с ним дела и заодно узнать, кто роет под нас яму, кто именно крышует переправщиков стволов через наши каналы. Кому на руку крах империи Вороновых. Оказывается, мы завалили далеко не всех наших врагов, и Ахмед — это ерунда по сравнению с теми, кто за ним стоял. Я сам вернулся из поездки спустя два дня. Едва успел принять душ, как услышал стук в дверь, а потом она за кем-то захлопнулась. Я решил, что это кто-то из обслуги. А когда вышел из ванной комнаты, замер на пороге, увидев ЕЕ в своей спальне. Светло-голубые глаза расширены, смотрит на меня, словно шокированная или… я даже не знал, что именно выражают ее глаза. Точнее, я не думал, что там может появиться вот этот странный и такой мозговыносящий блеск. Перевела взгляд на мой торс и ниже. Увидел, как она сглотнула и провела кончиком языка по пересохшим губам. Меня тут же шандарахнуло током во все тысячу вольт. Потому что ей нравилось то, что она видит… она никогда не умела скрывать свои эмоции, и сейчас точно знал, что она шокирована.