— Уходи, — прокричала и приоткрыла глаза, — убирайся, не прикасайся ко мне больше никогда.
Он не ожидал, и его руки разжались, и я чуть не упала, хватаясь за подоконник и натягивая платье, лихорадочно пытаясь его застегнуть и, конечно же, безуспешно.
— Что за истерика? Чего ты стыдишься?
— Всего, — выпалила уже не сдерживая слез. — Всего стыжусь. Рядом с тобой.
— Это просто этап привыкания. Я твой муж, я видел тебя всю. Я трогал тебя везде. Я трахал тебя везде.
— Это было в прошлом. Сейчас я этого не хочу. Мой разум не хочет тебя. Мое сердце не хочет. Душа не хочет. А тело… да, это просто насилие. Похоть. Ты пробуждаешь во мне похоть, как и в любой самке, которую совращаешь. Ты лжешь и мне, и себе. Потому что я не хочу тебя. Потому что мою душу тебе не совратить никогда.
Наверное, это было слишком, потому что Максим отшатнулся и сильно побледнел. Словно я ударила его в солнечное сплетение, и ему перекрыло кислород… или мне кажется? Я уже ополоумела рядом с ним. Но я не могла замолчать, меня все еще трясло отголосками унизительного экстаза. И я несла какую-то эмоциональную ерунду, рыдая в истерике и презрении к себе.
— Ты хочешь от меня этого? Вот так, как сейчас? Голый секс? Это тебе нужно? Так и скажи — я раздвину ноги и дам тебе, лишь бы знать, что отпустишь рано или поздно. Но ты хочешь большего. Нету большего у меня для тебя. Я не счастлива здесь. Мне плохо рядом с тобой. Меня давит и душит, когда ты близко.
— Заткнись, — рявкнул так громко, что у меня заложило уши.
Не замахнулся, но дернулся в мою сторону, и я замолчала, глядя в миг потемневшие глаза.
— Я все понял.
И вдруг схватил меня за горло и впечатал в стекло. Неожиданно подняв и усадив на подоконник болезненным рывком, заставившим закашляться и втянуть судорожно воздух. Глаза уже не горели голодом, они сжигали меня адской яростью.
— Пусть так. Пусть это будет только твое тело. Мне насрать на твою душу, к дьяволу ее. И сердце к такой-то матери. Потому что его там, наверное, уже давно нет. Но я был первым и буду последним, кто тебя трахал. Запомни это хорошо раз и навсегда. Никто к тебе больше не прикоснется, даже если ты мне надоешь. Никуда я тебя не отпущу — разве что на тот свет. Из моего дома ты уйдешь только в гробу, Дарина.
Я задыхалась от его хватки и пыталась разжать его пальцы, но это было бесполезно. И мне стало по-настоящему страшно — на меня смотрели глаза психопата, невменяемый взгляд, дикий. Ни одного сомнения в серьезности сказанных им жутких слов у меня не возникло.
— Значит, вот так ты удерживал меня рядом с собой — под страхом смерти?
Прохрипела ему в лицо.
— Ты готова была умереть, лишь бы не оказаться вне досягаемости моего дыхания… и судя по всему, ты таки умерла. Та ты. Ее больше нет. Но я настолько одержим тобой, малыш, что я согласен даже на суррогат. Согласен, дьявол тебя раздери, Даринааа.
Прислонился лбом к моему лбу и разжал пальцы.
— Поехали домой. Вечеринка окончена.
ГЛАВА 17. Дарина
Человек всегда становится пленником своей собственной мечты, а не чужой.
После того, что произошло в клубе, Максим со мной не разговаривал, он снова исчез или делал все, чтобы не пересекаться со мной. А у меня все внутри перевернулось, я уже не могла думать о нас с ним спокойно. Он ворвался в мое лично пространство и спалил его дотла, разнес на кусочки и показал, что моя дистанция не значит ровным счетом ничего. Я могу сколько угодно его презирать, делать вид, что между нами ничего нет, но мы не чужие, и мое тело помнит каждое его прикосновение. Помнит до такой степени, что я сама себя не узнавала, ту самку, в которую он меня превратил всего лишь за один вечер. И как прежде уже не будет, я не могу сказать, что между нами ничего нет… есть, еще как есть. Какая-то невидимая и стальная проволока, на которой я вишу, как на поводке, или рыбацкий ржавый крюк, я насадилась на него и уже не могу вырваться.
