– Пенальти? Нет уж, лучше давай как есть, каждый о своем, – и я потянулась, снова зевнула, а потом встала, подошла к Игорю и обхватила его сзади за шею. Через секунду я уже сидела у него на коленях и подставляла губы для поцелуя. До неправдоподобия мирный вечер усыплял бдительность и создавал иллюзию того, что «все не так уж плохо на сегодняшний день». Мы целовались в кухне, компьютер работал, «Динамо» проиграло, и я было подумала, что с сюрпризами на сегодня все. Игорь переключил канал на новости, я пошла делать нам чай. На всякий случай выпила все же одну таблетку, чтобы наверняка уснуть. Бессонница страшна еще и тем, что, когда ее боишься, вообще невозможно уснуть. Нужно мне все-таки продолжить ходить на тренировки. После них я всегда засыпала как убитая.

– Фая… – тихо позвал меня Игорь. Я стояла спиной к телевизору, когда ровный голос ведущей сообщил:

– Прямо из Дамаска, с места недавнего теракта репортаж нашей журналистской группы Юрия Молчанова. Юрий?

– Да, Елена, спасибо. Итак, сегодня нам удалось добраться до места трагедии…


Я замерла и с силой сжала ручку беспроводного электрического чайника. Я заставила себя не оборачиваться и никак не реагировать. Я повторяла себе – просто дыши.


– Это ведь он, да? – тихо спросил Игорь. – Это тот самый Юрий Молчанов.


Я отставила чайник в сторону. Спать захотелось неимоверно.

Глава 8

Лекарство от всех страхов всегда внутри нас. А иногда в аптеке

Это был он. Тот самый Юра Молчанов. Я не могла вспомнить, когда говорила Малдеру, как его зовут, я вообще старалась не только не упоминать призраков моего темного прошлого, но и не помнить о них. Я жила, делая вид, что в моей жизни не было ничего, кроме мамы, Лизы, Вовки, каких-то подруг, поездок на дачу и сбора урожая по осени. Юра Молчанов? Какой Юра? Не было такого. Один морок.


Юра стоял на переднем плане и держал в руках микрофон, за его спиной что-то горело. Таким я его и помнила: Юра всегда лез туда, откуда все предпочитали убежать. Некоторые выбирают, кем им стать, некоторые долго ищут призвание, кому-то просто не задают этого вопроса – отдают в какой-нибудь вуз, и дело с концом. Юра был журналистом от бога, если можно так сказать. Там, где есть какая-нибудь баррикада, танк или что-то полыхает, то около обязательно стоит Юра Молчанов с микрофоном в руке.


– Он что, картавит? – удивленно спросил Игорь, и я вздрогнула так, словно Апрель случайно ткнул в меня швейной иглой. Юра не картавил, чуть комкал слова, словно пытался сказать их быстрее, чем это было физически возможно, и часто одно слово наступало на пятки другому. Но дело было, конечно, не в том, что Игорь обидел моего бывшего любовника – да он и не хотел обижать, просто спросил со свойственным только ему холодным, почти профессиональным интересом, не картавит ли человек. И если да, то как его в журналисты-то взяли? Но меня «заморозил» сам факт того, что мы стоим на чистой, безликой кухне моего «знатока душ» и говорим о Юре Молчанове. Это было личное. Да, я вдруг с ужасом поняла, что не готова разделить воспоминания о нем с кем-то, даже с Игорем.


Значит ли это, что со мной что-то не так?


– Нет, не картавит, – ответила я, глядя куда-то в пустоту за окном. – Я пойду спать.

– Теперь ты решила спать, – усмехнулся Игорь.

Я выпрямила спину, как делают люди, напряженные в ожидании удара, но больше он ничего не сказал. Тогда я развернулась и пошла в комнату. Я слышала, что новости продолжались, телевизор говорил, но голос Юры уже исчез, вместо него ведущая радостно сообщала последние подробности жизни недавно рожденных в каком-то зоопарке редких выдр. Мне захотелось одеться и уйти, позвонить с улицы сестре, поговорить с ней – не важно, о чем. Например, о том, что со мной что-то не так. Я до сих пор не могу смотреть на Юру Молчанова, хотя могу с уверенностью сказать, что не люблю его больше. В этом чувстве есть нечто другое: непостижимая преданность прошлому, которое хоть и было самым болезненным событием из всех, но оно же единственное, имевшее хоть какой-то смысл.

– Ты серьезно? – услышала вдруг я. Мои глаза были закрыты, а руки сложены на груди – только свечку вставляй. Я плохо умею притворяться, что сплю. Игорь стоял в дверях, я чувствовала его взгляд, но продолжала делать вид, что сплю, надеясь, что дешевый трюк прокатит.