Всю ночь я потом рассматривала свое обручальное кольцо, надевала и снимала, крутила в пальцах. Такое потертое изнутри, я, видно, его не снимала. И самое странное, что мне его не хватало. Словно я привыкла к нему, и теперь, когда оно вернулось на место, мне стало комфортно. Я даже поймала себя на том, что непроизвольно прокручиваю его вокруг пальца, уверена, я и раньше делала то же самое. Как же все сложно, как же все запутанно. Ведь не может человек настолько притворяться, и я не могла… если я, и правда, любила его. А он? Он меня любил? Моя голова болела и раскалывалась на части от всех этих мыслей. От всех слов, что Максим говорил мне… разве человек может так лгать? Меня начали одолевать сомнения… первые. Очень зыбкие. Я сама боялась каждой такой мысли, меня пугало, что я могу ошибиться, и он причинит мне боль… я почему-то каким-то десятым чувством знала, что Макс Воронов умеет делать больно настолько профессионально, что я могу не оправиться от болевого шока. Ведь любить такого человекам безумно страшно. И меня тянет к нему, тянет как магнитом, как будто вот тот самый крюк дергается кверху и вырывает меня из моего привычного мира.
А ведь я его узнала. Мое тело. Оно откликнулось на ласку так дико и безудержно, как бывает только с тем, кому уже не раз удавалось заставить его трепетать и содрогаться от наслаждения и… оно голодало по нему. Какое-то темное во мне устремилось к нему с первобытной яростной жаждой. Я отреагировала на него, как завязавший наркоман, много лет пребывающий в ремиссии и вдруг впрыснувший себе дозу героина. Нет, не так, просто увидевший эту дозу, и мозг мгновенно воспроизвел тот кайф, который наркотик способен подарить. И это уже не поддается контролю — это кровопролитная война с подсознанием, и я заведомо ей проигрываю.
Значит, вот он мой первый мужчина… вот, с кем я потеряла девственность и испытала свое первое наслаждение. Было ли мне хорошо с ним? Я была уверена, что мне не было хорошо. Нет. Что вы. С этим дьяволом я парила в космосе и поджаривалась на самых адских углях разврата. И, да, он не лгал, я, конечно же, кричала под ним. Для него. С ним. Оглушительно громко. Я была одержима им… верно сказала Лекса. И никуда эта одержимость не делась, ее отголоски я чувствую даже сейчас. Она живет в подкорке моего мозга. Мучительно жестокая. Острая и невыносимая зависимость от этого человека. Мне нужно поговорить об этом с кем-то. Ведь мне не запрещено звонить. Верно? Это же не может причинить мне вреда? Я хочу поговорить с Фаиной. Андрей говорил, что мы с ней были очень близки, и что я многое могу спросить у нее… Близки… Я усмехнулась сама себе — тогда почему она до сих пор не приехала ко мне? Или мой муж изолировал меня от семьи?
Она точно знает. И она просто обязана сказать мне правду. Если он такой монстр и чудовище, то как я могла любить его? И любила ли я? Мне требовались ответы. Немедленно. Как воздух. И я ждала, когда представится случай попросить позвонить у Максима, так как смартфона я лишилась, а с домашнего телефона выход был через код, который мне никто, естественно, не называл. Пару дней я самоуверенно считала, что он придет ко мне, потом поняла, что нет… что в этот раз мой муж решил избегать моего общества. По причине, известной только ему одному. Как назло. Словно знал, что сейчас я хотела бы его видеть.
Более того, я знала, что Максим дома, знала, что принимает у себя посетителей, выезжает и возвращается, но ко мне не заходит. Это было странно. По крайней мере, после его маниакального преследования первые несколько дней.
На третий день я исследовала все то, что еще не успела до этого, а на четвертый уже нагло разгуливала по дому и даже сидела в библиотеке. Пару раз засунула нос в его кабинет. Никто за мной не следил. Слуги мелькали рядом как тени, не смея заговорить. Охрана… я их почти не чувствовала. На пятый день мне стало до невыносимости скучно, и я, наконец-то, поняла, что Макс не придет. Я сказала нечто такое, что обидело его или задело, очень сильно. Настолько, что он решил на время оставить меня в покое. И… я почему-то не испытала по этому поводу былого триумфа. Конечно же, потому что хотела получить от него разрешение встретиться с Фаиной… по крайней мере я себя в этом убеждала. А сама ждала по вечерам, когда он приедет домой, и выглядывала в окно, чтобы увидеть, как взбежал ловко по ступеням парадного входа, как поднимается по лестнице и проходит мимо моей комнаты… уже не останавливаясь у двери. А иногда и разговаривая с кем-то по телефону.