– Нет, ты что, правда хочешь, чтобы я просто забыл все это и лег спать?


Не прокатило.


– Что забыл? – пробормотала я, открывая глаза. Кажется, снотворная таблетка, принесенная Апрелем, начала действовать. Говорить было сложно, я словно плавала в густом масле. Самое время устроить разборку.

– Что ты, интересно, почувствовала, когда увидела его?

– Кого? – Да, вопрос был глупым. Но я просто не знала, что говорить.

– Юрия Молчанова, журналиста с круглым лицом, как у хомяка.

– Не понимаю, зачем нужно его оскорблять, – я села на кровати и враждебно скрестила руки на груди. – У него нормальное лицо. И вообще, не всем же быть такими, как ты. Знаешь, в этой ДНК-лотерее не всем достались главные призы. Не стоит презирать людей только потому, что у них круглые лица. Эти лица тоже могут принадлежать интересным, сильным, неординарным личностям.

– Так что же ты почувствовала, увидев этого неординарного человека с лицом хомяка? – зло повторил Игорь. Он так и стоял, опираясь на дверной косяк, не в комнате, а на пороге, словно решая, стоит ли заходить.

– Не понимаю, почему я должна тебе об этом говорить? Ты что, ревнуешь? Ревнуешь меня к моему прошлому? Ну что ж, ты о нем хотя бы знаешь. Я же о тебе вообще не знаю почти ничего. Ты болеешь за лажовую футбольную команду.

– Она не лажовая. Что это вообще за слово такое – лажовая?

– От слова лажа, – едко пояснила я. – Тебе что, претит, когда в разговоре употребляют слова, которых нет в словаре Даля? Может быть, ты еще и ударения будешь у меня поправлять? Торты, торты!

– Сколько вы были вместе? – спросил Игорь, предпочтя проигнорировать мой странный филологический наезд.

– Сколько у тебя было до меня женщин? – Я ответила на вопрос весьма неприятным вопросом. – Где твоя семья? Почему ты такой красивый, умный, спокойный, аккуратный – и со мной оказался? Что-то с тобой должно быть не так, раз ты выбрал меня.

– Ты считаешь? Что-то со мной не так? Интересный список достоинств ты набросала – красивый, умный, спокойный и аккуратный? Аккуратный? АККУРАТНЫЙ? – Игорь зашел в комнату, повинуясь какому-то порыву, взял стул, повернул его, поставил перед кроватью спинкой вперед и сел на него верхом.

– А кто тебе сказал, что я говорила о достоинствах? – фыркнула я.

– Значит, это недостатки? Красивый, умный, спокойный. Недостатки?

– Да! Недостатки, конечно. Ты откуда такой взялся? Почему тревожишь меня, зачем порождаешь все эти надежды? Я все жду, когда ты начнешь меня бить или пить по ночам. Или окажешься маньяком, что вполне возможно.

– Подожди, дай угадаю – потому что все маньяки очень аккуратные, да?

– Именно, – согласилась я. – И профессия твоя. Ты разбираешь людей на составные части. В один тазик кладешь их страхи, в другой – мечты. В третьем тазике отмачиваешь, отбеливаешь их прошлое. Подкармливаешь им самооценку. Да ты даже хуже гинеколога.

– Что?

– Да! Тот, по крайней мере, не лезет ко мне в душу, – фыркнула я. Сна не было ни в одном глазу, но и нормальным мое состояние нельзя было назвать.

– Я, конечно, с самого начала знал, что ты недолюбливаешь психологов, но не до такой же степени. Назвать меня аккуратным! Это просто ни в какие ворота! – Он возмущался, причем не в шутку, а на полном серьезе. – Что думали мои родители, когда воспитывали меня! Как могли не понимать, какое чудовище растят!

– Самое интересное, неизвестно, есть ли они у тебя вообще – родители.

– Да ты что? Ты и в этом сомневаешься? И как же, по-твоему, я появился на свет? Порождение сатаны? Пришел напрямую из ада?

– Между прочим, ты никогда «Омен» не читал?

– Значит, все-таки я сын сатаны. Лестно, очень лестно.

– Судя по красоте…

– Ты его любишь, – вдруг тихо прошептал Игорь и отвернулся, словно не хотел, чтобы я видела его лицо в этот момент. Потом он встал со своего коня-стула, подошел к окну, отодвинул занавеску, словно вдруг решил проверить, как там его вишневый «Опель» – на парковке, забитой машинами в три ряда. Он так часто делал, я видела, я разгадала этот жест. На всякий случай проверить машину. Нормальный человеческий порыв.